Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
Шрифт:
Правая рука его приложена к сердцу. Монах, стоящий на коленях с распятием пред постелью Абеларда, читает ему с набожным видом отходную. Сии восковые статуи столь превосходно отработаны, что нельзя не ошибиться и не принять их за живых. Механизм, который приводит их в движение и тем делает обман совершенным, к сожалению, большей частью испортился.
Дом Княгини Паторне величественной наружности. В нем есть хорошие и даже редкие картины. В первой зале собраны портреты государей, покровительствовавших наукам и художествам. Пробегая их глазами, взор мой остановился на лице величайшего из царей. Вот наш ПЕТР! невольно воскликнул я, и все русские, сколько нас тут было, подошли к портрету, устремили на его благодарные взоры, и ничего, кроме лица Его, не видели в этой зале. В другой три картины во всю длину и высоту стен представляют сражения при Гранике, Иссе и Арбеллах. Несколько фигур в настоящий рост изумляют своей живостью. Александра Великого можно узнать по легкому шишаку; лошадь его имеет жизнь; она скачет, хвост и грива летят в воздухе. Нельзя смотреть без содрогания, как скифская конница врубается в греческие ряда и как македонская фаланга опрокидывает персидскую пехоту. Ужасное кровопролитие изображено с удивительной точностью. Потребно несколько дней, чтобы рассмотреть все картины со вниманием. Я упомяну только о самых лучших. 1. Венера и Марс представлены в то время, когда Вулкан намеревается
Поблизости дома княгини Паторне увидели мы принадлежащее князю Палагонию чудное здание или лучше замок, окруженный невысокими стенами, на коих поставлены уродливые статуи; невозможно пройти мимо них и не рассмеяться. Лошадь с бычачьей головой, осел с головой индейского петуха, арлекин, квакер и француз в модной одежде; царь Мидас с ослиными ушами; и наконец человеческая фигура с волчьим рылом, в мундире и в треугольной шляпе, столь похожая [67] , что нельзя ошибиться, чье это изображение. Ворота замка сего и площадка пред домом уставлены уродливыми изображениями всяких животных, каких нет в природе. Парадная лестница прекраснейшего сицилийского мрамора, ведущая в дом, украшена фамильными бюстами.
67
На того волка, который лютостью своей и смелым хищничеством наводил тогда многим народам страх и ужас, а теперь пойман и лишен средств вредить.
В первой комнате потолок составлен из четырех больших зеркал, соединенных углами, так что когда войдут пять человек, то вверху показывается их двадцать. Все двери дома выложены битыми стеклами, перемешанными с хрусталем; все стекла разноцветные: синие, зеленые, красные, желтые и фиолетовые. Другая комната украшена китайского фарфора колоннами; некоторые из них составлены из разбитых чайников, кофейников, чашек и даже горшков. Мраморные столы распещрены стеклом, черепахой, перламутром и даже дорогими каменьями. Весь дом наполнен пресмыкающимися, демонами, уродливыми куклами, из фарфора и разных цветов мраморов сделанными. Словом, волшебный сей замок представляет не только Овидиевы превращения и любовные приключения языческих богов, но чудные мечты расстроенного воображения и, наконец, одну из них самую нелепую: большая голова на тощем туловище, верхом на крокодиле, плывет чрез пролив к острову и тащит за собой на веревках флотилию уродливых лодок! Но что меня более всего удивило, то это церковь сего чудака хозяина. Первый предмет, который изумит вошедшего в оную, есть представление ада, где изуродованные болваны валяются, жарятся на огне или повешены за ребра. В раю cв. Розария представляет главную фигуру, по сторонам ее Христос и Богородица, а выше полуангелы и полудемоны. Посреди церкви поставлены четыре крылатых животных, означающих, как мне сказали, четырех евангелистов. На плафоне, к деревянному распятию повешен на веревке cв. Франциск, а к ногам святого подделано паникадило. Непонятно, как такие вольности, особенно между католиками, терпит правительство.
Оставя дом странностей, сад, в который мы вошли, начинается виноградной крытой аллеей, где по бюстам можно познакомиться с знаменитыми греками, римлянами, папами и королями. Обширный сад сей представляет чудную роскошь, великолепие и порядок. Беседки, сделанные из кипарисных дерев, летние домики, искусственные развалины, гроты и подземелья, все стоят в симметрии. Узорчатые цветники с фонтанами, шары, конусы, пирамиды из обстриженных дерев утомляют взор. Целые шпалерные аллеи вырезаны гирляндой. Единообразие и неестественный вид предметов делают то, что в регулярном саду, сколь бы он велик ни был, стоит только взглянуть на одну сторону и все увидишь; стоит сделать несколько шагов и незачем идти далее. В таком саду нельзя наслаждаться удовольствием прогулки; ибо утонченное искусство, обезображивающее природу, не может поражать воображения, когда на всяком шагу видишь один великий и бесполезный труд.
Ворота, которых свод начал уже разрушаться, обращают на себя внимание своей древностью. Два из черного мрамора льва лежат по обеим сторонам ворот, и из отверстых их пастей обширных жерлом течет вода. Чрез сии ворота входим мы в английский сад. Множество дорожек, усыпанных песком и пробитых на траве, сцепляясь и пересекаясь во всех направлениях, идут по долинам и холмам. Плодовитые деревья, до которых не прикасались ножницы, в смешении с дубами и тополями представляли для нас, жителей севера, такое зрелище, что мы почитали себя перенесенными в страну очарования. Лимонные и апельсинные деревья наполняют воздух своим ароматом; фиговые и миндальные обременены плодом. Перешед ручеек, едва текущий по песку, увидели мы шумящий ключ, который бьет с стремлением из-под корня утлого пня. В этом саду, кажется, нет ничего поддельного; природа, в полном своем величестве, щедрой рукой предлагает дары свои, и душа, теряясь в наслаждениях, встречает каждый предмет с новым удовольствием. Тут на каждом шагу думаешь остановиться и все идешь далее.
Взошед на горку, покрытую дубами, кедрами и орешником, увидели мы овощник, а за ним прямой померанцевый проспект, в конце которого, как в волшебном фонаре, показывается маленький с зеленой крышей домик. Мы спустились с горы и пробежали проспект. Домик светлый, чистый, стоит на площадке, испещренной цветами. Пред скромным его фасадом фонтан бьет воду в виде снопа. Несколько проспектов от домика, как от центра, ведут в разные стороны. Мы избрали ясминную аллею и пришли к мраморному бассейну. Четыре обнаженные нимфы, заметив сатира, выглядывающего на них из-за розового куста, погружаются в воду; но в робком замешательстве, становясь одна за одну и как бы чувствуя, что прозрачная вода не может скрыть их, обращаются к сатиру спиной и тем еще более раскрываются спереди. Это прелестное замешательство изображено так хорошо, что кажется самый мрамор краснеет. В другом бассейне прекрасная вакханка подает в раковине пить чудовищу. Весь этот сад наполнен фонтанами, в которых не игра воды, но прекраснейшие статуи обращают на себя внимание. Тут целая мифология богов и богинь; от множества их и в'oды и лес'a кажутся одушевленными.
Там тритоны, сирены и наяды плещутся в кристаллах; тут Пан, нифмы и амуры покоятся в тени или играют на мураве. Некоторые из них сделали бы честь и греческому резцу. Я упомяну о тех только, кои более мне понравились. 1. Дафна, преследуемая Аполлоном, бежит между лавровых и миртовых кустов, цепляется и падает. Аполлон спешит и скоро ее настигнет. Бедная Дафна! по страху, изображенному на лице твоем, вижу, что если бы ты была живая, то лучше бы выбрала эту битую дорожку, а не бросилась бы в кусты, которые изорвали твое платье и так немилосердо исцарапали ноги. 2. Девушка в коротком и легком платье, танцуя с бубном в руках, остановилась в самом лучшем положении. Мрамор этот кажется прозрачным. Складки платье и покрывала так хорошо опускаются, что, раскрывая всю стройность стана, показывают и всю гибкость тела. 3. Леда и лебедь. Работа, искусство чрезвычайное! Взглянув на Леду, захочешь обратиться в лебедя.По шуму воды пришли мы к прекрасному водопаду. Он пущен с дикой скалы, на которой видны изредка кривые деревья. Низвергаясь с ужасным стремлением, раздробляется он в брызги, кипит, несется одной пеной; но протекая далее, катится с тихим журчанием. Пробираясь по берегу сего ручья, на каждом шагу встречали мы новые предметы. Тут полузасохшая маслина стояла над вросшими в землю развалинами; там Нептун плыл в своей раковине, а там на холме густая тумба дерев осеняла гробницу; плачущий Гений осып'aл ее цветами.
Уже солнце зашло, и мы, не осмотрев и трети садов, принуждены были оставить прогулку. Возвращаясь к коляскам, прошли сахарную плантацию и поле хлопчатой бумаги; перебрались чрез китайский мостик, который соединяет две искусственные горки одной аркой, и наконец взглянули на храм славы, стоящий на обрывистой скале мыса Собрано, у подошвы коего шумит море.
6 ноября не без сожаления оставили мы столицу, где богатство, роскошь, празднолюбие и нищета представляется в странной совокупности. Ветры переменные и тихие благоприятствовали нашему плаванию. 7-го ввечеру мы находились в проливе между Егатскими островами и Сицилией. Остров Маритимо с замком, куда ссылаются преступники, напоминает о казнях ужаснейших, о мучениях лютейших. Одни, как уверял наш лоцман-неаполитанец, осуждены сидеть на бревне и над водой, другие опускаются в подземелье; иные, определенные к голодной смерти, закладываются живые в стену; отцеубийцы бросаются в море на растерзание акулам. Чад французской революции, заразивший неаполитанцев, наполнил замок Маритимо целыми семействами якобинцев, из коих большая часть погибла, и немногие, по восстановлении порядка, возвратились в свет. Мучение пытки, четвертование, колесование, растерзание на хвосте не уменьшали преступлений. Приговоры уголовного суда Неаполитанского королевства представляют злодеяния неимоверные. Одна палермитанка, известная под именем Адской ведьмы, из белил извлекала яд, не оставляющий на теле никаких признаков. Она торговала оным в продолжение 40 лет, наконец открылось ее злодеяние. Жена, желая отравить мужа, положила яд в макароны, поставила их на стол и, сказав, что она уже отобедала, пошла в другую комнату. Оставшись наедине, ужаснулась она преступления и хотела предупредить оное; но, вбежав в залу, увидела, что единственный сын ее, 10-летнее дитя, съел уже половину тарелку, она схватывает ребенка, падает на пол без чувств, открывает глаза и видит сына, в мучительных конвульсиях испустившего дух на руках ее. Несчастная мать признаёт свое злодеяние и требует смерти. Старуха, давшая ей яд, в суде подала список 5000 человек, таким образом отравленных ею.
Город Трапани, где Эней лишился отца своего Анхиза, стоит на низком мысе, за ним Марсала и Мацара, окруженные зелеными горами и морем, изобилующим кораллами и жемчугом, представляют взору приятные виды, где редкое изобилие земли соединено с чудным богатством моря. 9 ноября крепкий от юго-востока ветер принудил нас лавировать и быть в осторожности от весьма опасных подводных камней, Скверес называемых, лежащих посреди моря между Сицилией и Африкой и неверно положенных на карту. На камнях сих 11 фут глубины, почему в тихую погоду малые суда проходят чрез них без вреда. 11-го западный горизонт покрылся тучами, облака обратились к нам, два сильных ветра сражались; в ожидании, чем оное кончится, мы убавили парусов; скоро попутный с дождем и громом ветер превозмог и обратился в бурю. Как мы уже были близко Мальты, то на ночь легли в дрейф. На рассвете же 12 ноября, когда не имели надежды войти в гавань, ветер утих и мы под всеми парусами прибыли в Мальту.
Лишь бросили якорь и привязались канатом к стенам Валетты, ветер с прежней жестокостью начал дуть. Если б мы не успели войти в порт, то принуждены были бы на море выдержать бурю, продолжавшуюся двое суток.
Мальтийский порт состоит из двух заливов: первый, на восток от города Валетты, разделяем на многие малые бухты, где на глубине от 6 до 12 сажен, корабли стоят безопасно от всех ветров, кроме, однако ж, тех, кои стоят у Валетты, ибо тут северный ветер разводит большое волнение, а от запада бывают жестокие порывы; другой залив, на запад от города, называемый Марца-музетто, имеет посреди остров с крепостью Мануэль, служащей для очищения товаров, пришедших из зараженных мест. В сем заливе корабли совершенно отдельно от прочих выдерживают карантин. При входе в Мальту должно придерживаться правой стороны, ибо у левого мыса есть небольшой каменный риф. Ширина входа не более 125 сажен.
Мальта почитается одной из сильнейших крепостей в свете. Она состоит из следующих 9 крепостей, окружающих залив: 1. Валетт, названа по имени магистра Жана ла Валетт, построившего ее в 1566 году. 2. Крепость Санто-Эльмо на оконечности полуострова, где стоит город Валетта, защищает вход в гавань. 3. Флориана, на том же полуострове сзади города. 4. Витториоза, то есть победоносная, названа так в ознаменование упорной битвы против турок; прежде называлась Борго. 5. Цитадель Санто-Анжело, защищает вход в порт трехъярусной батареей. 6. Крепость Сан-Маргарет. 7. Город Синглея. 8. Крепость Котонера стенами своими ограждает с сухого пути последние пять крепостей. 9. Крепость Риказоли лежит по левую сторону при входе в гавань, по другую же сторону построены сильные батареи. Стены тесаного камня и все укрепления в наилучшей исправности. При входе в гавань вид такого множества крепостей удивит каждого; но, судя по обширности, едва ли 40 000 гарнизона будет достаточно для защищения оных, и потому все сии башни и бастионы, кажется, почти бесполезны, и весь остров не стоит издержек, потребных для содержания гарнизона и починок стен и других зданий. Магистр Виньякур провел воду от Читта-Векиа. Славный сей водопровод существует с 1616 года. Мальта непреодолима; ее покорить можно только тому, кто возьмет Лондон. Без сильного флота и осадить ее невозможно. По выгодному своему положению в руках англичан Мальта сделалась средоточием торговли Средиземного моря. Имея в ней безопасное пристанище, английский флот, отрядив эскадры в Мессинский пролив и к острову Фавоньяно, пресекает сообщение французских и испанских портов с Левантом. В Валетте, для сохранения хлеба в зерне, сделаны в горе, состоящей из мягкого камня, обширные подземные магазейны, в которых чрез посредство труб, выведенных на поверхность, нет никакой сырости. Правительство скупает весь хлеб, идущий из Сицилии и России, и уже на нейтральных судах отпускает в Италию.