Запечатленные

Кэсси отерла слезы, мешающие рассмотреть происходящее, и круглыми глазами смотрела, как сияние усиливается, постепенно охватывая все тело кадхаи, к этому моменту потерявшего сознание.

Девушка встала, отступив на шаг. Сияние не выглядело опасным, но от этого не становилось менее странным. За свечением проглядывало очертание мужского тела, поэтому Кэсси видела, как в какой-то момент Теодора выгнуло дугой. А затем он расслаблено обмяк — и сияние погасло.

Она смотрела испуганно, не решаясь сделать шаг, чтобы проверить, жив ли он. Вдруг кадхаи умирают именно так? Но в следующий момент она заметила, как вздымается его грудь, и в ней родилась надежда.

Она неуверенно позвала его, и Теодор рывком сел в кровати. Взглянул на нее, на себя — даже рубашку скинул, чтобы убедиться, что с кожи исчезла чернота.

Кэсси никогда не видела брони кадхаи и тем более, как в нее облачаются. Вот только перед ней человек — а в следующий миг на его месте уже стальная скульптура. Она настолько не ожидала подобного, что вскрикнула от удивления, отпрыгнув от кадхаи. Но уже в следующий момент с в ней проснулось любопытство, с которым она принялась рассматривать броню.

Та действительно выглядела как доспех. Цельнометаллический, гибкий, без единого сочленения. Залитый сталью силуэт человека с гладкой маской вместо лица. Даже отверстий для глаз не было.

Никаких повреждений в броне Кэсси не увидела. А судя по реакции Теодора, их и не было.

Как сумела, она рассказала парню, что произошло, а затем до нее наконец дошло.

Теодор будет жить! Он выздоровел, он не оставит ее!

Переход от горя к радости был таким резким, что она снова разрыдалась, крепко обняв его. И от его неуклюжих попыток успокоить ее на сердце становилось так спокойно…

Но она все же не удержалась, стукнула его, вымещая на нем пережитый страх.

Конечно, Теодор только посмеялся над ее беспомощным ударом, и это было так замечательно, что вот он, здесь, может смеяться и удивляться, обнимать и утешать. Кэсси была счастлива, о чем ему и сказала.

А Теодор вдруг встревожился и убежал. Хорошо еще, предупредил, что сейчас вернется. Плохо, что не предупредил, что вернется не один. Конечно, она успела немного привести себя в порядок, но доктор Лестин наверняка заметил следы слез. Но, когда Теодор отказался озвучивать причины экстренного вызова, настаивать на ответе не стал. Кэсси стало интересно, какое объяснение тот себе придумает, потому что ей вообще ничего в голову не пришло. Из-за чего Теодор так всполошился?

А оказалось, он беспокоился о ней. И это было так трогательно, так… заботливо, что Кэсси в очередной раз за это долгое утро дала волю чувствам.

Ничего удивительного, что поцелуй закончился постелью. Но Кэсси и сама изумилась, как же сильно она соскучилась. Она ласкала его, отдавалась ему, избавляясь от жуткой мысли, что могла больше никогда не испытать этой обжигающе-чувственной страсти.

Ее удивило, что Теодор вспомнил об отце. Конечно, он упоминал, что попросил его позаботиться о Кэсси, но девушка уже привыкла считать, что в семье Теодора до парня никому нет дела. Должно быть, едва не потеряв наследника, отец Теодора вспомнил, что у него в принципе есть родной сын. Но до теплых семейных отношений там было еще далеко.

А когда первая эйфория схлынула, Теодор задумался о том, почему выжил. Кэсси полагала, что его спас узор, но, разумеется, не могла объяснить, каким образом. Поэтому парень все-таки решил обратиться к тому, кто знает. Тем более, что среди Таринхаи у него появился новый знакомый.

Разумеется, Кэсси прислушивалась к разговору. Ведь ее это тоже касалось. Но когда собеседник Теодора начал объяснять, как узор становится цельным, она обомлела. Это было невозможно! Теодор не мог полюбить ее, если он и любит кого-то, то только Оливию. Когда бы он успел разлюбить свою змеищу? Такие чувства не проходят в одночасье. Да и на осколках разбитого сердца новым чувствам не вырасти.

Кэсси была настолько в этом убеждена, что, когда Теодор потребовал от нее ответа, сама его обвинила:

— Это ты не можешь любить меня! Ты ведь любишь другую!

— Какую — другую? — опешил он, отшатнувшись.

— Оливию! — с досадой ответила Кэсси.

Теодор закатил глаза:

— Я ведь уже говорил тебе, что Оливия осталась в прошлом. Ее я не люблю — да и никогда не любил. Сейчас я понимаю, что мне в ней нравилась исключительно ее любовь ко мне. Поэтому, когда я узнал, как в действительности она ко мне относится, все, что я к ней чувствовал, прошло. До нее у меня не было серьезных отношений, и я не знал, как это бывает. А теперь мне есть с чем сравнивать.

— С чем же?.. — едва слышно спросила Кэсси.

Ей было сложно ему поверить, но ведь ему не за чем лгать. Теодор всегда был честен.

— С тем, что я чувствую к тебе, — его взгляд стал нежным. — Кассандра. Раньше я не знал, что такое любовь. Но то, что я сейчас испытываю… не может быть чем-то другим. Я люблю тебя, Кассандра Фивиа. Ты словно создана специально для меня. Но… я понял это слишком поздно. И успел сделать все, чтобы ты меня возненавидела. Я был так необоснованно жесток к тебе… и нет ничего, о чем бы я сожалел больше. Если бы я только мог это исправить….

— Теодор, — она смотрела на него, не в силах поверить, что он только что признался ей в любви. — Но ведь у тебя были причины.

— Причины? — эхом повторил он.

— Ты хотел защитить близкого человека. Не твоя вина, что Оливия этого не заслуживала. И… ты ведь все-таки не позволил им меня изнасиловать. И я думаю, что мне повезло больше других.

— Других? — удивился Теодор.

— Других, бывших на моем месте, — пояснила она. — Там, на цепях.

— Почему ты думаешь, что были другие? — опешил парень.

— Ты же сам тогда сказал, что закон ничего не может с тобой сделать. Я подумала, что ты говоришь о аналогичных ситуациях…

— Нет, — он покачал головой. — Аналогичных ситуаций не было. Я имел в виду другие свои… дела.

— Значит, ты даже лучше, чем я о тебе думала, — улыбнулась Кэсси.

— Я не понимаю, как ты можешь оправдывать меня?

— А что мне еще делать? — пожала она плечами. — Я ведь люблю тебя, Теодор Вайнхаи.

— После всего, что я сделал?

— До. До всего, что ты сделал. С первого взгляда.

Теодор смотрел на нее потрясенно:

— Но ты никогда…

— Я знала, что такой парень, как ты — не для меня. Поэтому не позволяла себе потакать собственным чувствам.

Она призналась в своих чувствах, и узор на ее руке подтверждал ее слова, но Кэсси видела, что он не верит. Не может поверить, убежденный, его нельзя полюбить — и особенно ей.

Кэсси вздохнула и улыбнулась:

— Посмотри в моих воспоминаниях.

— Нет, — решительно отверг он.

— Посмотри. Задай мне тот же вопрос, что и ей, и развей сомнения раз и навсегда.