Заноза для хирурга
Шрифт:
– Аня, ему сейчас сделают экстренную коронарографию. Если увидим существенное сужение артерий…
– Скорее всего, инфаркт миокарда, – выговариваю с трудом, понукая мозг работать. – Что ты будешь делать?
– Это зависит от ситуации. Высока вероятность, что внутрисосудистые манипуляции будут слишком опасны, – видно, что хирург анализирует положение дел, пытаясь прийти к решению.
– Шунтирование? – сглатываю.
Возраст у Германа критический для операции на открытом сердце.
– Да, возможно. Сейчас будем наблюдать в динамике, потом надо будет собрать консилиум, – кивает Никита и смотрит на меня
– Всё нормально, – отвечаю тихо. – Я справлюсь, всё нормально.
Он обнимает меня, я на секунду прижимаюсь лбом к его плечу.
– Мы справимся, хорошо? – говорит мне тихо. – Вместе.
Киваю и, зажмурившись на мгновение, отстраняюсь.
– Я сейчас поднимусь.
Провожаю взглядом мужчину и, обернувшись, вдруг ловлю на себе злобный взгляд. Возле выхода из приёмного стоит Маргарита. Видела, значит, как он меня обнимал. Ну и чёрт с ней!
Разворачиваюсь и иду к лестнице.
На коронарографии выявляется поражение ствола артерии, лабораторные данные подтверждают наличие острого инфаркта миокарда, и консилиум принимает решение выполнить экстренное шунтирование. Операцию будут проводить на бьющемся сердце, без использования искусственного кровообращения – с аппаратом процесс длится дольше, и риски слишком велики. Никита отводит меня к себе в кабинет.
– Аня, я не возьму тебя ассистентом на операцию, – говорит тихо.
Заторможенно киваю. Знаю, что не возьмёт. Нельзя. Герман стал мне уже не просто другом, а практически отцом…
– Я сделаю всё, что в моих силах, – хирург держит меня за плечи, смотрит прямо в глаза.
– Я знаю, – обхватываю его лицо руками, целую и тут же отпускаю.
Он идёт к двери, я окликаю его в последний момент.
– Никита…
– Да? – оборачивается.
– Я люблю тебя, – смотрю на него сквозь слёзы.
Закрываю глаза, позволяя солёным каплям скатиться по щекам, и в ту же секунду чувствую, как меня обнимают крепкие руки.
– Не плачь, пожалуйста, не могу смотреть, как ты плачешь, – прерывающийся шёпот, губы, снимающие слезинки со скул, с закрытых глаз. – Я тебя тоже люблю, ты слышишь? Очень люблю!
Мужчина прижимает меня к груди, покачивает, словно баюкая. Я делаю глубокий вдох и стараюсь взять себя в руки. Он не должен со мной возиться! Я справлюсь! И всё будет в порядке!
– Иди, – отодвигаюсь от него, вытираю глаза, мне даже удаётся улыбнуться.
– Только не подумай, что я жалуюсь, но давай в следующий раз ты скажешь, что любишь меня, без слёз, ладно?
Выдавливаю из себя смешок.
– Договорились, – слегка толкаю его руками в грудь. – Иди уже, а то сейчас опять разревусь.
– Не надо! – пугается Никита. – Ухожу!
Следующие два с лишним часа я не нахожу себе места. Надежда, устав смотреть на мои метания по коридору, просит меня помочь с инвентаризацией перевязочного материала. Соглашаюсь, потому что работать всё равно не могу, а механическое занятие чуть-чуть успокаивает нервы.
У меня не сразу получается осознать, что в кабинет старшей медсестры заходит уставший хирург. Понимаю это, только когда меня поднимают со стула и обнимают. Застываю и слышу:
– Операция прошла хорошо. Он в реанимации.
Никите приходится схватить меня крепче, потому что ноги подгибаются, я чуть не падаю от облегчения. Вцепляюсь
в мужчину и стою, прижавшись, не в силах ни говорить, ни думать.– Как ты? – спустя несколько минут всё-таки отлепляюсь от него, поднимаю взгляд на лицо.
– Честно говоря, вымотан до предела, – он устало трёт глаза, целует меня в лоб.
– Сколько будешь держать его на ИВЛ?
– Ближайшие сутки точно, потом по ситуации, – смотрит на меня сочувственно. – Пойдём, я отвезу тебя домой? Тебе тоже надо отдохнуть.
– А ты куда?
– И я... А, нет. У меня Беня не кормлен, – хмурится.
В ответ я только крепче к нему прижимаюсь. Не хочу сейчас расставаться. Но всё же мне стало легче. Герман сильный, раз операция прошла успешно, он справится!
– Аннушка, – слышу неуверенный голос, – переезжайте ко мне?
Поднимаю голову, смотрю на Никиту внимательно.
– Ты хочешь, чтобы мы с Дарси…
– Да, – он кивает. – Понимаю, квартира небольшая, я собирался решить этот вопрос позже, но… не хочу ждать. Хочу просыпаться рядом с тобой каждое утро, – склоняется и начинает меня целовать, не давая думать.
– Я… не знаю… – произношу через паузы, задыхаясь.
– Соглашайся, – он прижимается сильнее, руки спускаются ниже, сжимают, поглаживают. – Я буду готовить тебе завтраки, – улыбается. – Ну пожалуйста, соглашайся!
– Хорошо, – выдыхаю и вижу, как вспыхивают его глаза.
– Вот ты и попалась, – он с торжеством тянется к моим губам.
– Кхе-кхе, – раздаётся у двери, и я дёргаюсь, но меня никуда не отпускают.
– Не пора ли вам обоим? – на входе, подбоченившись, стоит Надежда. – А то устроили разврат, и где – в моём кабинете! Ладно вы, Никита Сергеевич, с вами всё ясно, но от вас, Анна Николаевна, я не ожидала!
– Чего это «со мной всё ясно»? – возмущается главный хирург, продолжая меня обнимать, а я прячу заалевшее лицо у него на груди, скашиваю глаза на Надю и вижу, что она широко улыбается.
– Ладно-ладно, – старшая медсестра машет рукой. – И правда, езжайте уже. Ночь на дворе.
Мы дружно решаем последовать совету. Никита берёт с меня клятвенное обещание, что я сегодня же начну собирать вещи. И я действительно начинаю.
С утра сообщают, что Соболевский в стабильном состоянии, ухудшения за ночь не было. Меня постепенно отпускает напряжение. А потом я чуть было не подскакиваю с места прямо на общей конференции, внезапно сообразив, что посреди катавасии последних недель совсем забыла, когда у меня подошли сроки противозачаточного укола.
Судорожно пытаюсь подсчитать, но ничего не выходит. Надо бы поднять свои записи, где-то я отмечала нужные даты... Вроде недели две назад нужно было сходить к врачу? Многовато. С одной стороны, я могла и не забеременеть, после такого типа уколов это не так просто. С другой – а чёрт его знает!
В конце концов решаю, что надо не валять дурака, а просто дойти до гинекологии. К счастью, удаётся сделать это сегодня же, ближе к концу рабочего дня.
– Ань, ну ты даёшь! – пожилая врач-гинеколог, к которой я хожу всю свою сознательную жизнь, смотрит на меня с весёлым скепсисом. – Ладно, я понимаю, молоденькие финтифлюшки, у которых ветер в голове! Сколько я таких навидалась, которые спустя пять дней после незащищённого полового акта прибегают за экстренной контрацепцией. Но ты-то!