Замужем за облаком. Полное собрание рассказов

Теперь это были его товарищи по команде, которые во всем опережали его. Они стрелами врезались в тренировочные манекены. А когда он рухнул на поле, ощутив чудовищное колотье в боку, они только ухмыльнулись.

К счастью, занятия вел Руммельхардт, преподаватель латыни и греческого, занявшийся футболом лишь потому, что всем учителям нужно было заниматься с учениками каким-то видом спорта. На каждую тренировку он приводил своего маленького колли Ореста. Увидев, как Льюис отстает, он лишь повторял что-то вроде:

– О, только шевелись, Кент! Не будь таким олухом.

Потом в раздевалке товарищи по команде, принимая душ, смотрели на него со смесью жалости и отвращения. Они знали, как низко стоят в школьной иерархии. Некоторые не могли поверить, что кто-то может быть хуже них. Только Дуг Праути, известный в школе своим ростом (пять футов), подошел и спросил Кента, не хочет ли тот зайти к нему посмотреть старые номера журнала «Железнодорожное моделирование».

Пока он медленно одевался, пришла школьная сборная – эти уставшие красавцы смеялись. И снова он мгновенно узнал их лица, особенно Грея Харриса.

В свои восемнадцать Харрис был так совершенен, что становилось страшно. Он занимался столькими вещами, что люди замирали в недоуменном восхищении. Он блистал по всем предметам, отличался приветливостью и красотой и был прекрасным спортсменом. Все, чего он касался, превращалось в золото, и главное – это не стоило ему никаких усилий. От сияния его всесторонности оставалось лишь пятиться, прикрыв рукой глаза.

Харрис прошел вдоль шкафчиков и положил свой помятый шлем на деревянную скамейку между ними. Следя за ним краем глаза, Льюис вспомнил, как завидовал этому парню много лет назад. К его удивлению, Харрис повернулся к нему и тихо заговорил:

– Послушай, Кент, о тебе нынче много говорят. Знаешь, что я имею в виду? – Он нагнулся, чтобы развязать шнурок. – Ко мне после урока подошел Холлер и попросил поговорить с тобой. Ты можешь вытворять что хочешь, это не мое дело. Кроме одного: еще одна провинность, и тебя исключат из команды, так? Это означает, что нам не повезет на дискуссиях. Мы оба знаем, что вся эта учеба – сплошное дерьмо, и если бы у меня хватило духу или дури, я бы прогуливал больше твоего. Но дело не в этом. В дискуссиях ты у нас лучший. Мы ни за что на свете не выйдем в финал, если тебя с нами не будет, понял?

Льюис посмотрел на Харриса и кивнул. Его очень тронули эти слова. Он им нужен! Грей Харрис в самом деле сказал, что он нужен ему и остальной команде!

Харрис тепло улыбнулся:

– Ну как? Ты еще побудешь немножко пай-мальчиком? Чудесно! Большое спасибо, старик. Это здорово. – И он снова принялся расшнуровывать щитки.

Через мгновение магия Харриса рассеялась, и Льюис удивился своему чувству вины за то, что подведет дискуссионную команду.

– Это сумасшествие!

Харрис посмотрел на него и ангельски улыбнулся.

– Что – сумасшествие?

– Ты! Все это! Мне наплевать на эту дискуссионную команду! Мне тридцать два года! – Он вскочил и бросился к двери.

Это зашло слишком далеко. Сон чересчур затянул его и вытеснил реальность. Конечно, каким бы длинным сон ни был, когда-нибудь он должен кончиться, но этот не подавал никаких признаков, что закончится скоро. И все больше захватывал его в свои медвежьи объятия. Нужно что-то делать, и поскорее.

– Ал-ло? – послышался голос его дочери, знакомый и реальный.

Кент стоял в телефонной будке в буфете и смотрел на стену, за миллион лет всю исписанную учениками.

– Привет, детка, это папа! Это папа, детка!

– Привет, па-па. Мама, это па-па.

Громкий стук в трубке дал ему новую точку опоры в этом мире: он понял, что дочка уронила трубку на стол, за что он всегда ее бранил. Но теперь от этого оглушительного звука его сердце и надежды расправили крылья.

– Льюис? Привет, милый. Как там в школе?

– Пег! Пег, это я!

– Я знаю, дорогой. Неужели ты думаешь, я не узнала твой голос, дурачок?

Он было рассмеялся вместе с ней. Пока не осознал, что она спросила – «как там в школе?».

– Пег, ты знаешь?

– Знаю? Что знаю? Как твоя контрольная по дифференциальному исчислению?

По всему его телу начали взрываться ледяные бомбочки страха.

– Пег, я снова в школе! Они думают, что мне восемнадцать лет!

– Льюис, милый, я так устала! Малышка сегодня всерьез приболела, и у меня просто нет сил. Ты к концу недели приедешь домой или нет? Тебя отпустят на выходные?

Он ничего не сказал.

– Льюис, ты ничего не отвечаешь? – Ее голос стал жестким и холодным, как скала зимой. – Ты завалил дифференциальное исчисление?

Осторожно вешая трубку, он еще услышал, как она повторила вопрос, очень громко и резко. Он прислонился к стене кабинки и снова посмотрел на слова, жестоко, навсегда выдолбленные в стене перед ним. Шмальц, Пауэлл, Грациозо. Имена в конце журнала выпускников. Вице-президенты банков. Исследователи. Неудачники. Добившиеся успеха. Большие шишки и мелюзга. Он даже узнал имена тех, кто, по его сведениям, уже умер.

Звонок, постоянно терроризировавший его в этой новой жизни, вывел Льюиса из задумчивости и предупредил, что пора идти в помещение для вечерних занятий. Он пойдет в библиотеку. Старшеклассники имеют такую привилегию. Даже проштрафившиеся. Он пойдет в библиотеку, будет смотреть журналы и ужасаться. В конце концов, когда мир будет в дюйме от того, чтобы захлопнуться над ним, он вернется к книжным полкам и начнет подыскивать для команды книги к дискуссии на тему «Смертная казнь – шаг вперед или шаг назад?».

Усталый Ангел

Вы меня не знаете, но узнаете – скоро. Если хотите, чтобы я представился, дайте мне час. Или меньше, если читаете быстро. Мне кажется, вы читаете быстро. Вы читаете быстро, потому что вы серьезная женщина. Вы встаете, чтобы вручную переключать телеканалы (хотя у вас есть для этого специальный пультик), знаете, где у вас в письменном столе лежат ножницы и все прочее. Каждое утро – свежее белье. Позвольте угадать – белое? И может быть, пара дорогого соблазнительного черного в ящике – для особых случаев? Угадал? Держу пари, да.