Замуж за «аристократа»

– Увы. Я гораздо мягче. И потом, она карьеристка. Ничем, кроме работы, не интересуется.

– Но она вроде бы давно нигде не снималась, – с сомнением сказала Камилла, – и на тусовках ее не видно. А мой знакомый режиссер сказал, что ее теперь никуда не зовут. Что век Лавровой кончился.

– О, поверьте, это ненадолго. Просто она в отпуске. Вы знаете, она скучнейшая особа. У нее даже джинсов ни одних нет.

– А при чем тут джинсы? – Егор подозрительно на нее посмотрел.

«Наверное, он думает, что я тоже пьяная, – решила Катя, – такая же, как его подружка!»

– Ну как же. Мне, например, не о чем поговорить с человеком, у которого даже джинсов нет.

– У меня есть, – на всякий случай сообщила Камилла. – А расскажите что-нибудь еще про свою сестру.

– Боюсь, мне уже пора. Да и что еще говорить? Она строит из себя какую-то леди. Ест с ножом и вилкой даже сосиски. То есть нет, сосисок она вообще не ест. Манерная, просто кошмар… Ну ладно, было приятно с вами повидаться.

– Подождите, Катя, я вас провожу. – Егор поднялся со стула вслед за ней.

А Камилла заметила:

– Наверное, вы ей просто завидуете, вот и говорите гадости. Ваша сестра такая красавица, к тому же была звездой.

– Это кто еще кому завидует, – весело парировала Катя, – мне кажется, что она – мне.

Они вышли из забитого людьми прокуренного зала. Катя думала, что возле охранников Егор захочет попрощаться, но он последовал за нею на улицу, в сад Эрмитаж. Катя зябко закуталась в свою дубленку и не сразу заметила, что на Егоре только легкая рубашка – яркая, в крупных красных маках.

– Замерзнешь ведь…

– Я? Я не мерзну… Катя. И зачем вы все это Камилке наговорили?

– В общем… просто пошутила. По-дурацки вышло, да? – растерялась она.

– Да нет, смешно, – Егор даже не улыбнулся, – она теперь от меня не отстанет. Будет выпытывать, откуда я вас знаю. И знаю ли ту, другую.

– Другой больше нет, – улыбнулась Катя. – Можешь ей так и сказать. Скажи, что актриса Лаврова умерла. Есть теперь просто Катя.

Ей стало неловко. Прохожие (в основном это была спешащая в клуб молодежь) с любопытством на них поглядывали: растрепанная женщина в дубленке и молоденький мальчик с татуировкой на лбу. Катя все время ловила себя на мысли, что ее взгляд возвращается к этой татуировке. Что на ней изображено? Какой-то круг, а внутри – схемы.

– Это солнечный календарь ацтеков, – подсказал Егор. – Я сделал эту татуировку, когда мне было шестнадцать. Екатерина Павловна… Катя…

– Да? – встрепенулась она.

– Тогда так неловко вышло… Наверное, мне стоило бы объяснить…

– Ты о чем? Ах, об этом! – с нарочитой небрежностью махнула рукой она. – Не стоит беспокоиться, я давно забыла. Вы меня извините, не знаю, что на меня и нашло.

– Катя, я его сын.

– Что? – Она давно успела пожалеть, что выбралась в клуб.

– Я его сын, и поэтому мы так похожи. Вы приняли меня за него, и это не случайно. – Он слегка попятился, и Катя, которой внезапно стало жарко, поняла, что он опять собирается уйти. Как тогда.

– Постой!

– А татуировка – это чтобы сделать сходство менее заметным. Извините, меня ждет Камилла. – Егор прятал глаза. – Она пьяна, и я за нее беспокоюсь. Я просто хотел, чтобы вы знали!

Через несколько месяцев в Шуриной жизни произошло значительное событие. На одном из приемов (кажется, это было открытие нового кинотеатра) ее представили импозантному блондину, одетому в стиле ретро. На нем был светло-серый костюм-тройка с удлиненным сюртуком. Он выглядел ожившей иллюстрацией к роману о русской интеллигенции конца девятнадцатого века – тонкие черты лица, густые пшеничные брови, сдержанный румянец.

– Граф Шульгин, – скромно представился он, мягко пожимая кончики Шуриных пальцев.

«Разве в наше время бывают русские графы?» – подумала Шура, но озвучивать свой вопрос постеснялась.

У него были мягкие руки и пронзительно-голубые глаза, которые изучали Шуру с таким пристальным вниманием, словно она уже сто лет была в федеральном розыске и вот наконец нашлась.

Шурочка уже собиралась по привычке весело представиться: «Шура!», широко при этом улыбнувшись, но словно какая-то неведомая сила приказала ей остаться серьезной, выдержать небольшую паузу и, слегка понизив голос, произнести:

– Александра Савенич. Художница.

Видимо, графу ее светская холодность понравилась. Во всяком случае, он немедленно предложил ей мороженого, и Шура, трогательно смутившись, согласилась.

– Тогда никуда не уходите, – улыбнулся Шульгин. – Вы какое предпочитаете? Малиновое, шоколадное? Или, может быть, фисташковое?

Он говорил все это, а сам смотрел на Шурины губы. И, подкрепленные таким нескромным взглядом, его слова теряли свой будничный смысл. Его интонации были такими, словно они беседовали о чем-то интимном.

«Вы какой секс предпочитаете? Оральный, анальный? Или, может быть, тривиальный? – не к месту подумалось Шуре, и она нервно хохотнула. – Господи, какая же я все-таки испорченная!»

– Мне все равно, – сказала она, а когда он развернулся, зачем-то с отчаянием крикнула ему в спину: – А вообще-то ванильное! Ванильное я люблю. Слышите?

Стоило симпатичному блондину отойти на несколько метров, как возле Шуры неожиданно нарисовалась Дианка. Похоже, дела ее пошли на лад: на манекенщице было вязаное платье из последней коллекции «Йоджи Ямамото»; Щура мысленно констатировала, что одно это платье стоит больше, чем весь ее гардероб. Диана была пьяна, но сносно держалась на ногах.

– Привет, подруга. Признавайся, откуда ты его знаешь? – Дианкины глаза подозрительно блестели – не то от шампанского, не то от жажды сплетен.

– Кого?

– Дурой не прикидывайся. Эрика Шульгина, кого же еще?

– Ах этого… Его зовут Эрик? Это как – Эдуард, что ли?

– Эрнест. – Диана скривилась, словно имя «Эрнест» казалось ей верхом неблагозвучия.

– Да я его и не знаю совсем, – пожала плечами Шура, – только что познакомились. Он предложил мороженого, я согласилась.

– Тогда мой тебе совет. Вцепись в него мертвой хваткой, подруга, и не отпускай, пока не придете в загс.

– Спятила? Мы знакомы три минуты, а ты уже нас поженила.

– Такой шанс выпадает один раз в жизни. – Диана покачнулась, но устояла на ногах. – Наверное, мне не надо больше пить.

– Тебе не надо было больше пить четыре бокала назад. Алкоголичка! – беззлобно выругалась Шура. – Пойдем, провожу тебя в туалет. А то натрескалась и несешь сама не знаешь что.

– Не знаю, что несу? – Дианкины глаза опасно сузились. – Да ты сама не знаешь, кто этот Эрнест! А говоришь…