Заноза Его Величества
Шрифт:
— Госпожа, — предлагает мне женщина свежую рубашку.
— Лучше бы ты мне на ноги что-нибудь дала, — тру я одной босой ступней о другую, усаживаясь на кровать в очередной белой хламиде. Ноги мигом замёрзли на каменном полу. — И как тебя, кстати, зовут?
— Фелисия, госпожа, — склоняет женщина голову в белоснежном чепце, похожем скорее на головной убор молочницы, а не центровой служанки. Она даёт короткое указание другой служанке, стоящей, видимо, ниже по их служебной лестнице, и девушка, которой оно адресовано, тут же уходит.
— А король скоро вернётся? — интересуюсь я как-бы невзначай.
Любопытно
— Да, собаки уже прибежали. Значит, Его Величество вот-вот будет.
— Вот и славно, — болтаю я ногами, сидя лицом к окну. Здесь и подожду законного супруга. А заодно и тапки.
И между делом осматриваю комнату.
Просторная. Квадратов двадцать. Нет, тридцать. Прикидываю я в метрах расстояние от стены до стены. Камин. Гобелены на каменных стенах. Короче, всё как полагается в приличных королевских замках. Массивная деревянная мебель тоже ничего. Мне такие нравятся: основательные стулья с прямыми резными спинками, большой стол. А балдахин над кроватью поддерживают витые стойки и навес в цвет тёмного дуба. Эпичненько.
От белья приятно пахнет свежестью. Полы чисто вымыты. А вот уже раздёрнутые шторы грязные. Ну, что, косяк, гражданочки служанки. И витражи в окнах пыльные. В углах паутина. Ощущение, что в этих покоях давно не жили. И комнату готовили впопыхах, явно не ожидая новую королеву.
Хорошо, что хоть не мне воевать с этой пылюкой.
Задрав повыше рубаху, я отползаю на четвереньках к изголовью. Тапок сегодня, похоже так и не будет. А муж-то хоть будет?
Может, позу какую принять поэффектнее? Хотя какая в этом рубище может быть поза? Утопленницы? Брёвнышка? Бери, пока тёпленькая?
Эх, бельишко бы кружевное. Чулочки на пояске. Хотя к такому телу, юному, свеженькому, без единой жиринки, всё лишнее. Хороша ты, Катька, только поди, как все юные девы, красоты своей и не осознавала. Комплексовала, сутулилась.
Невольно распрямляю плечи.
— Идите, девушки, идите! Не хрен тут стоять перешёптываться, — даю небрежную отмашку прислуге, про которую я и забыла, пока пялилась по сторонам.
Служанки поспешно удаляются. А в открытое окно вместе со свежим ветерком вновь врываются голоса, конский топот. И что-то так становится волнительно, что я постыдно ретируюсь под одеяло. Натягиваю его до самого подбородка и превращаюсь в слух.
— Все прочь! — командует Величество хорошо поставленным сочным баритоном у двери. Даёт ещё какие-то указания. Но я слышу только как сердечко бешено колотится в груди. Блин, волнуюсь, как первый раз, честное слово.
И ты посмотри какой горячий! С коня и сразу к молодой жене.
Дверь хлопает. Я выдыхаю.
Ну, здравствуй, мой полынный король!
Глава 3
Держите меня семеро! Только что не присвистываю я, глядя на супруга.
Это ж в какой такой лотерее мне так сказочно повезло? Этот Георгиус не просто хорош — шикарен. Мускулистый, подтянутый, с атласной загорелой кожей под распахнутой рубашкой. МужЫГ. Лет тридцати… пяти, с небольшим. Отмериваю щедро, чтобы не чувствовать себя совсем
уж старой рядом с ним. Глаза блестят как у кубинского революционера. Грудь вздымается. Тёмные волосы назад.— Как себя чувствуете, миледи? — бросает он быстрый взгляд на развешенную простыню. Да, да, протокол соблюдён, брак консумирован, а он первопроходчик хренов. — Мне сказали, вы отослали врача? Напрасно.
И что-то напрягает меня его бархатистый проникновенный баритон и это его «напрасно» без грамма сочувствия.
Его щетина словно стала гуще. Бёдра уже. Мощные руки — ещё красивее. Но он так равнодушно и по-деловому расшнуровывает ширинку, которая уже воинственно топорщится, что во мне растёт… не, не желание, возмущение. А приласкать жену? А поцеловать?
А ещё от него за километр разит конским потом.
— Стоять! — хватаюсь я за край одеяла, которое он уже тянет на себя. — А руки вымыть? С мылом.
Не указываю я уж напрямую, что именно ему следует продезинфицировать, прежде чем в меня совать.
— Потом вымою, — хмыкает он презрительно, и не думает тормозить. — Когда обедать пойду.
И схватив меня ручищей за лодыжку, подтягивает к краю кровати.
Я и пикнуть не успеваю, как он безжалостно втыкает в меня ту приличных размеров штуку, что он так и не помыл. И вот тут я вспоминаю и про доктора, и про маму дорогую, и про каналью. А к тому времени как он разряжает обойму, перебираю поимённо всех тысячу чертей.
Нет, тот красивый сон мне снился точно не о нём. А у несчастной Катарины ох и трудной выдалась первая брачная ночка.
— Мне нужен сын, — затихнув на пару секунд, он рывком поднимается и, наконец, оставляет в покое мои ноги. Равнодушно вытирает подолом моей же рубахи свой хрен. — Слышишь, козочка? Сын! Или я вышвырну тебя на улицу, женюсь на твоей младшей сестре и рано или поздно изведу весь ваш поганый род.
— Да пошёл ты! — усилием воли заставляю я себя не застонать, поворачиваясь на бок. — Сам козёл! — кричу ему вслед, но дверь за ним уже закрылась.
Что-то этот безумный сон совсем перестал мне нравиться.
Истерзанное девичье тело невыносимо болит от надругательства. На душе погано.
Ни слова доброго, сволочь, не сказал. Не обнял. Не пожалел. Взял тараном. Отдолбил. Ещё и сына ему подавай.
— Но ничего, падла, я с тобой ещё поквитаюсь! — бросаю вслед ему грязные ругательства. — Мудак!
— Госпожа, — склоняется надо мной Фелисия. — С вами все в порядке?
— Сколько лет моей сестре? — превозмогая боль, разворачиваюсь я на кровати.
— Которой? Асте? — смотрит служанка настороженно. — Пятнадцать.
— А сколько их у меня?
— Осталось три, миледи. Ещё Матильда. Ей двенадцать. Клариссе — десять. Аурелии было двадцать, когда она умерла в родах. Она была старше вас на четыре года. Вы ничего не помните, госпожа? — отчаянная тревога в её голосе.
— Нет, Фелисия, — вздыхая я тяжело. — Ни кто я. Ни что со мной произошло. Даже сколько мне лет. Ничегошеньки.
— Вам столько всего пришлось пережить, — она качает головой сочувствующе, но не удивляется. — Вы ещё в детстве умом немного тронулись. И сейчас вам чуть голову не отрубили. Не удивительно после такого лишиться рассудка.