Записанное не пропадает

ГЛАВА 3. КСАН КОВРОВ

По образованию Ксан Ковров был историком, по призванию - философом. И пожалуй, не случайно именно философ-историк стал в те годы председателем Совета всех люде и,- живущих на Земле, Луне и планетах. У самого Ксана в его главном труде "Витки исторической спирали" есть такие слова: "В прошлом чаще всего главой государства становился представитель самой важной для эпохи профессии. К сожалению, до нашего тысячелетия обычно это был военачальник. В мрачные периоды застоя, когда господа стремились сохранить свое господство, удержаться, замедлить, застопорить рост, власть нередко захватывали жрецы, проповедники отказа от земного счастья, сторонники бездействия в этом мире. В эпохи великих споров вождями становились мастера зажигательного слова ораторы, адвокаты, проповедники, реже писатели, слишком медлительные в дискуссиях. Когда споры кончились и человечество стало единым, кто возглавлял единое хозяйство планеты? Хозяйственники - инженеры, эконоксты, строители каналов, островов и горных кряжей. Но в последние годы, после веков орошения и осушения, замечается новый поворот. Экономические задачи решены, с необходимыми хозяйственными заботами мы справляемся за три-четыре часа. Труд необязательный стал весомее обязательного. На что направить его? Что дает счастье? И все чаще мы видим во главе человечества знатоков человеческой души: воспитателей, педагогов, литераторов, философов, историков".

Ксан написал эти слова еще в молодости, будучи рядовым историком. Он не подозревал, что пишет о самом себе.

"Витки исторической спирали" были главным трудом его жизни. О витках спирали он размышлял и писал десятки лет. Его увлекала диалектическая игра сходства и несходства. Человечество идет все вперед, каждый виток нечто новое. Новое, но подобное старому, подобное старому, но по сути - иное.

Ксан изучал прошлое, писал для специалистов старомодным, даже сложноватым языком, но книги его расходились миллиардными тиражами, читались взахлеб молодежью и стариками, обсуждались на Совете Планеты.

Потому что с тех пор, как человечество изгнало эксплуататоров, на Земле началась эпоха сознательной истории и страны больше не плыли по течению. Люди хотели понимать причины застоя и предотвращать их, хотели предвидеть трудности и готовиться к ним заранее. И действительно, застоя не было с двадцатого века начиная.

"О непредвиденных последствиях в истории" - так назывался очередной труд Ксана.

Еще в древности жители Двуречья, вырубая леса в горах, обезводили Тигр и Евфрат и свою же страну превратили в пустыню. Энгельс приводит этот пример.

И разве испанцы, в погоне за золотом покорившие Америку, думали, что они ведут свою страну к нищете?

Именно эта работа о непредвиденных последствиях и привела Ксана в Институт новых идей. Был такой институт, куда с надеждой и волнением несли толстые папки со своими проектами и предложениями самонадеянные молодые люди, упрямые неудачники, энтузиасты вечного движения, душевнобольные маньяки и гениальные изобретатели. Чтобы найти алмазные крупинки в мутном потоке заблуждений, требовалось большое терпение, большое искусство и большая любовь к людям. Ксан выслушивал авторов проектов с удовольствием. Он вообще любил слушать и обдумывать, говорить предпочитал поменьше. Даже составил для себя правила обдумывания; позже они вошли в наставления для рядовых слушателей Института новых идей:

1. Помни, что твоя задача-найти полезное, а не отвергнуть бесполезное.

2. Нет ничего совершенно нового, и ничего совершенно старого. В необычном ищи похожее, в похожем не упусти необычного.

3. Не забывай о неожиданных последствиях. Во всяком достижении есть оборотная сторона. Усилия вызывают сдвиги, и не всегда приятные.

4. Наука, как и жизнь, развивается по спирали. Следовательно, чтобы идти вперед, нужно своевременно сворачивать. Большой рост требует принципиально новых решений, а прямое продолжение ведет в тупик.

Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что видный историк, философ непредвиденных последствий и директор Института новых идей, стал главой Совета Планеты - первым умом человечества. И в Совете Ксан, как прежде, обсуждал вселенские проекты, но поступившие не от одиночек, а из институтов и академий.

И как прежде, в его кабинете висела табличка с теми

же заповедями: "Твоя задача - найти полезное, а не отвергнуть бесполезное"...

И в Совете Планеты Ксан был по-прежнему неразговорчив, выступал редко, высказывался коротко, предпочитал выслушивать и обдумывать. Слушал на заседаниях Совета, слушал в своей приемной, слушал в кабинете, читал доклады статистиков и таблицы опросных машин, но, кроме всего, проводил, как он называл, выборочные опросы; проще говоря, затесавшись в толпу где-нибудь на аэродроме, в клинике, в театральном фойе или на заводском собрании, слушал, о чем спорят люди. Со временем мир узнал эту манеру: широкогрудым бородачам, похожим на Ксана, каждый торопился высказать свое мнение о жизни, ее устройстве и неустройстве. Один журналист воспользовался этим, ходил по улицам, приклеив окладистую бороду, потом выпустил книжку "Меня принимали за Ксана".

Ксан прочел ее усмехаясь... и попросил еще десятерых журналистов бродить с приклеенной бородой в толпе.

Слышанное и прочитанное Ксан любил обдумывать в сумерки. Он жил на одном из островов Московского моря; дом его окружал большой тенистый сад с запущенными дорожками, спускавшимися к воде. Под вечер ветер обычно стихает, листья перестают шелестеть, кроны и кусты сливаются в темную массу. Ничто не отвлекает, не останавливает внимания, дышится легко, шагается прямо.

В этом тенистом саду размышлений и принял Ксан Зарека с его учениками.

Старики шли под руку. Ксан делал шаг, Зарек - два.

А сзади, словно гвардейская охрана, вышагивала рослая молодежь: Ким, Сева и Лада между ними.

– Только не пускай там слезу, Лада,- сказал ей Сева в дороге.- Разговор будет, по существу, медицинский, экономический. Ксана надо убедить, показать, что мы народ дельный, надежный.

– Разве я плакса?
– возразила Лада.

Излагал идею Зарек. Шагающие сзади друзья могли быть довольны.

Зарек был точен, как ученый, и красноречив, как лектор. Под конец он сказал:

– Гхор только в силу вошел. Столько сделает еще замечательного. Да что убеждать вас, Ксан! По себе же мы знаем. Только-только набрали опыт, только разобрались в деле, только поняли жизнь, а сил уже нет, природа приглашает на покой.

– Да? Вы успели понять жизнь?
– переспросил Ксан.

Голос его выражал любопытство, а не иронию, но Зарек осекся, смущенный. Значит, двадцать миллионов часов на одного человека?
– переспросил Ксан.
– И потом попросите прибавки?

– Эти усилия окупятся. Будет проведено полное ратомическое обследование организма. Мы восстановим Гхора и научимся восстанавливать любого...

– Вот это важно - любого. Обязательно любого! Но тогда уже не надо будет тратить двадцать миллионов часов на каждого, не правда ли?

– Нет, конечно. Важно найти метод. В дальнейшем будет в тысячу раз легче.

– "В тысячу раз" - литературное выражение или арифметическое?

– Примерно в тысячу раз.

– Хорошо, двадцать тысяч часов на оживление человека. Это ведь немало. Они, молодежь, не знают, в юности не считают времени, но мы-то с вами понимаем, Зарек, что означает двадцать тысяч. При нашем четырехчасовом рабочем дне человек успевает проработать тридцать - сорок тысяч часов за всю жизнь. Стало быть, если я правильно считаю, придется вернуться в двадцатый век, к семичасовой работе, чтобы обеспечить всем продление жизни. Это удвоение человеческого труда. Все ли согласятся на длинный рабочий день?

– Я уверен, что все,- вмешался Ким, краснея под взглядом Ксана.

– А я не уверен, юноша. Пожилые-то согласятся, к которым костлявая стучит в окошко. А молодежь не может, не обязана думать о смерти, всю жизнь трудиться с напряжением, чтобы отодвинуть смерть.

– Молодежь у нас небездумная. И не боится тяжкого труда,- вставила Лада.Даже ищет трудностей, даже идет на жертвы, радуется, если может пожертвовать собой. Так было всегда, еще в героическом двадцатом...

Ксан пытливо посмотрел на нее, на Кима, на Севу.