Западная война
Шрифт:
– Ники…
– Что Ники?! – Рявкнул Император вставая. – Сердобольные больно? Вы ведь знали!
– Нет… нет…
– Но догадывались!
– Я знала только, что он каким-то оккультным кружком увлекается. – Тихо-тихо произнесла Клеопатра.
– Но что конкретно они там делают, он никогда не рассказывал.
– Я и этого не знала, - полностью сохранив самообладание, ответила Мария Федоровна.
– Черт! Проклятье! Два сына коту под хвост! Жеваный крот! Вы понимаете?! Если бы сразу мне сказали о том, что они не черти чем занялись, это можно было бы исправить!
–
– Безобидно было бы, если бы он учился и тренировался! А не всяким бредом занимался! Или ты не заметила, как с каждым годом он начинал все хуже себя вести? Я опросил слуг. И чем больше опрашивал, тем гаже мне становилось. Ты что, этого не видела? Нет?
– Нет… - тихо произнесла она, повесив голову.
– Врешь! Я знаю, что ты пыталась с ним говорить.
– Я не понимала, что происходит. Думала, что это юность голову ему кружит. Прости… я…
– Прости? И это все?
– Тихо произнес Император и перевел взгляд на мать. Но та была хоть и бледна, но спокойна и пребывала в полном самообладании. Видимо скандал ее мобилизовал. – Выносить такой сор из избы нельзя. Если люди узнают, это будет конец репутации нашей семьи, на которую я потратил четверть века.
Тишина.
Николай Александрович посверлил взглядом виновников, поиграв желваками. После чего подошел к окну и залип там, наблюдая за воронами, что сидели на крыше здания Главного штаба.
Никто не говорил ни слова.
– Ярослав, Святополк… - наконец, после долго паузы начал перечислять тех, кто был уличен в этих мистических игрищах сатанинского толка. – Вы лишаетесь всех прав, всех наград и всего имущества. Вы исключаетесь из Великой сотни.
– Папа! – Воскликнул Ярослав вскакивая.
– И должны будете решить здесь и сейчас свою будущую судьбу. Я предлагаю вам выбор: либо немедленная смерть, либо пожизненное послушание в ските особо строго режима без права переписки и общения с кем-либо. Каждый будет сидеть в отдельной келье, без света, без разговоров, без переписки, без чтения, без каких-либо развлечений и потех. Но живой.
– ПАПА! – Вскочил Святополк.
Но Николай Александрович посмотрел на них каменным, лишенным всяких эмоций лицом. Пугающим. И решительным.
– Прости! Прости! – Завопили они хором, сквозь слезы.
– Остальным – последнее предупреждение. Империя превыше всего – это не пустые слова. Я готов простить любое преступление, кроме попытки по дурости или злому умыслу разрушить Империю. Это – непростительно. Никому.
Произнес и уставился на младшего сына, который хоть и был бледен, но держался. Почти как Мария Федоровна. Причем не жался ни к кому, а просто держался.
– Империя – превыше всего! – Повторил Николай Александрович. – Всем, кроме осужденных, покинуть помещение.
– Ники, - тихо произнесла Мария Федоровна, смотря на сына. Она даже не пошевелилась. В то время как остальные постарались убраться из этого зала как можно быстрее. Серафима даже подхватила Клеопатру за талию и постаралась увести. Она вполне недурно держалась, даже несмотря на возраст. Подобные кошмары в Запретном городе видимо были обычным делом. И психологически она была
готова к такому повороту событий.– Я не позволю никому судить своих родственников. И, если я вынесу кому-либо из них смертный приговор, то мне его и исполнять. Так будет справедливо. Уходи.
– Ты уверен в том, что не ошибаешься? – Тихо спросила Мария Федоровна. – Еще не поздно проявить милосердие.
– Ты знаешь, что они творили. Ты знаешь, что они задумали. И ты просишь милосердия?
– Не важно, что сделали они. Важно, что сделаешь ты. Подумай, простят ли остальные?
Николай Александрович повернулся и взглянул ей в глаза.
– И ты тоже не простишь?
– Этих, - едва заметно кивнул на прочих родственников, осужденных Императором, - прощу. Мне они никто. А Ярослав и Святополк – моя кровь. Каким бы дерьмом они ни были.
– Предлагаешь тебя тоже казнить?
– Как пожелаешь, - невозмутимо ответила Мария Федоровна, твердо, глядя сыну в глаза.
– Они насилуют и потрошат невинных людей на усладу своему больному воображению. Они бросаются на меня с оружием. Они угрожают ввергнуть Империю в пучину хаоса. А ты предлагаешь мне их понять и простить? Ты серьезно?
– Не простить. Наказать. Но не так сурово.
– А как мне их наказывать? Ты видела, что они вытворяли? Видела фотографии тел тех девушек, которых они растерзали во время этих ритуалов? Это уже не люди. Это звери. Дикие, безумные животные. Я могу понять, когда убивают ради власти, наживы или из-за страха. Но этого понять не могу. Это просто какая-то психопатия. Безумство.
Мария Федоровна промолчала, не отводя взгляда.
– Что ты молчишь?
– Ты хочешь остаться один? Они все от тебя отвернуться. И закончишь как Павел. Ты ведь не хочешь выносить сор из избы. Народ и не узнает о том, от чего все в Зимнем дворце так мрут. Ты и так перегнул с оврагом. Слишком много крови. Ты настолько уверен в тех, кому поручил расследовать? Ты настолько уверен в тех, кто исполнял приговор?
– Я знаю, что дальше, свои же и раньше… меня грохнут в той роще, так будет им проще… - продекламировал Николай Александрович слова из песни Павла Пламенева.
– Грубо. Но по сути верно. Ты уже сейчас для них крысиный король. Тебя бояться. Прояви милосердие. Не ради них. Не ради моей крови, которую ты хочешь погубить. А ради Империи, о которой ты так печешься. Ведь ты рано или поздно умрешь. И они тебе все вспомнят. Все. И постараются уничтожить все, что было тебе дорого из мести за свой страх.
Долгая пауза.
Николай Александрович поиграл желваками, смотря куда-то в пустоту перед собой. Эти слова услышать было больно и страшно.
– Боль меняет сознание. Страх взрывает дыхание. Кровь в венах играет.
Тишина.
– Ты права. Верни тех, кто ушел.
Мария Федоровна кивнула и вышла. А те члены августейшей фамилии, что уже успели покинуть зал, вскоре начали возвращаться обратно.
Собрались.
Приговоренные жались кучкой чуть в стороне и молились. Судя по их разговорам, они все решились принять смерть, нежели пожизненное заключение особо строгого режима. И теперь готовились принять свою судьбу.