Записки брюнетки

А в конце 2003 года Валентина Федоровна умерла. Снова было очень больно. И снова не в силах Антоники было вернуть близкого человека.

…А дальше все будет хорошо!

Прошло еще пять лет. Антоника прижилась в Москве, нашла новых друзей. Все эти годы Понаровская на все вопросы о приемной дочери исправно отвечала: «Я не хочу о ней говорить…» И Антоника решила, что для нее будет легче тоже выкинуть из головы и из сердца эту историю, пережить и отпустить свою личную драму…

— Видно, не судьба мне иметь материнскую любовь, — грустно улыбается Антоника, — все три моих мамы — настоящая и две приемных — меня оставили. С одной только разницей, что две сами отвернулись, а одну, самую любящую, забрал Бог.

— А ты в обиде на Ирину Витальевну? — интересуюсь я.

— Я давно простила и Понаровскую, и свою родную мать Марину… — отзывается Антоника. — Просто не хочу повторять их ошибки и их судьбы. Благодаря усилиям журналистов, не так давно я встретилась со своим родным отцом Доменгужем Жозе. Мы хорошо пообщались, но наши жизненные векторы просто не совпали. У отца своя жизнь, работа, большая семья, жена и много детей — и все это в далекой Анголе. Я вообще ни на кого не в обиде, обижаться — не в моих правилах. Зато есть люди, которым я по-настоящему благодарна. Кроме моих московских друзей, это еще и мои челябинские приемные родители. Если оглянуться назад, именно они оказались самыми близкими, самыми важными и самыми значимыми людьми в моей жизни. Бабушка Валентина Федоровна (я называла ее так, потому что по возрасту она мне больше в бабушки годилась) и дедушка Борис Александрович — это люди, которые все-таки подарили мне кусок счастливого домашнего детства. И вспоминая тот счастливый отрезок времени, настоящий семейный уют и тепло домашнего очага, я обещаю себе: мой сын Федор обязательно будет счастлив! И только со мною рядом.

— А как дальше жить будешь? — любопытствую я. — Ты же осталась совсем одна…

И тут Антоника улыбается радостно и даже счастливо:

— Понимаешь, когда я осознала, что Федора послал мне Бог, тогда же почувствовала: он — мой талисман! Теперь, когда он есть, я точно знаю: дальше в моей жизни все будет хорошо! Сейчас я с помощью друзей вышла на работу, чтобы вырастить Федора. А Федор вырастет и поможет мне в старости. И я очень счастлива от того, что теперь я иду по жизни не одна, нас уже двое!

Резюме брюнетки:

Оно одно — к двум вышеописанным историям. Мне почему-то вдруг очень захотелось процитировать одного восточного мудреца: «В каждой семье есть истинный Будда. В сутолоке каждого дня есть истинный путь. Когда люди могут, не кривя душой, жить в согласии и с радостью говорить друг другу приветливые слова, когда родители и дети любят друг друга и живут душа в душу, то это в тысячу раз выше „регулирования дыхания“ и „созерцания сердца“». Хун Цзычен.

ДЕВОЧКА ПРИЕХАЛА В Ж…

Маленькую Сандру забирали из Португалии практически всей страной — и только ленивый не читал про эту историю и не видел ее героев по телевизору. Я же одной из первых отправилась в новый дом Сандры в далеком селе Ярославской области.

«Что такое эта Португалия? Это же жопа Европы! Зачем она нужна моей дочери?» — говорит Наталья Зарубина, мама маленькой Сандры. Она настроена патриотически, и нам бы ее поддерживать… Но насколько наша родимая, отечественная «ж» лучше «ж» европейской? Вопрос больной и очень острый. Я побывала в гостях у семьи Зарубиных и даже заночевала в их хате.

Конечно, возможно, спустя годы, Александра Циклаури, известная нам как Сандра, будет очень сожалеть, что не осталась жить в португальской фазенде и позабыла европейский этикет… Но сейчас она увлеченно играет на русской печи, в горнице старинной избы в селе Пречистом. Девочка не выглядит несчастной, она смеется и напевает. Оно и понятно: в 6 лет ребенок привыкает быстро — и к плохому, и к хорошему. А в новом доме Сандре совсем не скучно. Здесь есть кошки, собаки, цыплята, к ней приходят играть соседские дети и можно вольготно бегать по деревенскому двору…

На мой взгляд, измерить данную ситуацию категориями «хорошо» и «плохо» невозможно. В селе Пречистом не лучше и не хуже, чем в Португалии. Просто Сандра (с нашей общей помощью) попала совсем в иное измерение, иную реальность. И в этой реальности, которая действительно очень метко характеризуется емким словом «ж», увы, живет большая часть населения нашей страны.

В нее попадаю и я — словно на пару веков назад. Сонная русская глубинка: спереди Вологда, сзади Ярик — так тут кличут город Ярославль. Вместо вокзала в селе Пречистом — крохотный полустанок, нет даже платформы. Поезд «Москва-Воркута» стоит здесь ровно две минуты. Не успел запрыгнуть, твои проблемы. Следующий пассажирский будет через сутки. Дороги кривые, разбитые: даже странно видеть тут такси, а не скрипучую телегу с крестьянским мужиком на козлах. Эти места на севере Ярославской области знамениты тем, что где-то здесь коварно завел в леса врагов Иван Сусанин. Мне кажется, и сегодня здесь чужеземца, если он придет не с добром, заведут в бескрайний лес — и поминай, как звали. Такой уж здесь народ: чужого им не надо, но и своего без боя не отдадут. Также эти места считаются родиной Бабы Яги. Здесь неподалеку стоит избушка на курьих ножках — к лесу задом, к туристам передом. Нашу национальную ведьму местные любят: крутого нрава была бабка, а таких здесь уважают.

Дом Зарубиных — напротив небогатой старинной церквушки. Улицы тихие, пустынные, только древние соседские старушки маячат в подслеповатых окошках своих избушек. Время будто застыло в этих краях. Недавно Ольга Ивановна, бабушка Сандры, откопала в собственном огороде пяикопеечную монетку 1802 года выпуска. И простая бревенчатая изба, в которой живет новая семья Сандры, была поставлена чуть ли не в ту же пору. На славу тогда строили: с тех пор дом ни разу не ремонтировали — разве что укрепляли, чтобы не слишком заваливался на бок. Внешне он, конечно, страшноват, зато стоит на земле крепко и места много: сени, горница, чулан — все есть.

Чтобы войти в хату, надо согнуться в три погибели — будто кланяешься. Притолоки здесь по-деревенски низкие. Наталья лопочет с дочкой по-португальски. Странно в скромной горнице с мутными оконцами и крохотным телевизором слышать слова, знакомые по красочным сериалам о красивой жизни:

— Рапидо, Сандринья! — говорит Наталья. — Обригадо! («Поторопись, Сандрочка! Спасибо!»)

— Мамми, мамми, — отзывается Сандра и виснет на шее у Натальи. Не похоже, чтобы она боялась ее или ненавидела.

Девочка шустро карабкается на большую русскую печь, туда ведет лестница. На печи — игрушки и двоюродный брат Сандры, 9-летний Саша. Дети о чем-то увлеченно разговаривают и как-то друг друга понимают, хотя Сандра пока знает по-русски только одно слово — «бабушка». Мальчик Саша играет на гармошке. С печи доносится пение и смех. Я подхожу и зову девочку по имени. И тут Сандра начинает в ужасе кричать: «Жорналиста! Жорналиста!» За эти дни семью Зарубиных так одолели телевизионщики, что девочка стала их бояться: они мешают играть и пристают с расспросами. Наталья уверяет Сандру, что сеньора (то есть, я) не будет доставать огромную камеру, совать телефон и требовать, чтобы Сандра звонила Флоринде в Португалию и в очередной раз рассказывала, что собака ощенилась. По словам Зарубиных, эта сцена уже повторялась «на бис» для нескольких каналов. Тогда Сандра говорит мне «О'la!» («Привет!»), слезает с печи и с интересом рассматривает мои руки, что-то лопоча по-португальски. Наталья переводит: «Она спрашивает, как ты сделала такой маникюр? Очень любит все красивое, яркое». У Сандры нарядное платье, а на веках — блестящие тени. Она ведет себя как маленькая женщина и забитой совсем не выглядит.

Зарубины, разумеется, смотрят телевизор и слышат, в чем их обвиняют. Загнали европейского ребенка на печь, сами пьют, ребенка бьют… Откровенно говоря, я думала, что к моему приезду будет устроено «показательное выступление»: ребенка снимут с печи, а от водки (коварно привезенной мною же) откажутся. Но нет: тут никто ничего нарочно изображать, похоже, не собирается. Мне радуются, подношение принимают и ставят в холодильник. Бабушка тут же затевает домашние котлеты — а как же, гости приехали!