Записки грибника

— Ты, чей будешь, отрок? — Спросил меня третий, он подошел со спины и стоял на другом берегу неширокого ручья. И так же был с пищалью.

Бежать было невозможно, рука разжалось и ведро упало в воду. Брызги попали на штанину, намочив её, но я не обратил на это внимание. Медленно развернулся, стараясь держать всех на виду. Тот, который спрашивал, отшагнул левее на пару саженей, и теперь совсем стало плохо. Единственный свободный путь, это бежать по ручью, но в этом случае мне в спину выстрелят сразу из двух стволов, ежели пулей могут и не попасть, а вот дробом…

— Онисим, из Радехова на мельницу ездил.

— Это которая, та, что на белом ручье стоит? И как там дядька Панас, жив ещё? — Третий, опустил пищаль, куском кожи накрыл запальник, а тлеющий фитиль перехватил в левую руку. — Иван, то наш, местный парубок.

— И что ты здесь делаешь? — спросил у меня и кивнул на ведро. — Подбери, а то уплывет.

— Лыська, устала, вот дед и порешил ей роздых дать, — ответил, нагибаясь за бадейкой.

— Выходь, то простынешь и не бойсь, мы Острожского князя холопы и работные люди.

— Та я и не боюсь, токмо спужался немного, а как тебя звать? — Я вышел из воды, она и правда была холодная, поставил на землю свою бадейку и, наклонившись, стал разматывать портки.

— Меня Назаром, — ответил мне перешедший следом за мной мужик, — а вон того, Захаром, а это, как ты слышал, мастер Иван. Ну, так жив ещё мельник?

— С утрева был, как счаз не ведаю, может и помер.

Назар рассмеялся. — Пошли.

И мы двинулись к стоянке, они тоже несли три ведра воды.

Дед меня встретил притворно сердито, наворчал — 'что меня токмо за смертию посылать' Он уже успел поговорить с тем, кого оставили кашеварить, достать нехитрую снедь что мы брали из дому и разложить на чистой холстине неподалеку от костра. От запаха кулеша, в животе заквакало, захотелось есть. Но посмотреть, как будут чинить телегу, было интересней, и я крутился рядом.

Треснула ось и народ толпился вокруг неё, размышляя, стоит разгружать или так можно починить.

Я вспомнил как однажды видел, на дороге стоял воз, у него также треснула по середке ось и согнулась к низу. Возница, срубил в лесу большую слегу, подвел возок к придорожному валуну, подсунул под излом, на постромках подвесил несколько кулей с мукой, и когда деревяха выпрямилась, он привязал пару сучков дубовых поверху и по низу, мокрыми кожаными ремушками, оставив на концах петли которые закрутил рычагом. И ничего, уехал.

Набравшись смелости, подошел к старшему Ивану и, запинаясь через слово, поведал о том. Он попросил повторить. Выслушал, окликнул попутчиков, — Назар, Захар несите от леса крепкую лесину, отрок верно бает, токмо мы немного по — другому сделаем. Иван, достань гвоздей с десяток и оторви заднюю доску от телеги, надвое раздели её. Тебе Онисим просьба будет, помочь нам.

С починкой затянулись немного, и мы с дедом вынуждены были остаться ночевать, уже вечером, сидя у костра, слушая разговоры, все пытался понять кто наши попутчики. Дед Пилип, сытый и довольный что так удачно все сложилось, попутчики не разбойники и не татарва, разговаривал с Назаром:

— Скажи Назар, а как вы у нас здесь оказались? Вам с Острога через Берестечко и Дубно на Буск ближе было бы.

— Туда, в Буск за бумагой, так и доехали, обоз большой собрался с ним и дошли. Да и сродственников проведать надо было.

— Это где? Может знаю…

— Ганна, сестра моя, за бондаря замуж вышла из Шумска.

— Это не Вацлав? Поляк, что у рынка мастерскую держит?

— Типун тебе на язык, чтоб Ганка за нехристя пошла. Михась Ложка. Слышал о таком?

Дед помотал головой, — Не… Постой. Это не тот что спьяну голяком по площади бегал?

— Старик, с ума съехал? Он капли в рот не берет…

— Только кружку прикладывает. Девка дюже хороша, бровки дугой, черные, коса до сраки, в руку толщиной, нос…Как у тебя, репкой. Росточку маленького… По плечо тебе будет. Палец в рот не клади, по локоть откусит. Она?

Назар расплылся в улыбке, — Она.

— Стерва. — Сказал, как припечатал Пилип.

— Во как, эх, жаль ты старый, а то бы….

— Что? — 'А то бы' У прошлом году, вясною, был у тех краях, Пан наш, с обозом отправил. А мне бадья понадобилась, с крышкой, в баньку, старая ужо совсем, развалилась. Захожу в лавку, стоит молодица, вся из себя, с честными мужами лается, послушал, послушал да встрял сдуру. Так и мне перепало…

Вот и говорю, 'стерва' твоя сестрица. Вся в тебя, никакого вежества к сединам не кажет.

Договорить им не дали мастер Иван окликнул, — Назар, тебе первую стражу стоять.

Назар, проворчал что-то в полголоса, подобрал пищаль, саблю, да и ушел к подводе, место готовить, а дед Пилип побухтел немного и к нашей телеге зашагал. Я же остался у костра, подкидывая изредка ветки и щепки, посидел немного, улегся на солому, накрылся попоной и уснул'

— Вот такой случилась моя первая встреча, с Иваном сыном Федора. Через два года вновь свиделись, дед мой, Пилип, помер. Сродственников у меня больше не было, вот и подался я в Острог, просить милости у князя нашего Василия Константиновича. Дорога была недолгой, переехал по пути речку збитенку, мимо села Межерич и к вечеру добрался до Вилии, на левом берегу которой и стоит город. Пока то, да сё, опоздал, закрыли ворота на ночь. Пришлось прибиваться на ночевку к таким — же неудачникам, как и сам. Бог миловал, ничего не случилось, и с первыми лучами солнца вошел в Острог. Через три дня с божьей помощью и добрых людей, по велению Князя, был приписан в подмастерье к Ивану. Двор, на котором находилась печатня, назывался Булсардиновым — он стоял на замковой улице у подножия замковой горы, неподалеку от костела Вознесения, Успенского собора и Николаевской церкви.

Когда проведал, что мои знакомцы с коими трудности дорожные делил, они самые и есть, так в радость это дело стало. Учился переплетному делу, всю красоту книге, мне делать поручали. Кожу выделать, листы сшить, оклад, кому в дар потребно будет, у мастеров заказать. Много разного самому делать приходилось…

Иван, сам меня учил, показывал и говорил как лучше сделать, почему так и что будет ежели по-моему, но тяжело работа шла…

— А почему? — Я в первый раз перебил Анисима

— Князь наш, задумал дело большое, богоугодное, напечатать библию, полную, но для этого нужно было буквицы новые отлить, новые доски вырезать для вставок, запастись бумагой. Когда мы с дедом их на дороге встретили они в Буск ездили, тамошние мастера как раз дело бумажное освоили. Во Львов очень часто уезжал, вот и выходит, что дал он мне урок, а проверяет сын его, тоже Иван. Но он своему учить начинает, вот и приходилось меж двух огней вертеться.

На миг задумался, потом улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, — Но мне это только впрок пошло, они были хорошие люди, учили всему, что сами знали.