Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
Шрифт:
– И для каждого человека ад так же хорош?
– Для каждого.
– В таком случае на что похож рай?
– Рай бесконечно лучше этого. Однако попасть туда крайне трудно, мистер Галлатин. Почти невозможно.
– Но человек выигрывает в обоих случаях: ад прекрасен, рай еще лучше.
– Это не должно иметь значения для вас, пока вы живы. В этой жизни у вас есть гораздо более важная цель, чем посмертный комфорт.
– И в чем состоит эта цель жизни?
Люди за столом, похоже, забыли обо мне и вернулись к своим приятым занятиям. Некоторые из них теперь пели. Черный парень играл «Coconut Grove», хит Lovin’ Spoonful. Другие уплетали жирные куриные ножки, стейки и куски яблочного пирога. Больше всего я сейчас хотел быть с ними.
– Слушайте внимательно, Галлатин! Хватит пускать слюни из-за гамбургеров. Я говорю о жизненно важных вещах. Люди живут для того, чтобы выполнять свою работу. Их предназначение – по мере своих возможностей способствовать прогрессу и расширять человеческий кругозор. Цилиндр является тому подтверждением. А после смерти люди попадают сюда – если они не справились со своей задачей – или в рай, если им это удалось. Но стоит им заранее узнать об этом, все изменится. Лишь очень немногие станут упорно работать, или мечтать, или любить от всего сердца. Потому что, как бы они ни прожили свою жизнь, их ждет такой вот милый конец. До сих пор прогресс человечества был медленным, но непрерывным. Но теперь Сатана пытается это нарушить. Заявляя, что в аду уже не осталось места, он начал чем дальше, тем больше перемещать мертвых обратно на землю. При этом переселенцам обещают, что это лишь временная мера. А их обитание на земле стараются сделать как можно более удобным, позволяя им выбрать обстановку по своему вкусу. Бог не может обсуждать данную тему с Сатаной, притом что она далеко не нова. Процесс переселения идет уже давно, не первый век, однако раньше Бог не обращал на него внимания, поскольку немногочисленные переселенцы из ада воспринимались живыми как сумасшедшие и попросту игнорировались. Но теперь процесс быстро набирает обороты.
– Почему? Почему это происходит?
– Потому что человечество перестало принимать всерьез идею Проклятия. Человек уже не считает себя обреченным на вечные муки из-за чего-то сделанного либо не сделанного на этой земле. Чувство вины утратило актуальность. В прошлом люди очень боялись того, что ждет их после смерти, и сочиняли самые жуткие сценарии адских страданий. Как следствие, все эти вещи и происходили с ними после смерти. Они приносили в ад свои наихудшие кошмары, тем самым себя на них же и обрекая. Но этому пришел конец. Современный обыватель не думает об адском пламени, сере и раскаленных сковородах – все это превратилось в старомодные страшилки, тогда как рай стал наивной детской мечтой.
– Выходит, проживая жизнь в свое удовольствие, мы попутно обеспечиваем себе еще более приятное бытие после смерти?
– Совершенно верно. И Сатану это приводит в бешенство. Пока в аду преобладали страдания и муки, он был вполне удовлетворен. Но в последние десятилетия, когда люди начала создавать свои варианты ада на основе личного прижизненного опыта, преисподняя все больше напоминает модный курорт. Сатана не желает с этим мириться. Вот почему он изменил правила. Теперь он отправляет мертвецов на землю толпами. Нетрудно догадаться, как это повлияет на здешний расклад.
– Почему Бог ему не помешает?
– Потому что Бог хочет, чтобы это сделали мы. Это часть возложенной на нас миссии.
– Но как мы сможем остановить самого дьявола?
– Мы должны придумать план. Или множество планов, один из которых в конечном счете сработает. Понятно, что не всякий план окажется эффективным…
– Очнись, Билл, тебя что, на веревке тащить к столу? Тут есть и твой любимый картофельный салат, в самую меру приправленный хреном. – Отец вдруг обнаружился стоящим прямо передо мной; на лице его была та самая добрая улыбка, при виде которой в детстве хотелось забраться на отцовские колени и не слезать с них никогда-никогда.
– Пап, а что с мамой? Она здесь?
Он снова расплылся в улыбке и указал большим пальцем через плечо. Из ресторана выходила моя мама. Вопль изумления поднялся из легких к горлу, но я в последний миг сдержался и не выпустил его наружу. Мама выглядела как в славные старые времена, прежде чем рак иссушил ее тело. Знакомое
платье в красно-белую полоску и грива черных вьющихся волос. Что особенно радовало, она вновь была пухленькой – «приятно округлой», как она это называла. Ничего общего с безволосой костлявой женщиной, которая однажды отвернулась к стене больничной палаты и больше уже не поворачивалась лицом к этому миру, предпочтя исчезнуть в пучине болезни.В руках она держала торт со взбитыми сливками – бледно-розовый по краям и с глазурью из темного шоколада сверху. Мой любимый торт. Она всегда пекла его по особым случаям. В последний раз я пробовал его в день своей свадьбы. Рэй списала у мамы рецепт, но на практике ни разу не добилась такого же результата. У всех матерей есть хотя бы одно фирменное блюдо, которое невозможно скопировать, и в случае моей мамы это был торт со взбитыми сливками.
Она подошла к столу и поставила торт перед пустым стулом. Потом разложила рядом приборы. Я понял, что это место приготовлено для меня. Она как бы говорила: «Давай же, подходи и садись, нарезай свой торт. Расскажи отцу и мне, как ты жил после нашего ухода. Расскажи о Рэй, которая нам всегда нравилась. Расскажи о своей работе и о том, как проводишь свободное время. Потому что мы любим тебя и хотим знать о тебе все. Много ли людей на этой земле хотят знать о тебе все? Много ли…»
– Они мертвы, мистер Галлатин.
Я захлопал глазами, поочередно глядя на родителей. Я был в каком-то трансе. Моя мама, мой папа, мамин торт, это место…
– Они мертвы, а у вас есть дела в мире живых.
Слова Светачадо ударили меня как обухом по голове. Чуть мозги не вынесли. Я не хотел их слышать; я не хотел расставаться со своими дорогими родителями только потому, что они были мертвы.
– Что тебе от меня нужно? Это мои родители! Я не видел их уже… Разве не могу я пять минут пообщаться с родителями?
– Ты ищешь повод, чтобы остаться. И чем дольше ты здесь пробудешь, тем больше поводов найдется. Это затягивает. Очень соблазнительно. Но все здесь взято из твоей жизни, Галлатин, из твоей жизни, понимаешь? Все приятные воспоминания, которые тебе удалось накопить. Все, чем порадовала тебя жизнь. Этот мир был к тебе добр. Ты не считаешь, что должен ему чем-то отплатить?
В ярости я повернулся на его голос, забыв о предупреждении. И когда я увидел его воочию, когда я увидел, что он собой представляет, я не смог удержаться от крика. Потому что он сказал правду – он был всем тем, что я не хотел бы знать о самом себе. У него не было конкретной формы и размеров. Невозможно было понять, человек это, или какой-то монстр, или сам дьявол, или еще что-нибудь. Он был сразу всеми вещами, которые ты пытаешься забыть, или скрыть, или оспорить, или оправдать, или отгородить от себя миллионом барьеров – лишь бы не признавать, что это ты и есть, что это часть твоей сущности.
Но затем случилось нечто удивительное, и я даже не знаю, моя ли в том заслуга. Я отвернулся. Я сумел оторвать взгляд от мистера Светачадо и вновь посмотрел на застолье, на своих родителей, на все то, что делало мою жизнь огромной и прекрасной, а не маленькой и паршивой. Я видел добрых людей, отличное угощение, колеблемую ветерком свежую листву; я чувствовал запах весны и вкусной еды, запах жизни… Но я остался в здравом уме даже после того, как лицезрел этого Светачадо; и теперь я знал, что в свой смертный час вновь обрету все эти желанные вещи. Я был ему благодарен. И признавал его правоту: увы, я должен был до поры отказаться от «адского блаженства», вернуться в свой мир и постараться сохранить его таким, каким он всегда был для каждого из нас.
– Сынок? – раздался зовущий отцовский голос.
Я закрыл глаза:
– Ладно, мистер Светачадо, я все понял. Верните меня на землю.
И тотчас нечто влажное и теплое лизнуло мою кисть. На сей раз я не стал открывать глаза. Меня легонько потянули за руку, направляя влево. Я вслепую преодолел несколько ступенек, доверяясь ведущему, зная, что это Сайрус. Должно быть, в этом заключался глубокий смысл: если твой разум отправил тебя в странствие, только твоя душа сможет найти обратную дорогу.