Записки грибника

— Выспался. А у тебя как, всё спокойно?

— Вроде как да.

— А что не так?

— Спускайся, чего на всю улицу орать, здесь и поговорим. — Раздался шорох и приглушенные шаги. Если бы не вслушивался, точно не услышал бы. Мне нравился этот стрелец, в нем было что-то от медведя. Ленивая грация, мгновенно взрывающаяся быстротой отточенных движений, он не задумывался, а действовал.

Пока одевался, в голове появилась мысль, как переделать стрелецкую пищаль и сделать ей простенький ударный замок.

Надо будет записать. По началу с этим были трудности, при этом не в плане денег за полушку можно было прикупить десяток листов формата а/4. Дороговато и качество немного не ахти, на мой взгляд, испорченного канцелярией двадцать первого века, серо — желто- белого цвета, с вкраплениями плохо перемолотых волокон, фактурой похожая на оберточную бумагу из сельпо. Но писать на ней можно, местными чернилами из дубовых орешков или свинцовым карандашом. 'Мало её, везут оную, с речки уча, что в тридцати верстах от Москвы, там в своем поместье Федька Савинов, мельничку поставил и всякое тряпье на бумагу варит ' Так мне на базаре рассказали, когда я встал перед проблемой, на чем писать. Теперь я постоянный покупатель, полсотни листов за две копейки. На месяц хватает, ещё немного и можно будет переплетать.

— Силантий Ты где? — Позвал я стрельца, на дворе было, хоть глаз коли.

— Здесь, — Послышался шепот, со стороны мастерской, — Не ори, бродит кто-то. Запрячься. Пойду, гляну.

Я отступил к стене и присел на корточки рядом с крыльцом. Стояла на удивление оглушительная тишина, от попытки вслушиваться, в ушах сначала раздался тонкий комариный писк, потом загрохотали барабаны и я оглох. Стал крутить головой, всматриваясь в темноту. На мгновение показалось, что вижу метнувшуюся ко мне с боку, черную тень. Скорей на инстинктах чем осознанно качнулся вперед, падая на подставленные руки. Одновременно с этим мою спину как будто обожгло огнём, мне врезали со всего размаху. Заорав диким голосом от боли, на четвереньках побежал прочь, ноги заплелись, и через пару шагов упал, ткнувшись мордой в грязь. Нападавший, последовал за мной, его второй удар всё по той же спине заставил выгнуться. В глазах вспыхнули искры и тут же потухли.

'Вот это шарахнуло'

Бум-бум, бум-бум. Шлеп. Бум-бум. Шлеп. Шлеп. Дзинь — со страшным грохотом разорвалась чернота и в трещину, ворвался лучик света, пошарил по закоулкам, нашел скукожившееся от страха моё я, схватил за воротник, и потащил за собой.

— Чадо, открой очи. — Голос говорившего, показался очень знакомым.

Бум- бум. Он потрепал меня по щеке, — Да убери ты огонь в сторону, осмолишь ненароком.

Лежать было жестко, какой-то острый камень врезался в позвоночник, чесалась, правя пятка, и болел затылок.

'Кажется, жив' Открыл глаза, а на меня весело скалится веселый Роджер. Вздрогнув, попробовал от него отползти, но протянув руку он, придавил меня к земле, — Федь у тебя всё хорошо?

— Кажется да. — Ответил я, узнавая стрельца Силантия.

— Ну, если, да, то вставай, неча на сырой земле, валяться. — С этими словами меня потянули, ухватив за шиворот. Поставили на ноги и встряхнули. А вот это сделали зря, я согнулся и меня вырвало.

Когда выпрямился вытирая рот рукавом, обнаружил вокруг себя Силантия, Никодима, Сидора, но больше всего меня поразило наличие Марфы, даже не это, а то с какой ловкостью она держала в руках пищаль с тлеющим фитилем.

— Это что было?

— Тати. — Никодим шагнул отходя на шаг назад и отводя в сторону руку с горящим факелом. Красные отблески выхватили лежавшее на земле тело из под него натекала черная лужица крови.

— Это он меня?

— Да, вовремя ты закричал, я поспел в самый раз, он уже дубьё вскинул тебя добить, удар ему сбил, но по башке тебе всё равно перепало.

— Он один был?

— Нет, ещё двоих в ножи взяли, и одного повязали. Сам стоять можешь. — и не дожидаясь ответа продолжил, — Иди умывайся, бабка потом голову посмотрит. — Лапища легла между лопаток и плавно толкнула к дверям.

— Без тебя управимся. Марфа, оставь пищаль, да фитиль затуши, иди воды согрей парню голову промыть надо. Может рана, какая есть. Никодим, Сидор, готовьте телегу, надо их вывезти поскорей, отсель. Не дай бог, кто глядел за ними.

— А ты что здесь… — Договорить ей не дали.

— Никодим, я не посмотрю что это твоя баба, заголю жопу да горячих навешаю, — Силантий командовал как старый опытный старшина. Ухватив за руку убитого им бандита, потащил к дверям конюшни. Бросив там ушел за другим. Дальше уже не видел, шипящая от злости Марфа утащила меня в дом, — Что стоишь, как пень. Пойдем, головушку глянем.

Сначала я долго плескался у рукомойника, смывая грязь с лица и рук, скинул рубаху, оглянулся. Хозяйка махнула рукой, — Мойся. Подотру.

Потом сидел на лавке в окружении трех горящий свечей, — Повезло тебе, ох как повезло. — Я протянул руку, чтоб дотронутся до больного места, но меня шлепнули по ладони.

— Что там, Марфа Никитовна?

— Нет там ничего, царапина малая, да шишка.

— И всё?

— А ты что хотел? Здоров ты, иди мужикам помогай.

— У меня голова болит.

— Поболит. Перестанет. — Подобрала рубаху и потянула мне, — Одевайся, нечего телесами сверкать.

Поблагодарив за оказанную помощь, вышел на двор. Вовремя, они ещё закинули живого разбойника на телегу, натянули ему на голову рубашку и Сидор уже примерялся с кожаным шнурком, чтоб удавить татя по дороге.

— Эй! Эй, погоди. — И поспешил к конюшне.

— Вы чего творите? А допросить, вызнать у него кто послал, зачем послал, сколько денег за нас дали.

— Ну, вызнаешь, ну узнаешь. Только это надо в приказе выведывать, а так на человека наговор будет, сам пострадаешь.

— А кто сказал, что я куда пойду, может и по-другому всё обойдется.

Они переглянулись, Силантий улыбнулся мне и, дернув за плечо, скинул жертву на присыпанную соломой землю. — Как скоро?

— Шило мне дайте.

— Кинжал.

— Давай. — Забрав, попробовал остроту лезвия и кончика, нормально. Встал на колени и склонился к самому уху жертвы. Прошептал. — Если меня слышишь, кивни.

Разбойник кивнул.

— Тебе сейчас открою рот, вздумаешь орать, сдохнешь в мучениях, я тебе уд отрежу и в руки дам. Если скажешь всё, что хочу знать, умрешь быстро, клянусь, мучить не буду. — Всё это я говорил тихим шепотом, на одной ноте.

Тать сжался в комок, задрожал сначала мелкой, а потом и крупной дрожью, не переставая кивать. Сделал надрез. Вытащил кляп.

— Тебя как зовут?

— В…Василий.

— Сколько денег дали за мою душу?

Пленный молчал, пытался крутить головой, пытаясь выглянуть из под накинутой тряпки. — Не крутись, отвечай.