Записки из клизменной

Назначил им рентген позвоночника, поясничного отдела. С клизмой и так далее, чтобы все было замечательно видно. Прихожу утром:

– Как наши дела?

Они стоят чуть ли не в обнимку, с энтузиазмом кивают:

– Моем прямую кишку, доктор!

– О, – говорю, – это интеллектуальное занятие.

– Да! – восклицают они. – Очень, очень!

И тут я подумал, что они, пожалуй, нашли и обрели друг друга. Благодаря мне. А ведь были семейными людьми.

Профессор Лапотников

Повстречал в метро своего декана.

Обнялись и чуть не прослезились.

Почему-то про всякую сволочь мне всегда есть, что написать, а вот о человеке редкой доброты – не получается. Слова прячутся.

Он теперь профессор эндокринологии, седой совершенно.

Наш декан никогда и никому не сделал ни одной гадости. Ни на кого не повысил голос. Не отличился ни единой придурью. Это исключительная фигура. Виктор Александрович Лапотников его зовут.

Хромосомы

Холст, масло, рамка, кисти: лаборатория диагностики заболеваний плода при институте акушерства и гинекологии.

Тишина. Рабочий день.

Микроскопы, пробирки, предметные стекла. Общая занятость, легкая сосредоточенность. Бьется муха. В коридоре – чьи-то гулкие шаги.

Внезапный вопль:

– Дауна нашли! Дауна!

Суетливое оживление. Все бегают, заглядывают, хлопают друг друга по спине, недоверчиво улыбаются, пожимают друг другу руки.

Нотабене

Вот даже не история, а мелкое наблюдение. Многих оно заставит недоуменно пожать плечами. Но тот, кто почует жуткую бездну, пусть берет с полки пирожок.

В нашем отделении вели журнал выписки.

Это была обычная амбарная книга для удобства и ориентации в перемене слагаемых. Сумма все равно не менялась. Этот журнал даже не числился в реестре медицинской документации, никто его никогда не проверял и не вменял в обязанность заводить. Он служил – ну, не знаю: блокнотом, органайзером или чем-то еще. Чтобы доктор и сестры знали, кто когда идет на выписку. Подготовили документы, транспорт и так далее. Я, например, назначал дату выписки еще при поступлении, мне это было очень приятно делать. Я вспоминал при этом, что все когда-нибудь закончится.

Старшая сестра потом переписывает, подает сведения на пищеблок. В общем, рутина.

Так вот. Бывали экстренные выписки, довольно часто. Пришел на работу, весь сияешь, но тут тебе докладывают о ночном поведении, скажем, двадцать шестой палаты, и она вся отправляется на дембель. И садишься их выписывать.

Вообразите: страница за страницей, страница за страницей, месяц за месяцем, год за годом. Фамилия и число – всё. Больше ничего.

Никаких пояснений не нужно.

Никто их и не писал. Все прекрасно знали, кого и почему.

Но у старшей сестры иногда что-то щелкало в голове.

И вот листаешь, листаешь, и вдруг видишь запись, сделанную ее рукой. Один, среди сотен подобных, отмечен. Ни для кого, ни для чего. Никто не просил. Никто не велел.

Дано пояснение: «за пьянство».

Уставишься – и сразу оледенеешь, примерив эмоции нашей старшей сестры: неудовлетворенность до примечания и тихая сатурация – после. Бездна разверзлась. Кто не прочувствовал – моя вина, не донес, плохо написал, непонятно.

Холера

Противохолерные учения случались у нас приблизительно раз в год.

Доктора, можно сказать, блаженно небожительствовали, потому что основная ответственность падала на сестер.

Противохолерные мероприятия чрезвычайно сложны, они выливаются в замысловатое противохолерное поведение, подлежащее доведению до автоматизма.

Все это очень напоминает игру-стрелялку, тогда как докторам по чину показаны стратегии.

Здесь мало системы боксов с хитро расположенными дверями. Надо соблюдать строгую последовательность действий, которой я, конечно, не то что не помню, но и когда и не знал – как и в Doom’е. Меня убивали сразу.

Вошел, снял одно, надел другое, сверху – третье; шагнул, третье снял, бросил в таз с ядовитым раствором; проконтактировал с фекалиями, снял первое и второе, напялил третье, два шага вправо, четыре влево; переменил ядовитую жидкость единожды или дважды, вернулся, проконтактировал с фекалиями, снял третье, натянул четвертое; пятясь задом, вышел из игры.

Никто не проходил эту игру с первого раза.

Проигравшим доставался бонус.

Корабельные новости

Психиатр, сидевший на телефоне, захотел в магазин. Попросил моего приятеля: «Посиди тут, я скоро приду». Нет вопросов, всегда пожалуйста.

Звонок.

– Але! Але! Это с сухогруза звонят!

– Слушаю внимательно.

– Мы тут на ремонт встали. У нас капитан сошел с ума. Взял пожарный топор и рубит палубу. Говорит, что в трюме дети тонут.

Дело житейское. Деловито:

– Давно на ремонте стоите?

– Да уже два месяца!

– А капитан сколько времени пьет?

– Два месяца и пьет, что за дурацкие вопросы.

Ну, все понятно.

– Давай адрес, где вы стоите.

– Да в Лиссабоне, еб твою мать!.. Я звоню узнать, что делать!

Звонок был по сотовому.

– А фельдшер у вас есть?

– Да он ушел куда-то неделю назад.

– Ну, я не знаю. Сдайте капитана в португальский дурдом.

– Ты что, охуел? Как же мы без капитана вернемся?

Ну, решили проблему кое-как.

– Есть у вас умелец, в вену колоть?

Нашелся.

– Возьмите в аптеке релашку и колите его три дня. Как проснется, сразу снова вырубайте.

Шестое чувство

У практических докторов иногда развивается волшебное чутье, просто звериная интуиция.

Вот коротенький эпизод.

Прихожу я на консультацию в кардиологический диспансер. А там обед.

Брожу по палатам, ищу клиентов.

Спрашиваю у докторши:

– Где Свекольникова?

Та:

– Сейчас-сейчас.

Побежала. Вернулась с таинственным видом:

– Доедает компот.

И я разу догадался, что сейчас мною попользуются досыта, потому что оплачено государством.