Записки из чемоданаТайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти
Шрифт:
В основном погрузка прошла хорошо. Правда, у немцев хмурый и злобный вид, так как они не верили, что их отправляют не в Сибирь, потому что все они работали для немецкой армии Гитлера, которая нанесла громадный ущерб СССР.
Правда, и в этом деле не обошлось без смеха. Некоторые немцы для того, чтобы избавиться от своих жен, брали подруг и записывали их на свою фамилию [368] .
В Москве от своих ребят узнал, что этот подлый Абакумов решил свести со мной счеты, став министром госбезопасности СССР, арестовал маршала авиации Новикова* А. А. и выдавил из него на меня показания, что мы с Жуковым в близких отношениях и оба заговорщики против Сталина. Вот ведь какой мерзавец! Пришлось обратиться за помощью к т. Сталину [369] .
368
Немецкие
369
«Дело авиаторов» стало, пожалуй, первой крупномасштабной провокацией МГБ после войны. В апреле 1946 г. по обвинению во вредительстве и срыве испытаний новых самолетов были арестованы главком ВВС Новиков и командарм 12-й воздушной армии Худяков — оба маршалы авиации.
На основании выбитых из них показаний за решетку вскоре отправились главный инженер ВВС Репин, зав. военно-авиационным отделом ЦК ВКП(б), член Военного совета ВВС Шиманов, парком авиапромышленности Шахурин и др. От них требовали дать показания в том числе против маршала Жукова и генерала Серова: небезуспешно.
Уже 11 мая 1946 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР признала всех арестованных виновными в том, что они «протаскивали на вооружение ВВС заведомо бракованные самолёты и моторы крупными партиями и по прямому сговору между собой, что приводило к большому количеству аварий и катастроф». Новиков был осужден на 5 лет.
В письме, которое я послал в сентябре, написал: «Совет Министров Союза СССР — тов. Сталину И. В.
Считаю необходимым доложить Вам, т. Сталин, о непартийном отношении ко мне Абакумова, который на протяжении всей войны на всяких мелочах пытался меня скомпрометировать, но я не обращал внимания, так как в тот период у него были ограниченные возможности к этому. В настоящее время эти возможности во много раз увеличились, и я счел необходимым обратиться к вам за помощью».
Далее я привожу факты о том, что Абакумов под предлогом технической неграмотности моего экипажа самолета и якобы психически ненормального летчика Панькина* хотел подсадить своих людей, чтобы разрабатывали меня о Жукове Г. К. и моих взаимоотношениях с ним.
Я так писал: «Т. Сталин, мы с Жуковым были в нормальных деловых отношениях, какие требовались во время войны и после, в период работы по линии СВАГ. Т. Жуков всегда говорил, что получает указания только от хозяина (он Вас так, т. Сталин, называет), что его предложения утвердил хозяин и дал указания и т. д.».
И далее: «Я не думаю, что т. Жуков мог решиться на какие-либо действия вразрез политики нашего государства».
Это я писал в то время, когда Жуков был уже скомпрометирован тем же Абакумовым и иже с ним и командовал Одесским военным округом.
Закончил письмо так: «Мне очень обидно, т. Сталин, когда Абакумов незаслуженно меня оскорбляет. Я стараюсь работать без оглядки и добиваюсь выполнения возложенной на меня работы, невзирая ни на что. Я знаю, что если в ходе работы ошибусь, то меня направят. Поэтому прошу Вас, т. Сталин, оградить меня от оскорбительного преследования Абакумова. Со своей стороны заверяю, что любое задание Партии и Правительства для меня является законом моей жизни. Сентябрь 1946 г. Берлин».
В последующем я несколько раз был у т. Сталина, но по поводу моей записки вопроса пока не возникало [370] .
370
Письмо Серова Сталину датировано 8 сентября 1946 г., т. е. на другой день после визита в кабинет вождя. Выдержки из его текста приводятся дословно, практически в точном соответствии с оригиналом. (АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 28. Л. 147–153.).
Сталин не только прочитал письмо, но и немедленно принял меры. 12 сентября он направляет шифротелеграмму В. Абакумову: «…прошу Вас немедленно распорядиться о прекращении какой бы то ни было слежки за тов. Серовым». Встревоженный Абакумов вынужден оправдываться: ни он, ни его заместители, ни руководители военной контрразведки в Германии указаний таких никогда не давали, «следовательно, МГБ слежки за тов. Серовым не ведет». (Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 — март 1953. М.: Материк, 2007. С. 27.).
Декабрь
Ну, жизнь в Германии идет нормально. С Ульбрихтом приходится возиться, как с маленьким. Придет со своей женой-переводчицей, сядут в приемной и ждут очереди. А когда войдет в кабинет, то поставит один-два вопроса, а затем
начинает мелочи выкладывать: то его бензином не заправляют, то прикрепленный офицер не подходит, просит заменить, то помещения нет и т. д.Я каждый раз сердился и говорил ему, что «вы тут хозяин, действуйте, а мы поддержим. А вы все ходите вокруг да около и хотите, чтобы мы за вас делали». Он после моей тирады сразу переставал понимать по-русски и, обращаясь к жене (она уже теперь не переводчица), стал спрашивать: «Вас, вас?» («Что, что?»). Ну, потом, когда она перевела, он заулыбался, стал благодарить, и мы мирно расходились.
Я-то все время считал, что т. Пик будет активно работать, мне кажется, он более эрудирован, да мне и т. Сталин так сказал, чтобы он за главного там был. А оказалось, что т. Пик болеет и практически мало работает.
А откровенно говоря, пока что не нравятся мне немцы, из числа руководителей провинций, трудно из них сделать настоящих демократов. Как ни бьемся, а они на нас смотрят волками. Особенно когда видят, как мы вывозим технику, оборудование, демонтируем заводы и т. д. А что они думали, у нас пол-Союза немцы разграбили, сожгли и вывезли, а мы тут на них будем любоваться?
Потом они намекают, что на Западе ничего не вывозят, так как не понимают, что у американцев и англичан они ничего не повредили.
1947 год. Январь-февраль
Наступил 1947 год. «Что день грядущий мне готовит?»
Обстановка в Германии начинает стабилизироваться. Пускают новые предприятия, мы жмем на немцев, они стараются, но мне думается, мы допускаем и большую ошибку. О ней я говорил тов. Соколовскому.
Наши советники, инженеры и специалисты, желая выслужиться перед своим наркоматом, вносят предложение, что мы, т. е. немецкие предприятия, где они сидят, можем выполнить больший план по репарациям. Министры говорят: «Давай».
Наши жмут на немцев — «давай больше». Те сопротивляются, заявляя, что производственные мощности не позволяют. Тогда наши говорят: «Ускорить процесс обработки» Немцы говорят: «Не можем, так как будет низкое качество». Наши говорят: «Учтем при приемке».
Немцы потихоньку идут на это, т. е. за счет плохого качества увеличивают выпуск продукции по репарациям, а наши представители принимают некачественный товар и отправляют в Москву, лишь бы план перевыполнить. Ведь немцы всегда славились качеством производства, конкурировали в этом с англичанами, а теперь посмотришь, как плохо стали делать ружья, велосипеды, ткань и т. д. [371]
371
Поставки товаров из текущего производства составляли важную часть немецких репараций. По данным М. И. Семиряги, их стоимость составляла в 1946 г. — 52 700 тыс. марок или 6,1 % валового производства советской зоны, что в пересчёте на душу населения составляло 42,1 марки на чел. На 1947 г. эти величины составляли соответственно 108 600 тыс. марок, 11,8 %, 86,8 марок на чел., в 1948 г. — 83 900, 7,9 %, 67,0 марок на чел. (Семиряга М. И. Как мы управляли Германией. М.: РОССПЭН, 1995. С. 128.).
Я на совещании комендантов городов и начальников СКП провинций обращал на это внимание, так они мне говорят, что наши советники получили план от своих наркомов и стараются выполнить и получить за это премии. Испортим немцев и будем получать дрянь.
Тов. Соколовский поехал в Москву, возможно, там что-нибудь добьется. Когда я был в Москве, мне многие министры жаловались на плохое качество изготовляемой немцами продукции.
Глава 13. БУЛЬДОГИ ПОД КОВРОМ. 1947–1948 годы
Затянувшаяся немецкая командировка явно тяготила Серова. После лишения его большинства прежних полномочий (их, как уже говорилось, передали из МВД в МГБ), работы, достойной уровня Серова, в Германии для него не осталось. Не было теперь рядом и маршала Жукова.
Будучи «целым» зам. министра внутренних дел СССР, Серов руководил отныне лишь немецкими тюрьмами и спецлагерями. Права на самостоятельную оперативно-следственную работу он был лишен: даже войска МВД в зоне оккупации оперативно подчинялись теперь Абакумову.
Его последний «дембельский аккорд» — отправка в Союз немецких ученых и инженеров с семьями. 2 ноября 1946 года, едва два эшелона с переселенцами скрылись за горизонтом, Серов шлет депешу своему формальному начальнику, министру внутренних дел Сергею Круглову:
«…прошу Вашего разрешения возвратиться для дальнейшей работы по своей должности в Министерство. Для работы в Германии… останется отдел Внутренних дел Советской Военной Администрации во главе с генерал-майором тов. Мальковым». [372]
372
ГАРФ. Ф. 9401, Оп. 1. Д. 2641. Л. 112–113.