Занятие для идиотов

– Возьми.

Чокнулись. Глаза в глаза. Глотнули.

Он попытался представить происходящее со стороны.

«Где я? – спросил он себя. – В тайге? В пустыне? Отсыпаю откосы? Отрываю кюветы? Бетонирую полотно? Спокойно, Натапов, ты в баре, вокруг киношники. Ты, долбаный инженер-дорожник, по случаю квасишь с настоящим режиссером, лауреатом, и она просвещает тебя о том, какой замечательный у тебя сценарий. Практически вы уже делаете кино потому, что, как ты понял, болтовня о кино занимает девяносто процентов всего кинопроцесса. Ты счастлив, Натапов? Счастье есть состояние души – ты счастлив, Натапов? Теперь понимаешь, что такое настоящая жизнь?»

– Из твоего лесника я буду делать Христа, – вдруг сказала Майская.

– Кого?.. – Натапов икнул. – Пардон.

– Иисуса нашего Христа.

«Ой, – прозрел Натапов. – Тут не чистая эмоция, тут, похоже, дурдом».

– Я пока не врубаюсь.

– Возьми мне еще.

Натапов быстро принес еще и ей, и себе.

– Смотри, – сказала Майская. – Как истинный Христос он радеет о спасении всего человечества. Как истинный Христос приносит себя в жертву ради людей и всемирной идеи. Прикинь, как такой подход глобально поднимает твою тему. Натапов, ты сам так написал героя, ты чего, Натапов?

– Лена, он простой мужик!

– Христос тоже был простым иудейским мужиком.

– Он в сапожищах, в бороде, в избушке, в Тьмутаракани. Он трескает водку, жрет грибы и кроет матом. Он любит лес, он кладет на людей!

– Он будет настоящим Христосом! Иначе, Натапов, мне снимать неинтересно, смысла нет. Извини.

– Разбежались. Не вопрос, – сказал Натапов и вспомнил завет Лунгина не уступать режиссерам ни пяди.

Майская глотком прикончила «Дагестан».

– Ты смотрел мое кино о школе?

– Сильная вещь.

– Там тоже все утроено, преувеличено, доведено до абсурда. Это художественный прием, Натапов. Для максимальной выразительности, глубины, катарсиса.

– Катар… Как ты сказала?

– Не торгуйся, Натапов, кто ты такой?

«Кто я такой? – повторил про себя вопрос Натапов. – Вообще-то я нуль. Нуль со второй премией».

– Мне не сапоги его интересны, не то, как он водку глушит и кладет на людей, – знаешь, для чего я делаю из него Христа? Я скажу.

– Обожди, дай глотнуть.

– Я хочу в картине поговорить о российской духовной жизни – вот для чего мне Христос! Вся наша духовность – именно от Христа, в твоем говне это меня зацепило! Слушай, Натапов, я что-то долго тебя уговариваю. Я знаю: рыжие все упрямы, но ты вообще-то хочешь, чтоб я сняла твой сценарий?

«Тяжелый случай, – подумал Натапов. – Прессует, как бульдозер щебенку, полный абзац».

– Насчет хочу-не хочу вопрос умный, – сказал он. – Результат недопоя.

– Тогда молчи. Любой сценарий умирает в режиссере. Доверься мне, Натапов, ты чего? Я сниму не мыльный сериал – нормальный полный метр, триллер с безусловным положительным героем. Кино, которого ждут на фестивалях, о котором скучает народ.

«Печенкой чувствую финал, – подумал Натапов. – Разговоры о духовности и народе обязательно кончаются пошлостью. Она влезет в Христа, сотворит нечто заумное, пафосное, несъедобное, и на экране возникнет полная хрень, от которой из зала побежит молодняк. Что делать?»

– Я найду фирму, студию, продюсеров, деньги – под меня дадут. Сценарий у тебя купим, ты будешь в порядке и напишешь следующий.

«Плюнуть и отдаться этой сумасшедшей? – размышлял Натапов. – Или быть твердым, не дать размазать свое сочинение, но остаться без режиссера? Короче: быть или не быть? Блин, чистый Гамлет».

– Я уже в порядке, – сказал Натапов. – В полном.

– Счастливчик. Сраная вторая премия и – сразу режиссер. Да еще какой – сама Майская! Ты поймал свой шанс, Натапов, ты чего? Держи краба.

Он видел ее не так четко, как в начале встречи, но тепло ее руки, вложенной в его руку, почувствовал и запомнил. Удивило, что ее тепло превосходило его собственное и свободно в него перетекало. Живая грелка, подумал Натапов. Батарея. На фиг ей столько тепла в такую жару? Откуда она вообще на меня свалилась? Вода и камень, лед и пламень. Послать ее, что ли? Надо послать.

– Надо выпить, – сказал он.

– Я побежала, – сказала она. – Запомни, сценарий – никому, он мой. Мы теперь родные. Насчет Христа мы с тобой договорились.

– Я не поддамся, – сказал Натапов.

– Проспишься, поймешь – я права.

– Меня пятнадцатого награждать будут.

– Это – пожалуйста, поздравляю. Целуй.

– Так сразу? Не вопрос.

Она подставила щеку. Пересохшими губами он потянулся в сторону ее лица и, промазав с ходу, уткнулся в нос, потом в глаз; коснулся губ и всего на мгновение на них задержался. Она взглянула на него с интересом.

– Позвонишь. Телефон в справочнике членов Союза.

С лавки вспорхнула легко, поворот на каблуке, взмах сумки, и вот уже он видит ее спину. До входной двери всего три метра – успел отметить важные детали: фигура пацанская, не ахти, ноги, руки, общий облик – вся на шарнирах, вся в движении. Все правильно: не женщина – режиссер.

Пил кофе, таращил глаза, приходил в себя.

«Коньяк – вещь, коньяк – здоровье, – рассуждал он. – Не буду я ей звонить первым. Отдохнет батарея. Вместе со своими идеями. Сучара. Боевая сучара, наглая. Сучара сумасшедшая с пушистой головой. Пусть отдохнет».

Натапов выложил на стойку последние звякнувшие монеты и поволок себя к выходу.

10

Домой притащился к четырем.

Аромат свежеприготовленного обеда встретил его на пороге и повлек на кухню. Наташа стучала тарелками, накрывала на стол.

– Садись, – сказала она. – Как раз вовремя.

Так она бодро это сказала, так радостно улыбнулась ему, что его мгновенно охватило ощущение не попусту прожитого, счастливого дня; он заслужил сегодня хлеб и пышную встречу, он впервые в жизни реально занимался кино, и это был праздник. Теперь он желал, чтобы праздник продолжился дома, и, похоже, он продолжился.

– Кислые щи будешь?

– Еще бы! – воскликнул он. – Восторг!

Наташа налила ему и себе дымящиеся щи, бросила в них по щепотке укропа и петрушки, ложку сметаны и села с ним рядом за стол с сознанием женского хозяйского удовлетворения: муж любил ее еду, ее уют, заботу и ласку, и ей от этого было хорошо. Она чувствовала исходивший от него запах спиртного, помнила, с кем он встречался, но как умная жена не задавала до времени ненужных вопросов, она была психологом и знала, что для таких мужчин, как Натапов, доверие в семейной жизни превыше всего.