Заноза Его Величества

Так дружно и весело мы и добыли с десяток светящихся фиолетовым луковиц. Припрятали их на конюшне, прежде чем вернуться в замок.

И Барт обещал лично уложить их согласно моей инструкции в плошку с влажной землёй и собственноручно отвезти в ледник мадам Тюсси и обо всём договориться.

Проветрившись и сделав пометку в календарике, что уже суббота, я уснула без задних ног, даже не справившись вернулось ли Его Самовольное Величество.

И удивление моё оказалось даже похлеще похмелья, когда он лично заявился с утра, ещё и с завтраком.

— С добрым утром! — как ни в чём ни бывало раздёргивает он шторы и, поморщившись, открывает окно. — Тебе надо меньше пить, — рассматривает пустую бутылку из-под абсента со скрученной бумажкой внутри.

«Ну надо же! Работает этот бутылочный телеграф!» — натягиваю я одеяло. Дует из окна как в вытрезвителе.

— Тебе ещё нельзя вставать, — хмуро слежу я за его бодрыми передвижениями. — Только не выкидывай бутылку! — и убедившись, что, многозначительно хмыкнув, он всё же ставит её назад на стол, тяну одеяло ещё выше, укрываясь с головой и не теряя надежды выспаться.

— Можно мне вставать и даже нужно, — садится король рядом на кровать. — Поедешь со мной?

— Куда? — немного поколебавшись, высовываю я любопытный нос.

— Обычно я называю это охота, но сегодня это просто прогулка по лесу.

— Надеюсь, не по Мёртвому?

— Наслышан о твоих подвигах, — встаёт он и подаёт мне руку, — но нет.

— Что ты делаешь? — замираю я, когда он перехватывает меня за талию и поднимает. — У тебя разойдутся швы!

— Не знаю, что за хлюпики тебе попадались в твоём мире, — зарывается он носом в ворот пижамы, — но у нас это даже за рану не считается. Так, царапина.

И не то, чтобы мне нечего ему ответить про то, как он чуть не отправился к праотцам из-за этой царапины, но он выглядит таким счастливым и безобидным этим утром, что мне просто не хочется портить такое начало дня ни упрёками, ни расспросами, ни выяснением отношений. Хоть есть мне о чём у него спросить. И что выяснить.

— Обязательно рядиться в ваши платья? — с тоской смотрю на брошенные джинсы.

— Одевайся как тебе будет удобно. Ты же со мной.

— То есть с тобой приличия соблюдать не обязательно? — начинаю я расстёгивать пижаму, но он и не собирается уходить.

— Со мной ты можешь делать всё, что угодно, — ведёт он пальцами по ключице, по оголённому плечу. — Но только со мной.

— Ты какой-то странный, Билли, — прищуриваюсь я, ожидая подвох. — У тебя пофигтрянка?

Но Его Невозмутимость подтягивает меня за шею и вдыхает запах волос. Прямо постанывая от удовольствия.

Блин, не зря я прихватила с собой этот шампунь! Надо намыть ему кучеря во всех местах. Пусть хоть весь обнюхается, с головы до хвоста, этот Рекс.

— И что там дальше? — отстраняется он и оценив мой непонимающий взгляд, уточняет: — Про Билли?

— А, это! — не сразу врубаюсь я о чём он. — «Это заразно?» — спрашивает Билли девочка. — «Не знаю. Пофиг вообще».

И застываю с глупой улыбкой на лице. Чёрт, явно пора заканчивать с дурацкими шуточками — он начинает их слушать.

— Смешно, — пожимает Гошик плечами. — Одевайся, я подожду тебя в комнате.

Переодевшись, я буквально на ходу отхлёбываю ячменного кофе, закусываю поджаренным хлебом и только оказавшись на улице понимаю, как на самом деле ещё рано.

Туман. Тума-а-ан. Туман.

«Вот они здесь все жаворонки-то, а!», — зеваю я, подсчитывая на ходу, что спала я не больше пары часов. Но Его Загадочность собственноручно подсаживает меня на коня и едет рядом, взяв его за поводья.

— Мы будем одни?

— Не волнуйся, это королевский лес, — одаривает он меня улыбкой на миллион долларов и на этом моя полная деморализация и капитуляция, видимо, считается состоявшейся. Ибо у меня тоже пофигтянка. Мне уже глубоко всё равно чей это лес, и лес ли это. И Гошик на коне ну такой красавчик! И такой…

— Чёрт! — получаю я веткой в лоб и чуть не слетаю с коня. И ещё потирая шишку, тут же влипаю в огромную паутину.

В общем, пока я отплёвываюсь от налипших на лицо дохлых мушек, Георг Пятый Суровый смеётся до слёз.

— Я так понимаю, первую часть утреннего «романтик-тура» можно смело считать проваленной, — вытираю я руку о штаны.

— О, нет! Это лучшее утро в моей жизни, — любезно придерживает он следующую ветку. — Давно так не смеялся.

Мы едем рядом. По лесу, пахнущему палой листвой, грибами и уходящим летом.

По очереди уворачиваемся от покрытых росой паутинок. Вздрагиваем от падающих на голову капель. Вспугиваем птиц. И я ещё думаю куда же он меня везёт, когда лес неожиданно заканчивается.

И мы останавливаемся на краю утёса.

Прямо напротив из-за гор встаёт солнце. Ложится золотыми бликами на раскинувшиеся в тумане холмы, реки, поля. Красота, аж дух захватывает. Простор. Тишина. И Мой Романтик протягивает мне руку и пересаживает на своего коня.

— Красиво, правда? — обнимает он меня двумя руками.

— Очень! — честно сознаюсь я и прикусываю язык, чтобы ничего не испортить. Потому что и правда пробирает. Без шуток. До мозга костей. До пломб в зубах. Особенно сильное тело моего короля позади меня. Волнует до дрожи, которую мы оба списываем на озноб и только сильнее жмёмся друг к другу.

Молча глядим как медленно выползает на небосвод сияющий солнечный диск. Да и что тут скажешь? О-хре-неть!

И как я не сопротивляюсь, а душа разворачивается и ни за что не хочет сворачиваться. Оно всё же накрывает меня, это давно забытое чувство, когда хочется проникнуться совершенством бытия, пропитаться насквозь, поверить, что оно бывает, счастье, и наполниться им до краёв. Нет, переполниться и затопить им вселенную.

Расчувствоваться, растрогаться, запомнить этот момент навсегда.

— Я бы хотел подарить тебе весь мир, — до спящих волосяных луковиц достаёт меня бархатистый, хрипловатый от долгого молчания голос моего короля. И добивает. То есть пробивает во мне дыру, сквозь которую рвётся наружу то, что я говорить ему вовсе не собиралась.

— Мне не нужен этот мир, Гош, — упираюсь я затылком в его грудь. — Мне нужен только ты. Один. Хоть ты и порядочная сволочь.

— Пожалуй, это лучшая похвала, что я когда-нибудь слышал в своей жизни, — усмехается он, и обнимает ещё крепче.