Заноза Его Величества

«Дата (не поняла, но сегодня, утро). Опять постоял у двери покоев м.К. Поговорил с доктором. Поговорил с камеристкой. Уехал на охоту. Завтрак (прочерк). Подстрелил двух зайцев».

— Я дико извиняюсь, — отвлекаю я летописца, который явно про меня забыл и решил разлиновать свой гроссбух, отметив точками, где потребуются мои показания. Но и об этом он, похоже, тоже забыл, застыв с пером в руках. Зато я по точкам с удивлением узнаю, что ни много ни мало, а король ещё должен зайти ко мне после обеда и на ночь глядя. — А почему не написано, что он ел на обед? Хороший ли у него был стул? Не мягковатый ли?

— Простите, миледи, — как проснувшийся филин вздрагивает летописец и ставит в своих талмудах ещё одну кляксу. — Это записывает королевский лекарь. А какие приказы и в котором часу подписаны — работа писчего канцелярии. А вот если скажем…

— Вы бочку на него катите, то это уже в транспортный отдел. Ужас, сколько бюрократии, — возмущаюсь я и выхватываю взглядом нечто, что мне совсем не нравится.

На предыдущей странице между «зайцами» и «обедом», когда Катьки ещё и в помине не было во дворце, указана некая «м-ль М.А» Это что ещё за Мля? И судя по записям Его Неутомимость оприходовал гражданочку и накануне вечером. А на следующий день вот то самое, что летописец называет загадочными буквами «СИ» он сделал этой М.А. в… платок?

Всё! Ущипните меня. Я не верю. Просто в голове не укладывается, что несчастный король оставляет своё королевское семя не только по расписанию, но и в строго отведённых местах. И каждый миллилитр ценного биологического материала берётся на карандаш.

Пришёл. Увидел. СИ. Какие на хрен поцелуи, когда служанки чутко прислушиваются у дверей к каждому финальному рыку, ну или «писку», который издаёт не он. Ведь именно с их слов записано это «постоял у двери». Ну, Филя! Ну, шпиён!

Ры-ы-ы! Аж подбрасывает меня от возмущения. А трудовой договор с этой МА у него подписан? А отпуск? Выходные? Стирает ли она, скажем, этот свой платок?

— Любезнейший мистер Ля Поль, вы не могли бы оставить мне эту тетрадочку до вечера? — тяну я к себе фолиант. Судя по толщине, я почерпну из него немало сведений о Георге Не Знающем Усталости.

— Но это моя работа, — тянет он его в другую сторону.

— А моя работа — родить королю наследника. И я могу поспорить, кому из нас трудней!

Я бы, конечно, одержала победу, но зачем без нужды расстраивать старика.

— Впрочем, увидимся после ужина, — отпускаю я книгу. — Я ведь правильно поняла, что у нас обязательно должен быть повод встретиться? Ну, скажем, король подстрелит ещё парочку зайцев? — последний вопрос я задаю Фелисии, которая выпроваживает словно и забывшего, что он здесь делал, биографа.

— Это обычная процедура, — пожимает она плечами. — За каждым вступившим на престол монархом ведутся такие записи.

— Но зачем? — искренне не понимаю я.

— Для истории. А ещё если король плохо исполняет свой супружеский долг, то у него не будет оснований избавиться от своей жены, если она не понесёт.

— А плохо — это сколько? — снова выходим мы из комнаты Аурелии в коридор.

— Реже, чем раз в день, — вздыхает она сочувствующе.

— А почему же меня записали в этот график три раза в день? Что вообще за стахановские нормы?

— Как молодую жену. С ней Его Величество должен быть ненасытным. Да к тому же скоро отбывает по делам. Поэтому лекарь и приготовил специальный состав.

— И вот хорошо, что ты о нём заговорила, — показываю я на неё веером. А потом разглядываю это сложенное опахало. А удобная штука! На все случаи жизни. — По сколько же я должна его пить?

— Пару капель, миледи, на стакан воды, — показывает она, что я повернула не туда.

— То есть на полстакана одну каплю? — останавливаюсь. — А на сколько приёмов рассчитан весь флакон?

— В нём около пятидесяти капель.

«На ведро воды», — на глазок подсчитываю я. Боже, он там хоть жив после такой лошадиной дозы?

— А чем чревата передозировка?

— Если принять много, — каким-то чудом догадывается она, что именно имею я в виду, — то возможна сонливость, слабость.

— А если очень много?

— Расстройство живота, — пожимает она полными плечами. — Сильное.

«Сильное?! Ужас!» — срываюсь я с места, на бегу соображая, что же делать. Я, блин, сама прикажу казнить этого лекаря. Это ж надо догадаться снотворное со слабительным мешать. Надо срочно короля будить. Или уже поздно?

— Миледи, не туда! Там покои Его Величества! — кричит мне вслед Фелисия, потому что в этих бесконечных безликих коридорах я снова повернула не в ту сторону.

Чёртов топографический кретинизм. И проклятое любопытство. Открытая настежь дверь заставляет меня заглянуть, прежде чем развернуться.

Рабочий кабинет короля. Со стены снимают, видимо, для чистки гобелен, посреди которого красуется пятно. Чернильницей он в него что ли запустил? Или метил кому-нибудь в голову и промахнулся? «Только… это же…» — застываю я гипсовым месторождением.

На полотне, которое бережно освобождают от рамы, между парнем, одетым в чёрное, парнем в белом и чернильной кляксой изображена девочка лет десяти с ярко-рыжими волосами. И не просто нарисована — она словно сияет объёмной три-D картинкой, в отличие тусклых мужских фигур.

— Это же… — вовремя прикусываю я язык, чтобы не ляпнуть лишнего при Фелисии.

— Наши боги. Ог и Орт, — уже знакомым ромбом истово крестится она.

И мне, конечно, очень интересно послушать про их религию, но у меня сейчас крайне, крайне неотложные дела.

Глава 9

Аккуратно открываю дверь в спальню. Не знаю, чего я хочу больше: чтобы король уже ушёл, или чтобы он ещё спал.

Вариант, что он там сидит злой и поджидает меня с ремнём в руках я как-то не рассматриваю, и усиленно принюхиваюсь, чтобы не наткнуться на ещё большую неожиданность.

К счастью, оба эти варианта так и остались вариантами. В комнате меня встречают мечущийся под потолком Карл и всё ещё спящее как младенец Величество.

— Где ты ходишь? — едва не врезается в меня с налёта взволнованно шипящий фей.

— Эй, эй, потише, бомбардировщик, — таким же громким шёпотом отвечаю я, едва успевая отклониться. — У нас тут всё в порядке?

— Нет! — нервно выкрикивает он.

— Что? Уже? — прикрываюсь я ладошкой и кошусь на кровать, с трудом представляя, как же переть эту тушу в ванну. И с этого порхающего лягушонка толку мало. Надо будить засранца. Уже предвкушаю это фееричное пробуждение и его лицо.