Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Добро, только до поворота. А то смотри: у Сохатиной меня Прокоша будет встречать.
Заря на востоке высветила верхушки желтеющего кедровника, и ветер со встающего и ещё невидимого солнца принялся опылять землю золотистым семенем.
19
Мелкий, почти игрушечный вертолёт стриг лопастями воздух над вершинками затопленного ивняка, и казалось, что сейчас с ходу пойдёт на посадку. Спросонья Лиза даже не смогла понять сразу, который час и что солнце уже высоко. Она сдёрнула палатку с кольев и даже попробовала
— Стас! — всё ещё звала Лиза. — Ты где, Стас?!
Костёр угас напрочь, мимолётный поток воздуха из-под винтов поднял столб холодного пепла. Она беспомощно огляделась, наконец-то увидела давно погасшее кострище и высокое солнце над краем кедровника. И оборвалась душа:
— Всё проспала, не разбудили...
В это время из кедровника выступил нескладный рыжебородый детина в синей рубахе и откликнулся негромко:
— Сестра, я здесь... Ты звала меня?
Лиза бросилась было навстречу и медленно остановилась.
— А где же... Станислав Иванович?
— Ушёл провожать маму.
— Давно?
— Как солнце взошло. Сказал: до поворота — я слышал.
— До какого поворота?
— Не знаю, поворотов на Карагаче много.
Лиза подломленно села, а её брат отступил к крайним деревьям.
— Они летят сюда. Мне нельзя являться этому миру. Прощай, сестра!
— Не уходи, Стас! — она потянулась к брату. — Я тоже не хочу... Не хочу оставаться в этом мире!
На опушке уже никого не было, а вертолёт выскочил из-за крон и заломил крутой вираж над поляной.
В обласе зашевелился и застонал профессор Дворецкий, но сейчас было не до него. Лиза обессиленно добрела до того места, где только что стоял брат, и увидела лишь убегающего в кедровник кавказца. Она догадалась, что собака идёт по следу ушедшего брата, кинулась за ним, но пёс мелькнул ещё несколько раз среди тёмных стволов и пропал.
Между тем стрекот геликоптера покружил над поймой, ушёл куда-то за остров и возник уже над Карагачом. Ещё была надежда: Рассохин сейчас явится, прибежит откуда-нибудь на звук вертолёта — вот же его собранный в дорогу рюкзак, резиновые сапоги приторочены. Значит, ушёл в берцах, а в них после паводка далеко не уйдёшь: в низинах грязи по колено. Значит, скоро вернётся — и всё образуется.
Но он не явился, не пришёл и не прибежал, даже когда геликоптер приземлился на сырую полосу берега, недавно вышедшую из воды. Стеклянная дверца кабины откинулась, и на землю сначала вышел мужчина, за ним, одна за другой, спрыгнули три женщины. Самая юная оказалась с ружьём в руках, направленным в спину пилота, — эдакая конвоирша. Тот не сопротивлялся, шёл покорно, однако с надменной независимой усмешкой. Все трое и без ружья выглядели воинственно и решительно, особенно выделялась одна — в байкерском кожаном облачении и туфлях с обломанными каблуками.
— Где женщины? — спросила она с неким жёстким напевом. — Отроковицы с острова? Только не нужно говорить: все утонули!
И сразу стало понятно: знает, о чём спрашивает. Рядом с ней встала другая — тощая, с желтоватым лицом печёночницы. Третья, стриженная под ноль, с карабином в руках, посадила пилота на землю и встала
возле как часовой.— Они живы, — сказала Лиза и отметила взглядом увесистый обломок доски с гвоздями. — И не нужно со мной разговаривать таким тоном!
— Ты рассохинская пассия? — точно угадала байкерша, и в самом деле сменив гнев на милость. — Дочь пророчицы?
— А ты Матёрая? — вопросом отпарировала Лиза. — Хозяйка Карагача?
Желтолицая — недокормленная, но ярая тётка — шмыгнула простуженным носом.
— А она борзая! Зря ты с ней сюсюкаешь.
— Отойди, сама знаю, как, — огрызнулась та.
— Да ей надо сразу матку наизнанку!
От тычка Матёрой советчица отскочила, но не обиделась, и стало ясно, кто верховодит в этой компании.
— Молчуны сняли отроковиц с острова? — спросила она.
Лиза осмотрела её оценивающе и поправила:
— С деревьев сняли. Остров, как и следовало ожидать, затопило.
— Всех?
— Одна утонула. Точнее, сама утопилась. Не захотела, чтобы похищали.
— Зарница?
— Имени не знаю... Мы её схоронили.
— Молодец, — похвалила Матёрая. — Мне всегда нужно говорить правду.
— Скрывать нечего, — благосклонно ответила Лиза. — Тем более от тебя. Ты проиграла, Евдокия! Нет, рассчитала всё верно, ловушку огнепальным расставила, чтоб заманить лёгкой добычей... И — облом! Умыкнули твоих отроковиц! По их доброй воле. Нежно так сняли с деревьев и умчали. А ты осталась! Зато старцы-молчуны просили отблагодарить тебя за добрых невест.
— Да она же тварь паскудная! — опять вмешалась желтолицая тётка. — Она же глумится над тобой!
— Отстань! — отмахнулась хозяйка Карагача.
— И особая благодарность от моей мамы, — выразительно произнесла Лиза. — Как ты её называешь? Пророчица? От пророчицы тебе поклон! Личный. За то, что всё племя молчунов переженили. Только моему непутёвому брату невесты не понравились. Так что у тебя ещё есть шанс! Иди, может, понравишься. Где-то здесь, в кедровнике бродит... Только смотри: брат у меня привередливый.
Матёрая ещё пыталась скрыть назревающее буйство, но движения уже выдавали закипающий огонь гнева. Она прогулялась по пятачку возле кострища, сорвала спальник со спящего в обласе Дворецкого.
— Знакомая личность! Профессор?
Лиза терпеливо подняла с земли мешок и заботливо укрыла его.
— Громкости убавь, пусть учёный муж отдохнёт.
Хозяйка Карагача не вняла совету, напротив, сузила раскосые волчьи глаза. И бросилась бы сразу в драку, но ей мешали туфли! Бывшие когда-то на высоких каблуках, они теперь осаживали Матёрую на пятки, принижали рост, унижали достоинство. Причём острые носки туфель смотрели вверх, словно мышиные мордочки, и не получалось властного грациозного движения.
И она, чувствуя это, бесилась от своего нелепого вида, напор ярости не достигал нужного градуса.
— Где твой Рассохин? — однако же ещё спокойно спросила Матёрая.
— Сама бы хотела знать, — искренне призналась Лиза.
— Ладно... А мамаша твоя, пророчица? Тоже не знаешь?
— Они ушли. Все! Пока я спала под воздействием морока.
— Чего?
— Морока. Мама навела на меня морочный сон и увела Рассохина.
— Дай я ей вмажу! — попросила желтолицая тётка.
Матёрая резко склонилась, схватила Лизу за подбородок.