Записки городского сумасшедшего
Шрифт:
– Ну а кого ще?
– Послушайте, Николай Васильевич, я полагаю, что могу работать с кем захочу.
– Но ви ж знали, що він теж у Союз вступати хоче. («Но вы же знали, что он тоже в Союз вступать хочет».)
– Да, знал. И что с того?
Возмущенный таким нахальством редактора, Николай Васильевич начал задыхаться от гнева, прокричал: «А то, шо вин дурень и скотина!» – и бросил трубку. «Однако», – подумал Разумовский и пошел дальше работать.
А через три месяца, в течение которых он не слышал ни об одном из этих двоих, шел он мимо клуба и решил посмотреть, что там происходит. На сцене стоял Иван Михайлович и вещал:
Когда
И гению осталось умереть,
Он там сидит и только рад.
А я поэт и продолжаю петь!
Иван Михайлович закончил декламировать и поклонился. Из зала, где, как обычно, сидело человек десять, донеслось громкое «браво!», выкрикнутое Николаем Васильевичем. Так понравилось ему выступление коллеги, что хлопал он неистово, а в конце концов не выдержал, выбежал на сцену и обратился к публике:
– Друзі! На мою думку, це геніально! И правдиво до болі. Коли двох геніїв не приймають у Союз письменників тому, що поганий редактор загубив їх творіння! Це треба обнародувать! Про це треба говорити! Колега, браво! («Друзья! По-моему, это гениально! И правдиво до боли. Когда двух гениев не принимают в Союз писателей потому, что плохой редактор загубил их творения! Это надо обнародовать! Об этом нужно говорить! Коллега, браво!»)
Разумовский развернулся и ушел.
Вечером того же дня Иван Михайлович и Николай Васильевич вместе пили водку и в очередной раз ругали нерадивого редактора за то, что он до такой степени исказил их творения, что оба поэта получили отказ от Союза писателей. А еще за то, что своим недостойным поведением Разумовский чуть было не поссорил два огромных таланта – две глыбы на литературном поприще, о которых еще услышит весь мир, а не только родной город.
Композиция для струнного оркестра
Я ведь любил ее. Любил больше жизни. Такое один раз бывает. А что потом? А потом жизнь продолжается… И снова заканчивается…
Молодая парочка идет по улице. Он хочет казаться лучше, чем есть на самом деле, произвести впечатление. Она пытается найти в нем то, за что можно зацепиться, и… не находит и думает о другом. Они заходят в кафе, он смотрит на нее, а она – скорее вокруг. «Вот тот ничего, суровый, взрослый такой…»
– Я думаю, что жениться в институте слишком рано. Надо как-то устроиться…
«Ага, рано… Но не все же учатся. Некоторые уже отучились».
– Да, рано… Конечно рано…
«Маленький ты еще… Мужчина должен содержать женщину…»
Они ужинают, выпивают бутылку вина, выходят на улицу, идут до остановки. На 71-м автобусе она поедет домой. Он обнимает ее, они целуются в первый раз. Для него память об этом поцелуе останется на всю жизнь. Она же забудет, как только сядет в автобус…
Звонок. Беру трубку.
– Иван Витальевич, здравствуйте! Извините, что в выходной… Но вы просили, если что…
– Алексей Борисович, привет. Да… Что там?
– Тут у Филданского, похоже, кровотечение… Вы просили информировать, если что…
– Да-а… Плохо… Срочно готовьте к операции.
– Готовим уже.
– Я через двадцать минут приеду.
– Сами будете оперировать? Мы тут вроде…
– Сам буду.
Кладу трубку, встаю из-за стола. Наташа, моя жена, уже и без того понявшая, о чем речь, все же спрашивает:
– Ваня, что там?
– Да у Филданского кровотечение. Ехать надо.
– Боже… Может, кто-то другой?
– Нет.
Наташа встает
из-за стола, открывает шкаф.– Так… Рубашки поглаженной нет… Футболку наденешь?.. Отпуск у тебя… Завтрак вон не доел… Что же это… Господи… Филданский… Боже, помоги ему…
Подъезжает 71-й, и она уезжает. Через полгода она найдет другого, и он узнает об этом совершенно случайно. Она будет говорить о том, что не хотела ничего серьезного, но так вышло, что это он настоял, а она не смогла отказать, что все не решалась признаться и все тянула, хотя и зашло у них уже очень далеко, так что дальше – только свадьба, но она не хочет за него замуж, хотя свадьба, в сущности, ничего особо не изменит, и вообще она запуталась, и все такое прочее… А он подумает, что надо отравиться. Символично даже: как еще студенту медицинского университета покончить со всем этим, если не съесть лошадиную дозу таблеток? И когда бы не Филданский, то съел бы, точно съел бы…
Захожу в гараж, сажусь в машину, выезжаю. Через пять минут миную знакомую остановку… Интересно, 71-й до сих пор ходит? Бог знает… Вот загс, в котором у них была свадьба… Вот здесь, в этом доме, они жили. А может быть, и до сих пор живут. Лучше пусть живут. А вот Филданский… Плохо дело, и шансов почти нет. Зачем я еду? Ясно же все. И без того ясно. Наказываешь ты себя, Ваня. Или до сих пор что-то кому-то доказываешь. Взрослый мужик ведь. Но если б не он тогда, не было бы взрослого мужика…
– Я живу с ним…
Он смотрел на нее удивленно, не успев еще до конца понять смысл сказанных слов. Ведь у них дальше поцелуев не заходило никогда, а здесь, с другим, выходит, так…
– Как?..
– Я не знаю, сможешь ли ты меня простить… Все вышло внезапно, само собой… Не понимаю…
– Само собой?..
– Ваня!..
Он приехал домой, разделся, сел за стол, надел наушники, включил любимую композицию для струнного оркестра и так и сидел в течение нескольких часов, глядя в одну точку и думая, что жить ему больше незачем. А потом этот Филданский, шут гороховый, явился не пойми откуда и записался в друзья.
«Да ты с ума сошел, что ли? Дубина! Мало ли баб вокруг? Ты хоть институт окончи, а потом уже травись! А лучше не травись. Лучше под поезд. Голову тебе отрежет, и к нам привезут, а мы пришьем. Я лично пришивать буду и задом наперед сделаю. Ты все равно сдохнешь, а мы хоть поржем как следует. А вообще подожди, хоть одну операцию сделай. А то обидно будет: у тебя же руки из жопы, я отсюда вижу, а ты так и не убедишься в этом».
И много они кутили с Филданским, и с девушками знакомились, и гуляли на свадьбе друг у друга, и дружили потом всю жизнь. И всегда шутил Филданский, что настоящий хирург из них двоих только он, потому что однажды разработал технологию пришивания головы задом наперед, а товарищ не позволил ее опробовать. «А все с умыслом, все затем, чтобы Ваня потом мог диссертации писать да статьи и в своем НИИ уже в сорок с небольшим стать светилом мирового масштаба…»
Возвращаюсь домой, открываю своим ключом, чего не делаю почти никогда. Наташа выходит в коридор, смотрит на меня и все понимает. Я не спеша раздеваюсь, иду в зал, подхожу к шкафчику с пластинками, нахожу нужную, ставлю на вертушку, сажусь в кресло. Через секунду раздаются первые аккорды композиции для струнного оркестра.
Стриптиз
Приходим мы в прокуренный клуб, дешевую клоаку для пьяного времяпровождения молодежи – студентов или отморозков. Мы – студенты.