Записки молодого специалиста
Шрифт:
Я ужаснулся. Представил, как маме напишу про такой заказ. Хорошенькое начало дальневосточной жизни, что и говорить.
Кстати, на самом деле средства предохранения производства «Резинтреста» отдел Совмина СССР, ведающий распределением всего, от валенок до презервативов, забыл учесть остров Сахалин. Поэтому рождаемость на острове была заоблачная, и иногда на кухнях у рачительных хозяек можно было видеть веревочки, на которых вместе с пеленочками и штанишками висели вымытые презервативы. Сушились. Кто сказал, что они разового действия?
Я вновь провалился в сон, понимая, что мои австрийские парадные брюки сейчас тискают каких-то комсомолок из оргнабора и вернутся ли к хозяину – вопрос. Может, и вернутся, но уже отягощенные этим самым трепаком. Сделалось как-то тревожно, но не очень. Хотелось спать.
Теперь
3
Саке – рисовая водка. Подается горячей, пьется легко. Удовольствие – огромное. Чем больше выпьешь, тем больше удовольствия.
Но после 1945 года народ японский был выселен и замещен россиянами, и домикам, в которых так хорошо вспоминалась ария из «Баттерфляй», мол, «кто идет, кто идет, Судзуки, угадай…», пришел конец. Они начали гореть. Быстро и сразу, потому что дерево смоленое, бумага промасленная, а жильцы дома – идиоты. Ибо сразу стали в домиках ставить печки или буржуйки. Что давало, конечно, хороший обогрев, но и пожароопасность увеличилась в разы.
В общем, домики горели, и местное правительство справедливо решило строить, по старому, еще царскому примеру, бараки. Об двух этажах. С печками и большими кухнями. Потому что барак – он и был барак, то есть многосемейный. И, естественно, многолюдный. Вот я в таком общежитии и оказался.
И неплохо. Даже на кухне, на плитке жарил себе картошку. Она была очень невкусная. Я только на третий день догадался – почему. Надо было, оказывается, солить.
Дороги. Извечная российская болезнь и проблема. Хотя потихоньку все говорят – и не надо нам хороших дорог. Вон в Европах – хорошие, так немец шасть-шасть, и всю Европу прикарманил. А у нас – дороги плохи. Вот и ползи по ним, пока снаряд из сорокапятимиллиметровки не получишь. Промеж глаз. Немец и получал.
Дороги в Южном и в целом по южной части острова, который принадлежал японцам, были хорошие. Поддерживался порядок, и, главное, использовался только гужевой транспорт. У каждой тележки сзади была привязана лопата. Закон японский житель соблюдал неукоснительно. Еще бы, любой закон – от самого императора!
Вот и предписывалось: едешь по дороге, видишь – лужа либо еще какое-нибудь неудобье – остановись, сделай сток или еще как приведи непорядок в удобный проезд.
В 1945 году южную часть острова приехал принимать член Политбюро ВКП(б) Анастас Микоян. Проехал по острову, и северной части в том числе, и под конец заругался. Не выдержал. Сказал в сердцах: «Эх, надо было бы нам и Северный Сахалин отдать японцам. Сейчас бы проехать можно было со всем комфортом, как и в южной части».
В общем, кончилось все как обычно. Гужевой транспорт заменили авто, главным образом американского ленд-лизовского производства, что сказалось сразу. Дороги оказались разбитые тяжелым транспортом, и потом они превратились в направления. С огромными лужами.
В Южном, где отопление было печное, золу и прочие отходы жизнедеятельности выбрасывали на дорогу в обязательном порядке. Потом машины все это размешивали, и получалось так, что ни пройти, ни проехать.
Но народ, благо город маленький, передвигался. Ходил. В основном – сапоги и боты. Конечно – галоши. Вот и шлепали по делам: работа, магазин, школа, поликлиника, дом.
Жизнь продолжалась.
А ежели она продолжалась, то нужно идти в магазин, называется – «отовариться».
Меня, конечно, магазин продовольственный очень удивил.
Москва – не показатель, но в те годы мы считали, что и во всей стране – как в Москве. Все есть,
только стой в очереди или лови, что «выбросили».В Южном было вот как. Не было совершенно ни картошки, ни лука, ни прочего овоща и корнеплода. Ни-че-го! Но у корейцев на рынке было – все.
А в магазине лежала сухая картофь, да и то в ограниченных количествах. Но рыба была в изобилии. И крабы. И икра красная.
И было много спиртного. В основном – шампанское и «гусь», так называли бутылку с водкой 0,75. Продавался и спирт питьевой. В общем, разгуляться было где и, главное, чем.
Но, однако, нужно было идти в «контору» знакомиться и начинать – строить социализм на отдельно взятом острове. В моем случае – на Сахалине. Кстати, вот что удивительно. Мне, молодому специалисту, никуда дальше Москвы (за исключением военных лет) не выезжавшему, этот город, с его непроезжими дорогами, неустроенным городским бытом, сразу лег на сердце. Мне все понравилось, совершенно все. Даже традиционная выпивка с вождем комсомола Толяном Зуевым.
Навсегда в моей душе остался этот город. И остров.
Центр Южно-Сахалинска. 50-е годы. Фото автора
Мыс Острый. Фото автора
Вылет самолета «Ил-14» из Южно-Сахалинска в Оху
Озеро Сладкое
Я давно живу во Франции. Вернее, раньше, до известных событий, жил на две страны. Одна – моя Россия и другая – Франция. Сейчас – сложнее.
Я решил, прежде чем рассказать о начале работы на Сахалине молодым специалистом, попробую изложить, из чего часто рождаются рассказы. Повести. Даже – романы. Как сказала Анна Ахматова – из какого же сора рождается прекрасное произведение.
Вот я уже сказал – живу во Франции. Пристрастился гулять по парку де Со, парк недалеко от меня, тих и уютен. Шато построил, по-моему, Кольбер, разбил парк – Ленотр, и, конечно, все отдали королю.
Я и брожу по чудным аллеям, где когда-то в кустах резали друг друга придворные короля, бегали на свидания девицы из обслуги и дамы, ими обслуживаемые. Были они все равны. Молодость была, господа, молодость.
Затем все разрушила революция. Хорошо нам, марксистам и материалистам, известно, революция и производится, чтобы разрушать. Да и поубивать, ежели представится возможность. (В революцию таких возможностей хоть отбавляй.) Крестьяне, презрев священную неприкосновенность собственности и короля, растащили, что могли. Шато сломали «до основания». Парк разделили и пасли в нем коров, коз и прочую живность.