Западня для леших

Когда в распахнутую дверь ворвался старый леший из Ропшиных людей, Катька, строго нахмурив брови, положила ладони на рукоятки пистолей и отрывисто скомандовала:

– Стоять у двери, не приближаясь! По какому делу, батя?

Старому лешему ничего не оставалось, как выполнить команду девчонки. Он по долгому опыту знал, что у особников свои правила и приемы, поэтому ничему не стал удивляться, а передал Катьке указание боярина, вышел из блокгауза и, пройдя несколько шагов, тяжело опустился на траву, стараясь успокоить надрывное дыхание. Он понимал, что ему сейчас надо не сидеть, а ходить не спеша, делая специальные упражнения на вдох-выдох, но ничего не мог с собой поделать: слишком уж сильно он выложился в этом забеге не на жизнь, а на смерть.

После услышанного сообщения из Катькиной головы вмиг улетучились все посторонние мысли и досужие рассуждения, которым она предавалась в тишине и покое, не зная еще о произошедших на рынке и в слободе событиях, наслаждаясь своей причастностью к грозной и таинственной особой сотне, что могло явиться предметом зависти некоторых мнящих о себе строевых бойцов. Игры и состязания остались в прошлом. Ее мозг, подстегнутый резким холодным уколом страха провалить порученное дело, заработал четко и расчетливо. Многоопытный дьякон Кирилл правильно разглядел в порывистой и на вид легкомысленной девице талант бойца особой сотни. Через несколько секунд Катька уже знала, как должна действовать. Не мешкая, она бросилась в кладовую, в которой находилось специальное снаряжение, оружие и разнообразная одежда для особников, работающих под прикрытием. В этой кладовой Катька уже не раз переодевалась перед вылазками в город на пару с Фролом.

Девушка сбросила с себя обмундирование, натянула удобные облегающие шелковые кюлоты, не стесняющие движений, и такую же рубаху, которая выскальзывает из рук при попытке противника сделать захват. Сверху она натянула платье и сарафан, приличествующие небогатой дворянке, служащей в княжеском доме, обула крепкие строевые сапоги, голенища которых в двух местах были перехвачены ремешками с пряжками, чтобы не слетали с ноги при ударе. Затем, подоткнув повыше подолы, надела поверх сарафана и платья мужской кафтан. На голову Катька нацепила фальшивую косу, которую тут же спрятала под мужской шапкой. В дополнение ко всему она наклеила первые попавшиеся под руку усы. Спрятав под одеждой оружие, девушка выбежала из блокгауза и помчалась к воротам. Добежав, крикнула изумленным ее внешним видом караульным:

– Я – дежурная по особой сотне! Коня мне, немедля! Гонца на рынок! Передать, что я – в усадьбе Басмановых, проверяю, не туда ли отвезли похищенную княжну! Если не вернусь через час – значит, княжна там, пусть шлют подмогу!

И когда один из бойцов, привыкший, как и все, быстро и без вопросов исполнять требования особников, подвел ей оседланного скакуна, она, вскочив в седло, крикнула:

– Двух бойцов – к блокгаузу, охранять по периметру!

Недалеко от усадьбы Катька встретила колымагу Ропши, но не стала осаживать коня и терять время на дополнительные разговоры и продолжила скачку к дому Басмановых, расположение которого ей, обходившей столицу вместе с Фролом, было хорошо знакомо. Чуть-чуть не доезжая до обширного басмановского двора, обнесенного высоченным частоколом, Катька остановилась в узком безлюдном переулке, соскочила с коня, скинула мужской кафтан и шапку, отклеила усы, расправила подолы платья и сарафана. Она развернула скакуна, хлестнула его концом своей длинной фальшивой косы по крупу, крикнув «домой!», и, не заботясь больше о благородном животном, мелким лебединым шагом направилась к воротам.

Девушка смело постучала в калитку ворот. Открылось смотровое окошечко, и на Катьку с изрядным удивлением уставился опричник с мутными то ли с недосыпу, то ли с перепою глазами. Минуту-другую он что-то усиленно соображал, затем рот его растянулся в гаденькой улыбке, и он широко распахнул калитку. Катька, мило улыбнувшись в ответ, впорхнула во двор и услышала, как за спиной с грохотом захлопнулась тяжелая створка и коротко лязгнул прочный кованый засов.

– Благородный витязь, – сладким певучим голосом начала девушка. – Я – дворянка из свиты княжны Анастасии, дочери князя Юрия. Была на рынке, а когда возвращалась домой, то услышала о несчастье (она всхлипнула). Но добрые люди сказали мне, что княжна спасена была героями-опричниками и привезена в дом бояр Басмановых для защиты и утешения.

Катькин звонкий голосок звучал громко и отчетливо, почти на весь обширный двор, на котором все еще стояла у красного крыльца не распряженная басмановская карета. Возле кареты находился сам Хряк, беседовавший о чем-то со штатным кучером, которому он передавал заботу о тройке вороных. Хряк мгновенно навострил уши, прервал свою речь на полуслове и решительным шагом направился к Катьке.

– Так вот, я сразу же и решила бежать к вам, чтобы быть вместе с княжной, поскольку даже при вашем наидобрейшем гостеприимстве мои услуги ей все равно могут понадобиться, – продолжала девушка.

– Не знаю насчет княжны, а уж нам-то твои услуги точно понадобятся, – произнес подошедший Хряк, с мерзкой сладострастной ухмылкой окидывая взглядом стройную девичью фигурку с головы до ног. – Ну, пойдем, красна девица, расскажешь, какие это добрые люди поведали тебе о том, как мы княжну спасли.

– Да точно ли она здесь, витязь? – обратила Катька свой чарующий взор на низенького толстячка.

Хряк невольно вытянулся под взглядом ее огромных голубых глаз, чтобы казаться выше и стройнее.

– Здесь, здесь, красавица, сейчас же с ней и повстречаешься. Следуй за мной, сладка ягодка.

Он направился к крыльцу, кося глазом через плечо на идущую за ним Катьку и вытирая рукавом внезапно побежавшие слюни.

Они вошли в дом, внешний вид которого тут же намертво запечатлелся в цепкой Катькиной памяти. Так же без напряжения она детально запомнила все переходы, повороты, двери и лестницы, по которым они прошли палаты и поднялись в терем. Здесь Хряк широко распахнул перед Катькой одну из дубовых дверей, в отличие от других окованную железом, жестом пригласил ее войти и веселым голосом громогласно поведал находившимся в комнате:

– А вот вам еще одну красну девицу Бог послал – дворяночку из свиты гостьи нашей дорогой!

Катька вошла в довольно большую горницу и увидела Басманова-младшего и пятерых опричников, вольготно развалившихся за столом со всевозможными яствами и, главное, разнообразными хмельными напитками, которыми они жадно утоляли жажду, возникшую, по-видимому, в результате недавних усердных палаческих трудов в усадьбе князя Юрия. В углу горницы, возле небольшого окна, стояла обширная постель, на которой в полуобморочном состоянии лежала Настенька. Глаза ее были широко открыты и глядели куда-то в пространство невидящим взором. Катька, не обращая внимания на опричников, бросилась к княжне. Встав на колени перед Настенькой, она энергично похлопала княжну по щекам, заглянула ей прямо в глаза. Взор Настеньки стал осмысленным, она узнала Катьку и тихонько застонала. Катька завопила-запричитала звонким голосом:

– Ой ты, княжна Настасья, голубушка сизокрылая, прикажи своей верной девушке-дворянке, как тебе услужить-помочь в печали твоей горючей! – И, обняв ее, в промежутках между громкими всхлипами и причитаниями, деловито прошептала: – Ничего не бойся, лежи спокойно, когда они на меня набросятся, сразу заползай в простенок за постелью, а то под руку подвернешься, помешаешь, обе погибнем.

Княжна поняла, кивнула. Поцеловав Настеньку, Катька выпрямилась во весь рост, повернулась к опричникам и кокетливо пропела:

– Что ж вы, добры молодцы, княжну мою не утешили, не обиходили, лежит она, цветочек аленький, ни жива ни мертва!

Опричники от ее слов вначале поперхнулись от изумления, а потом просто зашлись от мерзкого хохота.

– Ладно, братие, – сказал, поднимаясь из-за стола, Басманов-младший. – Хорошо тут у вас, весело, но, однако, уходить мне пора на пир царев, где также забава будет изрядная. Хотя покидаю вас с сожалением. Приказываю вам тут сидеть, в горнице, красных девиц охранять и ублажать, как они того просят.