Заноза
Шрифт:
– Елена Александровна, наши ординаторы! – широко улыбнулся Алексей Александрович, шутливо махнув рукой. – Молодая поросль, так сказать. Будущие светила. Покажите им, где могут переодеться, дежурку, ну и все остальное. Пусть в перевязку сходят, Ольге помогут, Бориса Глебовича я предупрежу, что днем птенчики с ним будут. Я в операционную, пациент в наркозе уже.
Заведующий ушел, оставив нас переминаться с ноги на ногу, ожидая указаний от дородной медсестры. Та оглядела нас, вздохнула, поджав губы, затем подошла к двери и вышла в коридор.
– Пойдемте, голуби мои сизокрылые, переоденетесь, а то словно инородные тела
Проводив нас к двери с табличкой «служебное помещение», Елена Александровна сказала занимать крайние в конце свободные шкафчики, после чего вышла.
– Что-то у меня мороз по коже от этого отделения, - пожаловался Гриша, с пыхтеньем стаскивая штаны и футболку и оставаясь в одних семейных трусах.
Живот его был большой и рыхлый, в каких-то мелких прыщиках. Заметив мой взгляд, парень смутился.
– Надо худеть, - вздохнул он. – Но я как представлю себя на диете, сразу жрать хочется в два раза сильнее.
Я была благодарна ему, что о Паше он не задавал вопросов, так как подозревала, что просто расплачусь и не смогу ответить. То, что мне пришлось выйти из дома и вливаться сейчас в новую обстановку, должно встряхнуть и вырвать из кокона горя, хотя я не знала, сколько должно пройти времени, прежде чем я смогу без боли говорить об умершем муже.
Мы переоделись в хирургические костюмы, я специально себе купила новый, дорогой, чтобы не выглядеть замухрышкой на фоне врачей, а Гриша, похоже, не заморачивался, натягивая старые штаны и рубашку.
Выйдя из раздевалки, наткнулись на поджидавшую нас старшую, которая кивнула:
– Ну идемте, сначала покажу дежурку, познакомлю вас с Борисом Глебовичем, он у нас днем и швец и жнец, как говорится, пока все остальные оперируют, а потом пойдете в перевязочную, там Ольга Евгеньевна, медсестра, покажет вам все остальное.
Дальше день покатился с сумасшедшей скоростью. Сначала мы познакомились с похожим на старого алкоголика врачом, который взглянул на нас красными глазами, сухо кивнул и углубился в какие-то бумаги, лежавшие на столе, а затем пошли в огромную светлую комнату с тремя стоматологическими креслами и кушеткой. Там была царицей Ольга Евгеньевна, явно не обрадованная нашим прибытием.
– Сейчас буду перевязывать больных, - сказала она, - а вы стойте и смотрите. Завтра уже можете поучаствовать. Мария Сергеевна, ординатор второго года, с удовольствием передаст вам эту обязанность. А то она разрывается без помощи тут. И оперировать хочется и больных вести нужно.
К четырем часам дня мне начало казаться, что ноги превратились в огромные колодки. Мы три раза ходили в приемный покой, где Борис Глебович принимал сначала пациента с переломом челюсти, затем зашивал рану на лбу у попавшего в ДТП мужчины, потом успокаивал истерично орущую даму, которой показалось, что у нее лопаются пузыри в челюсти.
Мы вернулись в ординаторскую, буквально рухнув на кожаный диван, ощущая, как ноги гудят от бесконечной беготни, а затем Гриша сказал:
– Я даже забыл, что не обедал.
– Вам полезно поголодать, Плотников! – услышали мы издевательский тон заведующего. – Ну и можете идти домой, рабочий день у вас до пятнадцати сорока двух. Отдыхайте, завтра ваша смена. А вы, Миронова, чего сидите? Почему пациент с переломом челюсти до сих пор не осмотрен и не зашинирован? Вернее, вами не
зашинирован. Мария Сергеевна делает это сейчас и очень возмущается, отчего такие привилегии ординаторам первого года. Вы дежурите сегодня, не забыли? Все экстренно поступившие пациенты ваши. Работайте! Шнель, шнель, Миронова! Чего застыли?Я вскочила с дивана, едва не врезавшись в ехидно усмехающегося Алексея Александровича и понеслась в перевязочную, где, как оказалось, вышедшая из операционной Мария шинировала перелом. Надо сказать, не очень приятное зрелище. Я пару раз порывалась помочь, но мне было сказано, чтоб не лезла, и я стояла молча, глядя, как ловко работает девушка. В ее пальцах были специфические для этой сферы медицины инструменты, которыми она ловко гнула проволочную шину, затем привязывала ее к зубам пациента и скрепляла резинками.
– Завтра сделаем снимок, - сказал она мужчине с налившимся фингалом под левым глазом, - там посмотрим, надо оперировать или хорошо отломки стоят. Идите в палату.
После того, как мы остались одни, девушка обернулась. Она была одного со мной роста, но крепче телосложением, с курносым веснушчатым носом, русыми волосами, забранными под шапочку, серыми глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц.
– Как тебя зовут? – спросила, снимая перчатки и бросая в лоток с грязными инструментами.
– Лера, - ответила я.
– Здесь очень сложно, Лера, будешь хлопать ушами, вылетишь. Я не понимаю, почему вас вообще в наше отделение направили, у вас же ординатура по общей хирургии? Хотя, сейчас эти реформы в медицине. В общем, раз уж вам так повезло, старайтесь работать хорошо. У наших врачей связей много, зарекомендуете себя, они помогут с трудоустройством. Ты дежуришь сегодня? Алексей Александрович тебе спать не даст точно.
Из уст Марии это прозвучало весьма многозначительно. Судя по всему, этот Алексей Александрович уже однажды не давал мне спать, только я вот об этом не помню. Надеюсь, сегодня наше общение будет… иного рода, потому что спать с ним я больше не намерена. Ну и потом, вдруг он в отношениях с кем-то? Такие взрослые мужчины обычно не одиноки, а он вон какой видный.
– Ну что? – голос заведующего позади заставил меня вздрогнуть. – Маша, справилась? Иди домой уже, устала же. Вон какая смена у тебя подрастает. Сегодня ее буду мучить.
– Спасибо! – заулыбалась под маской девушка, сверкая глазами. – Надеюсь, не сбежит она от вас завтра!
– Пусть попробует! – усмехнулся Шиловский.
Едва ординатор вышла, мужчина обернулся ко мне, смерив взглядом и тапки-кроксы, и костюм и вообще все, затем шагнул вперед, оказавшись на расстоянии сантиметра, глядя сверху вниз прямо в глаза.
– Ну что, Лера-Валера, ты ж уже сбежала от меня? – низким голосом спросил и усмехнулся, а затем поднял руку и взял сзади за шею, заставляя качнуться в его сторону и впечататься в грудь. – Подежурим сегодня? Или опять убежишь, забыв трусы?
Я не знаю, какой он вкладывал смысл в эти слова, но явно не имел в виду работу. Внутри меня вспыхнул какой-то огонь, сердце заклокотало, живот свело комком, ноги вмиг ослабели. Неизвестно, что бы произошло дальше, но в этот момент скрипнула дверь, впуская Ольгу Евгеньевну. Я отскочила от заведующего, надеясь, что медсестра не заметила, как он прижимался ко мне, и радуясь, что маска скрывает покрасневшее лицо. Боже, а ведь мне с ним дежурить!