Замуж за Чернокнижника

зеркало. Ночь прошла спокойно, и я, наконец, выспалась. Ничего себе! Кольцо и ловец

снов-то работают!

Почти приплясывая от радости, начала собираться на работу. Молоко оказалось свежим, хлопья хрустящими, а лучи солнца, проникающие в мою кухню, особенно ласковыми и

тёплыми. А жизнь-то налаживается!

Буду верить, что самое страшное позади. Миронов наверняка за ночь всё обдумал и

смирился. Хотелось надеяться, что и колдовской геморрой тоже всё осознал и отстал от

меня.

Я выскользнула из автобуса. До работы остался квартал. Я шла по тротуару, планируя свой

рабочий день, как услышала заливистую трель сотового телефона. Интересно, кому я

понадобилась в такую рань. Незнакомый номер ситуацию не прояснил, поэтому, недолго

думая, нажала кнопку ответа.

— Слушаю, — произнесла я, услышав знакомое сопение. Н-да. Никогда не думала, что

сопение может быть таким индивидуальным. — Никита Васильевич.

— Я польщён. Меня узнали, — весело, но как-то слишком пьяно произнёс Миронов. —

Решил, что ночи тебе хватило, чтобы обдумать моё предложение.

— Не хватило, — буркнула я.

— Это не важно. Ты поможешь мне?

— Никита Васильевич!

— Да или нет? Давай, быстренько вспоминай нашу встречу вчера и отвечай.

— Нет.

— Ну смотри, — отрывисто бросил индюк, — кикимора...

Хорошо, ещё раз разъясню. Особо одарённым, пьяным и хамоватым випам.

— Я вам вчера ответила, что не пой... — и в трубке раздались короткие гудки сброса, не

давшие мне договорить ещё вчера озвученную ему фразу.

Привет, кикимора! Я смотрела на своё отражение в потухшем экране смартфона. Но губки

у тебя всё равно красивые. Иди уже на работу. Как-нибудь переживём это досадное

недоразумение. Улыбнулась себе, отчётливо понимая, что осадок остался. В виде угроз

вчера в мой адрес. Хочется думать, что говорил он гадости, скорее, от безысходной злости.

Вон, следователям, прокурорам и судьям тоже иногда угрожают. И ничего. Выполняют

свою работу.

Я расправила плечи и быстро добежала до банка, чтобы десятью минутами позже

расположиться в кресле с чашечкой кофе, погрузившись в новые документы. Но на то наш

банк и двор проходной, чтобы меня прервали на самом интересном и ответственном месте.

В кабинет вошла Усачёва. Злая Усачёва определялась по змеиной улыбке, которая не

просто украшала её лицо, но делала его незабываемым для многих клиентов. Не дай Бог

им было попасть в такой день к ней на консультацию. Они сразу чувствовали себя ей

обязанными, чем Светка регулярно и пользовалась. Под настроение. Так, она уже дважды

починила за сущие копейки свою машину и имела в наличии неограниченную систему

скидок в одном парфюмерном магазине.

— Привет, Юлёк!

— Привет. Что случилось?

Подруга уселась на край моего стола, подвинув попой несколько папок ближе к моему

компьютеру и сказала:

— Вадим!

— Что Вадим?

К слову, Вадим был её нынешним любовником. Четверговым. Она ездила к нему по

четвергам по негласной договорённости. Её это, будто, устраивало.

— Козёл он лохматый, Вадим, — мрачно пробубнила коллега, нахмурив брови. —

Метросексуал недоделанный! Ну ничего. Патлов теперь у него поубавится.

— В смысле?

Я смотрела на Усачёву и понимала, что моя гордая рыжая подруга что-то опять натворила.

— Вчера выхожу я из ванной, — она выдохнула обиженно, — и слышу, как он в коридоре

выгоняет из дома какую-то бабу.

— Что значит выгоняет бабу?

— То и значит! Говорит ей полушёпотом: «И-и-ирочка, — и она характерно визгливо

протянула имя, — я сегодня не один, приходи завтра. И муж твой на работе будет»...

— Соседка, наверно, пришла?

— Конечно, соседка. Видела её, лахудру...

— Может, за солью приходила? — и чего меня прёт быть адвокатом какого-то там Вадика?

— Да-а, за солью... Я из-за угла выглянула в коридор, а он её за жопу жамкает и в шею

целует. Представляешь?

— Н-да, — я не знала, чем помочь Усачёвой, чтобы поддержать её. Понятно, почему

настроение испорчено. — Расстроилась?

Пусть я буду капитан Очевидность, но вопрос не помешает.

— Не-а, — вдруг огорошила меня коллега и коварно улыбнулась.

— Что?

— А то! Вернулась я в ванную. Достала его маску от выпадения волос и выгребла в

канализацию.

— Зачем?

— А затем, чтобы туда средство для депиляции залить своё. Новое. Купила удачно для

себя этим вечером. — И, декламируя аннотацию, зачитала. — «Чистая и гладкая кожа за

три минуты».

Я чувствовала, как подкатывают к горлу толчки, готовые разорваться приступом

истерического смеха.

— А потом?

— Потом? Потом я взяла своё в последний раз и по-английски исчезла. Из его жизни

навсегда. Пусть идёт к своей соседке!

Я не выдержала и рассмеялась, с восхищением глядя на подругу.

— Звонил?

— Да. Представляешь? Десять пропущенных. Но я с плешивыми как-то не очень.

Понимаешь, да? — И она посмотрела на меня, словно ища поддержки.

— Понимаю, — я ещё смеялась. — Конфеты хочешь?

— Шоколадные?

— Да. Специально принесла для тебя, — соврала я, протягивая ей коробку.

Умасленная и раздобревшая Усачёва покинула мой кабинет, а я снова углубилась в работу.

Жёстко она с ним. Вот бы коню ламборджинскому такое устроить, пришла шальная

мысль, заставив вспомнить Кассия. Стоит ли говорить, что эта мысль была спешным

образом задвинута очередным ворохом бумажек?

Ближе к обеду трель внутреннего телефона подсказала, что вызывает начальник. Надеюсь, не на ковёр. Заглянула в кабинет и увидела шефа, нервно выбивающего дробь по столу

пальцами. Интересно.

— Да, Геннадий Петрович? Вызывали?

— Заходите, Юлия Андреевна, — интонация шефа не сулила ничего хорошего.