Занавес приподнят
Шрифт:
— Чтобы англичане могли его рано или поздно конфисковать? — крикнул Штерн. — Этого вы хотите?
— Мне остается либо пожать плечами, либо ответить вашими же словами, а именно: надо быть полным идиотом, чтобы так несерьезно мыслить и настолько плохо консервировать оружие… — спокойно парировал Майкл. — Изыщите более надежный способ хранения! Оружие пригодится. Складывающаяся во Франции обстановка заставляет думать о многом…
— При чем тут Франция! — вскрикнул Штерн. — Людей и оружие мы получаем не от нее, а от ее противника!.. На чьей стороне мы должны быть!
— Верно, —
Штерн взорвался:
— Это мы скот?!
— С точки зрения заправил Германии, бесспорно, — сдержанно ответил Майкл. — При первом удобном случае они с удовольствием отправят нас на бойню…
— Врете! — истерически закричал Штерн. — Басни эти можете рассказывать сколько угодно у себя в Америке. Здесь почти целый час зачитывали заверения доктора Геббельса! А вы что? Глухим притворяетесь?!
Майкл перебил:
— Все эти заверения — блеф!
— А пулеметы? — выходя из себя, уже орал Штерн. — А карабины? Пистолеты? Мины, патроны, взрывчатка?! Это что? Тоже блеф? А то, что на Корфу отправляют транспорт за транспортом с холуцами? А разве многие из этих, кто уже находится здесь, прибыли сюда не благодаря Германии?!
— Посмотрите лучше, что благодаря Германии творится с нашими братьями и сестрами в Польше! — слегка повысив голос, произнес Майкл.
— А что происходит в Польше, что?! — перебил Майкла Штерн.
— Льется кровь наших людей… Все еврейское население, независимо от пола и возраста, звания и социального положения, загнано немцами в гетто!
— И что гетто?
— Как так «и что гетто»? Есть сведения, что Гитлер намерен разрешить «еврейскую проблему» крайне жестоко. И если он пока воздерживается от выполнения своих намерений, то потому только, что опасается неблагоприятной для себя реакции в Штатах!
— Вы так полагаете? — недоверчиво спросил седой представитель из Вашингтона.
— Не только я, но и люди гораздо компетентнее нас с вами так считают… Оттого наш президент и собирается поставить вопрос о приеме полумиллиона или миллиона еврейских беженцев.
— И вы, его помощник по вопросам оказания содействия жертвам нацизма, ездили с этой целью в Германию? — настороженно спросил седовласый. — Правильно я вас помял, Майкл?
— Правильно.
— Так я и знал! — с горечью воскликнул эмиссар. — Президенту нужно заработать дополнительный политический капитал. Ему не терпится заполучить голоса наших евреев на выборах и всякое такое… Понятно!
— Прежде всего мы хотим спасти людей! — энергично парировал Майкл. — Что, по-вашему, лучше: подвергать риску миллион ни в чем не повинных людей или вывезти их в Америку?
— Да! Представьте себе, лучше! — завопил Штерн. — Из пятисот тысяч немецких евреев уже эмигрировало из Германии около четырехсот тысяч! А сколько прибыло сюда! Еле-еле набирается пятьдесят тысяч!.. Причем их мы вырвали с помощью вот этих самых нацистов, которых вы здесь поносите! Но это всего десять процентов… Капля в море! А куда, позвольте спросить вас, девались остальные? Ваша Америка
их проглотила, чтоб вы горели с ней вместе!— Вы не хотите вникнуть, Майкл, в существо всей трагедии, — примирительным голосом сказал его седовласый коллега. — Ведь европейский еврей второй раз на протяжении своей трудной жизни не решится пересечь океан, чтобы поселиться на землях своих праотцев, если даже предположить, что в Америке, куда вы его вывезете, ему будет тяжко. Мы с вами прекрасно знаем истинное положение в Америке: будет этот несчастный эмигрант скитаться и мыкаться из одного штата в другой, ремесленничать или торговать, браться то за одно дело, то за другое и изо дня в день проклинать вас и себя, но на новое путешествие уже не решится. Только бы его не трогали! А мы, сионисты, обязаны раз и навсегда восстановить наше государство, и мы не восстановим его до тех пор, пока в Палестине не будет создан численный перевес евреев над арабами!
— Меня удивляет, — с горечью ответил Майкл, — что все вы здесь, как я вижу, не понимаете, насколько необходимо срочно, безотлагательно спасать наших людей от нависшей над ними угрозы гибели, а уж потом думать о численном соотношении евреев и арабов и о создании государства!
— Вы изменяете идеалам нации, Майкл! — воскликнул Симон Соломонзон. — Это непростительно!..
— По-вашему, спасение людей от гибели — измена, а по-моему, это элементарная человечность, не говоря уж о том, что речь идет о людях нашей национальности!
— Вы не защитник еврейского народа, — кричал Штерн, — а его последний предатель! И ваше место на виселице!
— Не угрожайте… — хладнокровно ответил Майкл. — Поберегите лучше свою горячую голову, пока она окончательно вас не подвела…
— Мне угрожать, предатель?! — раздался дикий вопль Штерна, а вслед за этим последовал грохот упавшего стула и топот ног, затем послышались возгласы:
— Штерн!
— Майкл!..
— Хавэр Штерн, останови…
Прогремел выстрел, второй…
Нуци, вскочивший к тому времени со стула, теперь резко открыл дверь. Через его плечо Хаим увидел стоявшего с пистолетом в руке Давида Кноха, а рядом с ним — корчившегося на полу человека в сером костюме. Хаим сразу узнал в нем того самого элегантного рыжеватого мужчину, с которым вечером на сборище обнимались и целовались посланец «еврейского агентства для Палестины», Симон Соломонзон и Штерн. Хаим заметил, что у Штерна с подбородка капает кровь.
В кабинете воцарилась на несколько секунд абсолютная тишина, и тогда все услышали, как стонущий на полу Майкл шептал:
— Фашисты-ы-ы… Убийцы-ы…
Раздался выстрел. Хаим ясно увидел пистолет в руке Штерна.
Нуци повернулся к побледневшему от испуга Хаиму и велел ему немедленно сойти вниз, в холл, и ждать его там.
Как пьяный, спустился Хаим по крутой винтовой лестнице, пробежал через темный коридор, не понимая, что происходит в кабинете хозяина — Соломонзона. Но не успел он отдышаться, как следом примчался Нуци Ионас.
— За углом аптека. Слышишь, Хаим? Около гимназии Бальфура… Знаешь, где это?