Записки настигнутого любовью
Шрифт:
– Значит, правил нет?
– Правила есть только в конкретном воплощении, но они обусловлены ограничениями правил «игры», – рассмеялась она.
– Тогда полетели?
– Правил нет! Полетели, милый Ветер!
28 сентября
«Неважно, почему значительное стало незначительным. Стало, и всё тут»
Есть ли отличие одного воплощения от другого? Можно ли текущее назвать более важным? Есть ли связь межу тем, кем я был в прошлом воплощении с тем, кем я буду после? Разве так важна точка отсчёта? Разве возможно праздновать все свои воплощения? Их было тысячи. Но я не ассоциирую себя ни с одним из этих тел. Ни с теми, которые были мужьями, братьями, сёстрами, матерями, детьми, по отношению к кому-то. Всё это рассеялось как дым, как мысли, вертящиеся в голове в бреду, когда тело охвачено высокой температурой. Всё это не имеет никакого значения для вечности. Жизнь происходит лишь в настоящем миге, включённом в вечность, памятуя о том, что я никак не меньше воплощения Бога, а всё остальное более или менее удачные иллюзии и игры разума.
29 сентября
0 Руах, еврейское слово, одновременно означающее: ветер и Дух (примечание автора)
1 Когда-то,
2 когда времени ещё не было;
3 когда всё ещё не было проявлено, но уже готово было быть…
4 И Ты, и Я нераздельно были одно,
5 но не воплощённое.
6 И
7 Мы были ангелами
8 без телес.
9 Но не явленное в теле – не явлено на одном из пластов бытия,
10 И оно неполно.
11 И мы стали небом,
12 И зажигали себя в звёздах.
13 И проявляли себя в стихиях:
14 Земле,
15 Воздухе,
16 Воде,
17 Огне.
18 А потом ты стала облаком,
19 и я стал облаком.
20 И я не знал, где кончаешься ты, и где начинаюсь я…
21
22 И ты творила птиц,
23 а я творил бабочек.
24 Ты летала,
25 и я летал,
26 как ветер,
27 но менее ощутимо…
28 Мы сотворили весь мир,
29 Вселенную,
30 и всё, что в ней.
31 Но ощутить друг друга в воплощении не могли –
32 мы чувствовали себя одним, но это ещё не было явлено в полноте.
33
34 И тогда
35 ты сказала:
36 Давай войдём в камни.
37 И мы вошли.
38 И мы касались друг друга боками,
39 И солнце грело нас,
40 И луна остужала.
41 И ты сказала: Хорошо,
42 Но я услышал: солнце.
43 Ты хотела произнести вслух,
44 но я чувствовал лишь «кожей».
45 Тогда я сказал: Ветер, разрушь нас,
46 Тогда он, превратив нас в песок, развеял.
47 И мы снова стали
48 бесплотными ангелами.
49 Но ощущали себя одним.
50 И тогда я сказал:
51 Будем цветами!
52 И я был ромашкой,
53 а ты астрой,
54 И мы любовались друг другом,
55 и пчёлы ласкали нас.
56 И я склонял голову на твоё плечо,
57 (Я плачу, …, – шептала ты)
58 а ты на моё, и так мы спали вместе.
59 И утром слезинки-росинки были на твоих щеках,
60 любимая,
61 а солнце высушивало их.
62 И мы радостно тянули к нему головы,
63 задрав их в небо.
64 Потом, ты захотела обнять меня,
65 нет, просто как пчела летать и садиться на меня и дышать,
66 дышать моим ароматом.
67 И мы просили ветер,
68 и он подул,
69 и принёс жару,
70 и отогнал влагу,
71 и мы увяли.
72 И снова стали ангелами,
73 и ты летала,
74 и я летал,
75 и мы были одно.
76 Мы снова не чувствовали границы меж нами.
77 И ты просила,
78 и мы воплотились пчёлами.
79 И мы вымазывались в мёде
80 и пыльце;
81 и целовали в полёте друг друга крыльями,
82 и садились на один и тот же цветок,
83 и вместе жужжали,
84 и ты была счастлива,
85 и я счастлив с тобой.
86 И мы дарили мёд,
87 и нам приятно было вместе летать,
88 и у нас было одно гнездо,
89 и мы радовались.
90 И однажды,
91 я захотел обнять тебя,
92 а ты желала обнять меня,
93 и подул ветер,
94 и упала скала,
95 и мы стали снова бесплотными ангелами,
96 и летали,
97 и радовались.
98 Ты спросила:
99 А как я узнаю тебя там?
100 А я сказал, меня невозможно будет не узнать.
101 Ты сказала: А я буду стесняться,
102 И ответил я: Я поцелую тебя в шею, не целуя ещё глазами в глаза.
103 Ты удивилась: Разве это возможно?
104 Пусть мне это сегодня приснится, чтобы понять,
105 И я сказал: Это не сон, это реально будет.
106 И ты развела крыльями в недоумении, но я чувствовал их как свои крылья и…
107 Снова пришёл сюда,
108 и не мог не отыскать тебя.
109
110 Читающий да уразумеет тайну моего имени
Когда Эммануилу исполнилось 4 года, его родители получили квартиру в новом городке. Население городка было немногочисленным, почти все приезжие. Городок только благоустраивался, куда ни кинь взгляд, виднелись насыпи щебня – прокладывались дороги, рабочие клали асфальт. В первый день по переезду Эммануил вышел во двор, и стал катать машинку по насыпи из песка. Вдруг из-за угла дома выскочила толпа мальчишек разного возраста, все они были вооружены горстями камней. Всё произошло так быстро, что Эммануил не успел даже убежать, – камни полетели в него, и как он ни уворачивался, десяток камней попал в голову. Пацаны убежали. Эммануил потирал шишки, слизывал кровь с распухшей губы. Плакать было некому, идти домой не хотелось, было ясно, что пожалуйся он дома, его посадят под домашний арест. Тут Эммануил увидел парня, лет на пять постарше, он выглядел величаво, был вооружён шпагой, сделанной из арматуры с гардой из пластиковой крышки от банки и рукоятью, оплетённой электрическим шнуром. Юрец оказался одним из смотрителей дома, в который судьба забросила Эммануила. В тот же день, старший объяснил Эммануилу главный закон города. Либо ты живёшь в стае по законам стаи, либо тебя чмырят. Всё происходящее с тобой вне стен дома, на улице, в детском саду, в школе, институте, на работе должно оставаться меж тобой и стаей. Если ты расскажешь о чём-нибудь родителям или другим взрослым, неминуемым наказанием будет изгнание из стаи во внешнюю тьму, с тобой будет разрешено общаться только девчонкам, и ты становишься зачмыренным – если кто из мальчишек будет с тобой общаться, он тоже станет зачмыренным. Есть три изгнания в клан чмырей: первое – на неделю, второе – на три месяца, третье – на год. И всё – дальше ты становишься падлой – т. е. пожизненным чмырем. Эммануил однажды был зачмырен на неделю – игра в дочки матери и куклы и бабьи сплетни за эти дни так утомили его, что он принял раз и навсегда стаю, и по возвращении из чмырей был всегда верен её первому закону. К тому же, когда Эммануил пожаловался родителям, те наказали его ремнём и лишили улицы на неделю. Эммануил усвоил урок – всё происходящее с ним должно быть скрываемо от родителей. Первым испытанием от стаи был поход на стройку за арматурой. Эммануил с Юрцом должен был добыть для новобранцев десяток заготовок для шпаг. Арматуру можно было стащить, но риск пойманным рабочими и сторожами был велик. Однако Эммануил не испугался, ловко обходил дозор, порвал куртку, но арматуру добыл. Стая в награду посвятила Эммануила в мушкетёры, хотя мушкета не дали, но посвящение было серьёзным. Эммануила с завязанными глазами привели в подвал его дома, заставили встать на колени, потом, что-то тяжёлое ударило его по правому, затем левому плечу и по голове. Повязку сняли, места ушибов болели, бил его Юрец арматуриной, на которую была надета пластиковая крышка.
– Рукоять доделаешь сам, – важно заметил Юрец, отдавая Эммануилу его первую шпагу. Ай да мочить комсомольских! Пацаны набрали полные карманы щебня и устремились гурьбой на улицу Комсомольскую. Встречных мальчишек обкидывали все вместе, возобновляя запасы камней из куч щебня.
Всегда вместе и всегда на одно и то же дело собиралась стая. Впоследствии Эммануил узнал об этом понятии [12] , используемому у первых христиан. Если большинством голосов решали идти играть в футбол, – все шли играть в футбол, решали играть в прятки на стройке – играли все. Вместе брали дома картошку, хлеб, в магазине – деревянные ящики на дрова, и пекли картошку на пустыре. Вместе лазили на стрельбище за «тарелочками», на АТС за кабелем – из свинцовой оплётки которого отливали талисманы в глиняные формочки, плавя свинец в консервных банках в костре за бойлерной. Эммануил гордо носил на груди огромный свинцовый лик викинга в шлеме. Однажды ему пришлось ответить за этот образ и доказать своё умение кулачного боя, но это уже другая история. Обычно стая насчитывала от пятнадцати до двадцати человек. Но вне зависимости от количества вышедших на улицу гулять, все выходили в одно и то же время, обедали и ужинали в одно и то же время, и занимались одним и тем же делом все вместе. Как-то пацаны залезли на стрельбище не с обычного места, – дерево, посредством которого они раньше штурмовали забор с колючей проволокой, спилили. Блуждая по территории, укрываясь от сторожей, в буквальном слове, преодолевая участки пути по-пластунски, они забрели в незнакомое место, где увидели ящик, на засовах с замками. Найдя лом, с трудом взломали замки, в ящике были наступательные дымовые шашки. Каждый взял по одной. Когда компашка вернулась к дому, Юрец предложил испытать одну шашку. Все отошли за бойлерную, с трудом удалось запалить шашку, фитиль не хотел гореть. Шашка задымила. Жёлтые клубы почти мгновенно погрузили всех в своё всё увеличивающееся в размерах облако. Облако росло, никто не думал убегать, вот облако жёлтого дыма охватило бойлерную, полностью скрыв её. Потом девятиэтажный дом со всеми шестью подъездами начал скрываться из виду, а шашка не прогорела и наполовину. Бабки, высунулись из окон, заорали, Юрец оставался не возмутим, стоящие вокруг не отходили от него. Потом приехала вызванные кем-то пожарные, запоздавшая милицейская машина. И только тут шашка догорела.
12
Греческое выражение «epi to auto – » (Всегда все и всегда вместе) было техническим термином для обозначения евхаристического собрания. Специального слова в те времена не существовало, возможно, и потому, что первохристиане избегали прямо говорить о таинствах в смысле «обрядов», а понимали саму церковь, прежде всего, в сакраментальном смысле. Церковь осуществляет себя, становится сама собою, когда её члены сходятся вместе для свершения общего действа.
Н. Афанасьев пишет: «Всегда все и всегда вместе собирались римские христиане, чтобы всем вместе праздновать день воскресения Христа. Под наблюдением полиции, под страхом наказания и часто под угрозой смерти тянулись они к одному центру – к источнику церковной жизни – и близко, и далеко живущие. Многие из них за исповедание, что Христос есть Господь (K) отдавали свою жизнь, принося свои тела в жертву Богу, но и своей жизнью они показывали, что у них один Господь-Христос. Одна трапеза Господня, и все едины на ней и каждый вместе с другими».
– Конец шоу, – грустно произнёс Юрец, и все кинулись врассыпную, – Атас!
Родители после этого инцидента нашли у ребят неизрасходованные шашки, все как один молчали, не выдавая, где и как шашки были получены. Отец не мог выведать от Эммануила никакой информации, кроме сухого: «Нашёл».
Каждый дом городка жил своей стаей, в многоподъездных домах стай было до трёх-четырёх. Во дворы своей улицы можно было прийти одному, но такая нужда случалась редко. А вот прийти гулять на чужую улицу можно было лишь стаей, иначе быть битым, не возбранялось лишь пройти чужой улицей или зайти к кому-нибудь в гости.
В школе с первого по третий класс существовал закон, каждый мальчик должен был каждую перемену бороться. Выбор противника каждый осуществлял произвольно, как правило, это были сверстники из своего класса, однако, нельзя было бороться за день дважды с одним и тем же соперником. Если по какой-то причине ты не боролся, находясь в школе перемену, можно и нужно было провести два поединка в любую последующую перемену «за пропуск». Все мальчишки в классе зорко следили друг за другом, исключая возможность улизнуть хоть кому-то от негласного «закона борьбы». Поединок был простым: двое мальчишек в коридоре напротив класса обучения, задача была уложить противника на лопатки и удержать десять счётов. В ходе борьбы запрещалось бить соперника руками или ногами. Каждый день мама Эммануила чистила его школьный костюм, причитая: «Ну, где ты опять так вывозился, негодный мальчишка?».
Когда Эммануил перешёл в четвёртый класс «закон борьбы», (или «Mein kampf», как окрестили ежедневный спарринг пацаны городка) сменился на «закон кулака» (или «опережающий кулак» [13] ). Теперь каждую перемену мальчишки должны были драться на кулаках друг с другом до первой крови. Вадима не любили в классе, он был себе на уме. Однажды заводилы натравили на него Санька прямо в кабинете труда. Санёк отличался тем, что, когда пропускал удар, входил в такую ярость, что остановить его было не реально. Санёк, войдя в раж, нанёс удар такой силы, что Вадима отбросило, он ударился затылком об угол металлического верстака и умер. Весь класс сохранил тайну гибели Вадима, – круговая порука была впитана с детства.
13
Термин пошёл от книги «Путь опережающего кулака» Брюса Ли.
30 сентября
«Человек не остаётся в сексе навсегда, но вы можете использовать секс как стартовую площадку. Это то, что имеет в виду Тантра: вы можете использовать секс как стартовую площадку.
И однажды поняв экстаз секса, вы можете понять то, о чём во все времена говорили мистики – величайший оргазм, космический оргазм…
…До тех пор, пока мужчина и женщина не узнают, что такое тишина, до тех пор, пока они не смогут сидеть друг с другом в глубокой тишине, один из них не сможет слиться с существом другого. Их тела могут проникать друг в друга, но их души останутся далеки. А когда встречаются души, тогда есть общение, есть понимание».
– … и помни, Ястреб, только одно желание, – произнесла Она твёрдым голосом, с неоспоримой мягкостью, – никаких цепочек целей. Выбери самоцель, и, реализовав, избавь себя от неё…
В моих ушах звенело «… и избавь себя от неё». Я протянул руку, и получил прозрачный пузырёк, на дне которого красовалась матово-серебристая капля, словно расплавленного цинка. Я уверенно произнёс вслух желание. И увидел возле ног сверкающий на солнце топор. На моём указательном пальце было кольцо, и оно сковывало меня прочной цепью, уходящей за горизонт. Я решительно взял топор в левую руку (к счастью, я левша) и разрубил цепь.
– Вот видишь, я не оцениваю никак твой поступок и не комментирую его, – рассмеялась Она. Только одно скажу: тот, кто единожды произнёс, что он только эпизод в твоей жизни – действительно не сможет подняться выше эпизода. А тот, кто говорит, что из-за расстояния далёк от тебя – действительно далёк от тебя. И тот, кто говорит, что он только друг тебе, никогда не сможет тебя полюбить. Но это в прошлом. Сейчас, полетели? м?
– Ты же знаешь, что клан лишил меня крыльев, именно от этого боль в спине, на месте обруба – раны ещё не зажили…, – начал я аргументировать.