Западня

Синицыны мрачно молчали. В глубине души они понимали, что я прав и испытывали облегчение от данной мною индульгенции на бегство, но также они мучительно страдали оттого, что за их жизнь расплатится кто-то другой.

– Я отпускаю вам этот грех, - попробовал пошутить я. – Ступайте с миром, чада мои. А мне пора, - уже серьезно сказал я. – Полнолуние. Я должен быть ТАМ!

Синицыны не обратили внимания, а я ужаснулся последней фразе – она сорвалась с моих губ помимо моей воли. Что-то неодолимо тянуло меня ТУДА и это что-то заговорило моими устами:

– Только явившись туда, я спасу ваши жизни и жизни ваших детей. Это выкуп. И выкуп должен быть заплачен сполна.

И я понял, что это – чистая правда, хотя сказал это – не я, но кто-то другой моими губами.

Теперь только я осознал то, что Диана не случайно решила открыть свое «ателье» рядом с офисом, где работала Надя, и сделала заказ именно в её фирме. Не случайно, что первой жертвой проснувшегося голода этого адского чудовища стали не Синицыны, а другой человек, другая семья.

Она мне угрожала. А чтобы угроза лучше воспринималась, совершило убийства авансом и позаботилась о том, чтобы я о нем узнал. А потому, если я не приду в её новые апартаменты, погибнут близкие мне люди – и погибнут прямо на моих глазах, что несравненно горше.

И я сделал свой выбор. Пусть будет жертва. Пусть будет обмен. Но я ещё не сделал свой ход в этой партии. У меня ещё есть шанс отыграться, у меня есть время – самый дорогой в мире ресурс. ПОКА – есть…

3.

До Семеновской я добрался к двум часам ночи. Здесь, на востоке столицы, располагалось много бывших дореволюционных фабрик, складов, бывших производственных площадей, которые теперь сдавались в аренду и превращались в бизнес-парки. На территории одного из таких парков работала Надя, а буквально в пяти минутах ходьбы от её офиса (как, она мне подробно объяснила, впрочем, даже если бы я не знал дороги, ноги бы сами привели меня туда) – располагалось новое ателье «костюмерши».

Шаги гулко отдавали по пустынной брусчатке, вокруг – призраки зданий, с темными, как провалы пустых глазниц на мертвых черепах, окнами. Призрачный лунный свет прочертил тропу туда, откуда нет и не может быть возврата – в царство Аида, в царство Хель. Я шел стезей мертвецов – теперь только мне открылся подлинный смысл таинственных слов Соломоновых Притчей. Значит, вот она – какая, эта «стезя мертвецов»!

Границы лунной дорожки утопали в невесть откуда взявшемся белесом тумане. Но я не боялся сбиться с пути - в спину меня толкали знакомые мягкие «лапки», словно ветер надувал паруса корабля, разгоняя его прямо на рифы, населенные кровожадными сиренами. С каждым шагом я шел все быстрее, потом – бежал. Таинственный дом-ателье притягивал меня как магнит.

Я оглянулся – и увидел, как из тумана то тут, то там показываются силуэты каких-то призрачных фигур. Призраки! Призраки когда-то живших людей, их тени. В это лунную ночь, когда ночное светило полностью показало свой мертвенный скорбный лик, тени умерших можно было увидеть невооруженным глазом в ночном безжизненном безмолвии.

Мужчины и женщины - в античных тогах и туниках, в париках и кружевных жабо XVIII века, в набедренных повязках, изящных камзолах и сюртуках – все они молча стояли в пелене тумана, не в силах пересечь границу лунной дороги. Они смотрели на меня мертвыми глазами, как рыбы раскрывали рты, силясь что-то мне сказать, но я их не слышал. Но в сущности, мне и не нужно было их слышать. Все они хотели одного - чтобы я убил Чудовище.

Я словно Геракл спускался в подземный Аид, словно Тесей – в Лабиринт Минотавра, чтобы исполнить свою миссию – уничтожить мировое Зло. Но при этом я ощущал себя не Героем, подобным им, а Жертвой. Я - Орфей, что бессмысленно гонится за призраком Эвридики, неодолимо следуя навстречу свое страшной и бесславной кончине. Я – паук, что, предвидя и каждой порой своей кожи ощущая свою погибель, навязчиво ищет сети той, которая растерзает его без капли жалости и сострадания.

Эти мысли-ассоциации роились в моей голове как навязчивые мухи, но я упрямо шел вперед, вперед по лунной дороге, по «стезе мертвецов».

Наконец, я увидел трехэтажное здание с вывеской «Салон-ателье «Очарование». Рекламный щит гласил: «Только здесь сбываются все Ваши мечты». Кокетливая, модно одетая девушка на плакате вдруг лукаво подмигнула мне. Мертво стоявшие до сих пор манекены поманили меня своими пластмассовыми пальцами. Я был на месте.

Я посмотрел наверх и увидел, что где-то на третьем этаже, в темном окне то и дело вспыхивали какие-то серебристые огоньки.

Двери сами распахнулись, и я переступил черту.

В ателье не было света, но он был и не нужен – луна превосходно освещала его благодаря множеству больших окон, ни одно из которых не было занавешено шторами. Казалось, все внутри дома утопало в какой-то серебристой дымке.

«Ловчая сеть. Я внутри самой настоящей ловчей сети. Я хожу по ней, но не прилипаю, ибо я не насекомое, я - паук, спешащий на брачный пир по тенетам, заботливо сотканным паучихой-невестой. И бег его уже ничто не остановит».

Я знал, что это не мои мысли, но я не мог их не думать, как включенный и настроенный на одну волну радиоприемник не способен не принимать радиопередачи.

«Она там. Она ткет. Ткачиха. Мой ли погребальный саван или брачные одежды? Все равно. Это таинство. И к этому таинству допущен только я».

Я начал подниматься по лестнице. На втором этаже до меня стали доноситься тихие, но четко различимые звуки. Словно крутится веретено, словно стучит швейная машинка. Но не просто тихо, но – запредельно, словно звук откуда-то издалека, из-за ширмы из плотного материала, который задерживает и ослабляет силу звука.

«Это тень звука. Тень машинки. Тень веретена».

Я пошел на звук – он раздавался на третьем этаже, что под самой крышей, из комнат-мансард.

Я зашел в одну из них, но никого не обнаружил. Звук шел из другой, смежной комнаты.

Я встал в нерешительности, преодолевая силой воли навязчивые толчки воздушных «лапок» в область лопаток. Я знал, что там – сокровенное логово Паука, его святая святых, алтарь его проклятого всеми небесными богами, какие только существуют в мире, храма.

Я вслушивался в мерный стук иглы, в плавный скрип хорошо промазанного колеса веретена. И только сейчас стал различать, что это не механический шум, не технический звук работающих механизмов. Это удивительная, поразительно прекрасная и ритмичная мелодия. Танцевальная мелодия.

Не в силах больше сопротивляться давлению в спину, я сделал один шаг, другой, и встал в проеме, на границе запретной черты – горизонтального луча лунного света, который есть не что иное, как сигнальная нить. Стоит мне задеть её – и паук будет знать о том, что я здесь, и инстинктивно бросится на добычу.