Занимательная зоология

До; поры, до времени они живут на одном месте и ни о каких путешествиях не помышляют. Но вдруг зверьки начинают усиленно размножаться, самка приносит детей уже не один раз в сезон, а два, а то и три раза, растет количество малышей в семье. Тогда обычно робкие зверьки становятся «храбрецами» и отправляются в далекий путь. Путешествие они начинают поодиночке, но удобные дороги есть не везде, и в долинах между гор, на перешейках среди озер, у переправ через реки тропинки сходятся, и дальше пеструшки идут уже сомкнутыми колоннами. Они форсируют горные хребты, переплывают реки и даже входят в города. Добравшись до моря, они бросаются в волны и плывут, плывут, пока не утонут. Большинство отважных путешественников гибнет, и лишь немногие остаются в живых и заселяют новые угодья.

Массовые путешествия предпринимают иногда и белки. Они, как лемминги, начинают путь поодиночке, но постепенно миллионы зверьков собираются вместе и движутся широким фронтом. Их не останавливают ни большие города, ни безлесные пространства, ни широкие водные просторы. Попав в город, белки бегут по улицам, прыгают с забора на забор, с крыши на крышу. Подойдя к таким широким рекам, как Обь, Енисей, Амур, они бесстрашно бросаются в воду и, конечно, массами гибнут. Известен случай, когда белки пытались на Дальнем Востоке переплыть Татарский пролив.

Подобные миграции совершают и более крупные животные. Южноафриканские антилопы — горные скакуны — иногда ни с того, ни с сего вдруг собираются в тысячные стада и, покинув великолепные пастбища, уходят в выжженные солнцем пустыни, где и гибнут от голода. Идут они настолько плотными шеренгами, что, если даже сам «царь зверей» лев попадет в середину стада, ему не удается спастись, несмотря на самые отчаянные попытки.

Чем объяснить такие неистовые миграции?

Большинство ученых считают, что главную роль играет массовое размножение и связанная с ним нехватка корма и убежищ. Некоторые же ученые полагают, что пища здесь ни при чем. Ведь покидают же, говорят они, антилопы — горные скакуны — обжитые пастбища с сочной травой и уходят в пустыни? А саранча? Ее нашествия тоже не связаны с поисками пищи. Кто прав, сказать трудно, пока еще мы не располагаем достаточными данными.

Среди морских млекопитающих тоже много путешественников. Настоящие «бродяги» — усатые киты. Они то снуют туда и сюда в поисках корма, то предпринимают далекие странствия от экватора чуть ли не до самых полюсов. О том, что киты совершают огромные переходы, знали давно. Еще в XVIII веке в дальневосточных морях убивали китов с заросшими в их теле гарпунами голландской работы; загарпуненных в Перу добывали у Лабрадора, а раненных в японских водах встречали у побережья Чили. В желудке одного кита нашли жестяную коробку из-под зубного порошка с фамилией матроса. По надписи установили, что моряк выбросил жестянку в Антарктике у Полярного круга, а убили кита через десять месяцев у берегов Австралии. За это время он проплыл около 10 000 километров.

Однако на основании таких случайных находок нельзя было составить ясного представления о «китовых тропах». Для изучения миграции китов начиная с 1924 года стали метить. В них из ружей выстреливали особыми пулями-метками. Вначале пули делали из алюминия, а потом из нержавеющей стали и обрабатывали во избежание заражения ими китов пенициллиновой мазью. Всего к 1960 году помечено более 10 000 китов.

Изучение возвратившихся меток показало, что киты летом пасутся в холодных и умеренно-холодных водах. Здесь в это время бурно развивается планктон, и для китов всегда готов накрытый стол. Осенью вода делается совсем холодной, рачки перестают размножаться, а уцелевшие спускаются на большие глубины, где китам их уже не достать. Тогда киты, нагулявшие за лето жир, плывут на юг и в теплых водах вблизи экватора приносят детенышей. Но, судя по меткам, киты не пересекают экватор, и стада арктических и антарктических китов никогда не смешиваются. Все же ученые не считают это бесспорным, ведь случалось добывать в северном полушарии китов, на коже которых была водная растительность, типичная для южного полушария, и наоборот.

Так или иначе киты нашего полушария регулярно кочуют весной на север, а осенью на юг. Какой смысл таких путешествий? Смысл большой. Что бы произошло, если бы кит остался зимовать в Арктике? Корма зимой там почти нет, холодно, и для поддержания определенной температуры тела надо расходовать уйму жира. Да и китятам вредна холодная вода. В теплых морях корма тоже не много, но теплоотдача много меньше, и жир расходуется экономнее, его вполне хватает, чтобы перезимовать и совершить весной путь в отменные северные столовые.

В Антарктике усатые киты иногда проплывают много километров, чтобы найти небольшие полыньи среди льдов; в них они живут по месяцу и больше.

Предполагают, что в полыньях киты принимают «водные процедуры». Как известно, в морях и океанах подводные части кораблей обрастают, на них поселяются моллюски, ракообразные, водоросли, а на китах, кроме того, различные паразиты. Они увеличивают вес животного, тормозят его движение и беспокоят хозяина. В пресной воде, образующейся из тающих льдов, все эти «нахлебники» гибнут, а киты чувствуют себя в ней не хуже, чем в океанской.

Интересно, что, путешествуя, киты из года в год посещают одни и те же бухты, проливы и прочие участки морей. Как они находят дорогу в океане, пока не ясно, этим сейчас занимаются ученые.

Другие морские млекопитающие — моржи, тюлени, котики — тоже кочуют. Большую часть года они рыскают небольшими группами в знакомых участках океана, разыскивая рыбу, моллюсков, водоросли. Но как только наступает пора размножения, они массами собираются на одних и тех же лежбищах, чтобы принести детенышей и вновь уплыть в просторы океана.

Есть заправские путешественники среди летучих мышей. Их пищу в умеренных широтах составляют насекомые. Зимой такой пищи там нет, и летучие мыши засыпают, подвесившись к потолку в какой-нибудь прохладной пещере, либо улетают на юг. С помощью кольцевания удалось установить, что рыжие вечерницы из Литвы летят на зимовку в окрестности Дрездена, то есть пролетают около 750 километров. Нетопырь, окольцованный летом 1958 года в Воронежском заповеднике, был пойман осенью того же года в Турции около Стамбула. В этом случае путешественник пролетел 1750 километров. Но рекордсмены, по-видимому, все же некоторые североамериканские летучие мыши: они осенью прилетают на Бермудские острова, а до них надо лететь только над морем более 1000 километров.

Среди птиц «домоседов» можно пересчитать по пальцам. В северных и умеренных широтах, пожалуй, только домовый воробей стопроцентный «домосед». Всю свою жизнь и зимой и летом он проводит вблизи от того дома, под крышей которого он вывелся. Сороку, синицу, снегиря уже нельзя назвать настоящими «домоседами». Зимой они собираются около населенных пунктов, а летом рассеиваются по окрестным лесам. Глухарь, рябчик, дятел регулярно кочуют, правда, в пределах очень небольшой территории. Глухаря летом и осенью скорее всего можно встретить около ягодников, сначала на черничниках, потом на брусничниках и наконец на клюквенных болотах.

Зимой глухарь кормится хвоей, и его надо искать в сосняках. Тетерев весь год тоже живет почти оседло, но если не уродилась на березах сережка, его основной зимний корм, то он может перекочевать на значительные расстояния. Еще дальше летят из тундры белые куропатки; когда выпадают глубокие снега и до ягод не докопаться, они перелетают к окраине лесов и питаются побегами ивы. Вслед за белыми куропатками отлетают из тундры хищники — полярная сова, мохноногий канюк, им тоже нечем кормиться зимой в безжизненной тундре.