Запасной инстинкт

– Охранники могли и не знать, что тут кто-то остался. Он же не в окно влез, а просто… задержался после работы.

– Задержался, – повторила Полина, и ее опять затошнило. – Гуччи убежал. Я пошла его искать и увидела, что работает компьютер. В большой комнате.

“Большой комнатой” именовалось помещение, где сидело большинство сотрудников, не обремененных личными кабинетами. Таковых насчитывалось человек двадцать.

– Забавно.

– Забавно, – согласилась она. – Но самое забавное, что в компьютере был уралмашевский сайт. Который пропал.

– Стало быть, он не пропал.

– Не пропал. Гуччи где-то бегал, я слышала, как он топает, а потом вдруг… меня ударило дверью. И еще кулаком, прямо… в скулу. И все. Я упала. Гуччи! – вдруг вскрикнула Полина и отшвырнула руку Арсения, которая прижимала ее раны, – господи, Гуччи!

И толкнула дверь, и выбежала, и дверь чуть было не стукнула по носу Троепольского, который подался за ней.

Вот было бы замечательно.

– Гуччи, ты где?! Ты где, мой хороший, ты где, моя собачка?! Гучинька!

Гучинька обнаружился в ее кабинете. Как только зажегся свет, он метнулся к Полине, припал к ее ноге, прикрыл глаза и затрясся изо всех сил.

– Гуччи! – Полина подхватила его, прижала к себе и несколько раз нежно хлопнула по голой розовой заднице – от переизбытка чувств.

Троепольского передернуло. Гуччи посмотрел на нее, на морде у него отразился комический ужас, и он стал неистово лизать ее щеку.

– Фу! – крикнул Троепольский. – Полька, он тебя лижет! Фу, кому говорят!

Гуччи, не переставая мелко дрожать, повернулся к Троепольскому голым задом и снова лизнул Полину.

– Полька, у тебя будет заражение крови!

– Не будет у меня никакого заражения! Китайская хохлатая – лечебная собака.

– Ну да, конечно! Лечебная! Фу! Прекрати немедленно! Скажи ему, чтобы он тебя не лизал!

– А что ты волнуешься, я не понимаю? Пусть лижет, – вдруг сказала она спокойно. – Если тебе неприятно, можешь не смотреть.

И тут он покраснел – просто так, ни с того ни с сего, оттого, что Полькину щеку вылизывала китайская хохлатая лечебная собака! И Полька это заметила, конечно, черт бы ее побрал, она всегда замечала все, что с ним происходило!

“Ехал Ваня на коне, – вдруг подумал он, – вел собачку на ремне, а старушка в это время мыла фикус на окне”.

“Фикус” – экое чудесное слово!..

Рассердившись, он вышел из ее комнаты – пусть она сколько хочет целуется со своей ненормальной собакой, он не станет на это смотреть.

В “большой комнате”, где все случилось, было темно и не работал ни один монитор – еще бы! Троепольский постоял на пороге, всматриваясь в темноту. Ничего он не мог рассмотреть, потому что рассматривать было нечего, и еще потому, что почти не видел в темноте. Он постоял-постоял, а потом ударил кулаком по плоской кнопке.

Вспыхнул свет.

Почему-то он ожидал увидеть хаос и разрушения, как после налета, но все было в порядке – как всегда. Только серый ковролин в двух местах был заляпан кровью – большие, темные, еще не остывшие капли. И очки валялись, вернее то, что от них осталось. Троепольский подобрал очки. Ему казалось страшно важным, чтобы Полька их не увидела.

Он не слышал шагов, но все-таки знал, что она подошла и стоит у него за спиной.

– Какой монитор работал?

– Средний.

Хрупая остатками стекла, он подошел и включил монитор.

– Ты точно видела именно уралмашевский сайт?

– Да, Арсений. Точно его.

В последнее время он ей снился, этот сайт, она ни за что не перепутала бы его ни с каким другим!

Троепольский перевернул стул, сел на него верхом и постучал по клавиатуре. Потом опять постучал.

– Кто здесь обычно работает?

– Кто-то из кодеров. По-моему, Иван Трапезников.

Троепольский еще немного постучал по клавиатуре.

– Ну что?

Он пожал плечами.

– Никаких следов. Но это и так было понятно. Вряд ли он намеревался оставлять следы.

– Или она.

Троепольский подпер ладонью щеку и посмотрел на Полину.

– Она? У нас одна “она” – это ты. Ирка – администратор, Лаптева родила, а Шарон не в счет.

– О Шарон мы ничего не знаем, – вдруг сказала Полина, – совсем ничего.

– Кроме того, что ей за тупость можно Нобелевскую премию дать!

– Вот именно. Она такая тупая, что мы… не принимаем ее в расчет. Совершенно. Может, она этого и добивается?

Троепольский опешил. Это не приходило ему в голову.

– Шарон Самойленко сегодня добивалась от меня, чтобы я наладил нормальный пищеблок! Зачем ей переть уралмашевский сайт из всех наших компьютеров?!

– Но кто-то его спер, черт возьми!

– Но это не Шарон Самойленко, черт возьми!

Полина помолчала.

Она была почти уверена, что знает, кто именно его украл, и больше всего на свете ей было необходимо, чтобы этого не узнал Троепольский.

По крайней мере, пока.

Он еще немного поиграл на клавиатуре свои гаммы и выключил компьютер.

– Ну что? – спросил он у Полины. – Это Ваня Трапезников тут шалил?

– Я не знаю.

– Пошли. – Куда?

– Я отвезу тебя в больницу, куда, куда!

– Мне не надо в больницу!

– Полька, все, хватит. С глазами шутки плохи.

– Все в порядке с моими глазами.

– Это точно.

Он стремительно поднялся, чуть не опрокинув стул, подошел и опять прижал к ее скуле свой носовой платок, только другой стороной.

– Все еще идет? – спросила Полина тоненьким голосом.

– Идет, твою мать! И я сейчас отвезу тебя в больницу!

– Я не поеду ни в какую больницу.

– Ты дура, – сказал он обидно, но руки не отнял, и еще некоторое время они постояли молча и очень близко друг к другу. Полине показалось, что он ее утешает – впрочем, она всегда выдумывала про него невесть что, хоть и видела его насквозь.

Лечебная собака больше ее не лизала, только коротко и часто дышала. Троепольский чуть не задевал ладонью ее мокрый нос.

– Я не верю, что это кто-то из наших, – вдруг сказал он, рассматривая этот нос. – Просто быть такого не может.