Записки нечаянного богача 2

Надя вскинула брови, проследив, как дымная змея отвернула влево, поднявшись на хвост и огибая нас с уважительным запасом. Я в это время вынул у неё из рук финку и уже начал вырезать что-то, не обращая на дым ни малейшего внимания. Он мне, в принципе, и так не особо мешал.

— Ну как есть — колдун, — выдохнула она прямо мне в ухо, обняв и поцеловав в него же, едва не оглушив.

— Ещё какой, — тяжко вздохнул я, словно соглашаясь с неизбежным. И улыбнулся, глядя на счастливые радуги в смеющихся глазах жены.

— Доброе утро! — невесомые, казалось бы, шаги дочери мы оба услышали давно, поэтому когда с трудом, в три приёма открылась дверь на крыльцо, уже ждали выхода домовёнка.

Заспанная и отчаянно лохматая Аня спускалась со ступенек, держа в руке давешнего медведя, едва не послужившего первопричиной крушения репутации самого великого и ужасного Михаила Ивановича Второва. Грация у них с утра была относительно сходная, правда, мишка хрестоматийно спускался, пересчитывая все ступеньки затылком. Надя, всплеснув руками, утащила дочь умываться и чистить зубы, о чём тут же сообщили звуки резкого, решительного, но совершенно бесполезного детского протеста. А я ведь предупреждал, что вода холодная.

Из щепки получался забавный толстолапый и лобастый волчонок, сидящий на задних лапах. Портретного сходства, разумеется, не было и в помине, но мне повезло, что дочь родилась с фамильной фантазией, и мои корявые задумки понимала. Надя раньше часто выговаривала мне, что девочке нужны куклы, нарядные платьица и всё в таком духе, а не деревянные игрушки, прибитые к полу. Я, конечно, соглашался с женой, как же иначе? Но коллекция фигурок у Ани никуда не девалась, и взамен потерянных всегда появлялись новые мишки, лисята и белочки. Были даже филин и ворон. А теперь вот и волчонок. Задумавшись, я не заметил, как воровская финка соскользнула с деревяшки и кусанула за палец. Не расстроился ничуть, давно ждал этого. Если нож с характером — ему обязательно надо познакомиться с хозяином именно так, в кругах любителей и даже профессионалов, гордо зовущих себя ножеманами, это поверие очень распространено. А вот то, что к мелкому порезу тут же присосался свежевырезанный волчонок, удивило. Фигурка размером чуть больше спичечного коробка сидела на ладони с довольной мордой, и казалось — того и гляди оближет морду, вскочит и потопает вперевалку на толстых лапах по своим делам. Капелька крови выглядела, как будто высунутый язык. А что, удачно получилось.

— Ой, папа, а это кто, волчонок? — раздался за спиной радостный Анин голос. Значит, фамильная система распознавания кривоватого папиного рукоделия не подвела.

— Да, угадала, молодец, — я погладил дочь по заплетенным косичкам. — Держи. В кармане будешь носить, или на веревочку повесим, чтобы на руке или на шее висел?

— Папа, ты чего? — искренне возмутилась она. — Это же маленький волк! Он на веревке жить не станет, тут же убежит!

Внутренний реалист с самодовольным благодушием и некоторым даже торжеством пробурчал: «Наша кровь, наша!». Скептик, со свойственным ему пессимизмом, предположил: «Всё равно потеряет». Фаталист предсказуемо выдохнул: «Ну, знать судьба такая!».

— А как его зовут? — Аня с интересом разглядывала нового друга.

— Лобо, — уверенно сказал я, вспомнив старый, в далеком детстве читаный рассказ Сетона-Томпсона. Тогда меня, помню, очень удивляло, с какого перепугу канадский писатель назвал волка испанским словом. А ещё я до слёз переживал за него и за Бланку, но дочери рано пока об этом рассказывать.

— Лобо, — тихонько прошептала она на ухо волчонку и погладила осторожно одним пальцем между ушей. — Он сказал, что мы будем дружить! — уверенно и совершенно безапелляционно заявила Аня, заставив жену снова закатить глаза. Ей не всегда нравились наши с дочкой фантазии.

— Вот и здорово! Посмотри, кто ещё проснулся дома, только не шуми. Крадись, как Лобо, — кивнул я в сторону крыльца. Чуть замешкавшись, выбирая, какой рукой держать волка, а какой — медведя, дочь начала медленно скользить в сторону ступенек. «А из девочки выйдет толк!» — уверенно констатировал внутренний реалист, оценив походку.

Проснулись все, а аромат яичницы с колбасой уверенно определил бытие парней, застрявших было в шатком утреннем выборе между сном и явью. А после завтрака сели планировать день. Маму и Надю, как хозяйственных, отрядили на учёт и распределение продуктов питания. Им было виднее со стороны, сколько и за какой срок могут сожрать три мужика. Подключи мы к этому Петю с Антоном — на выходе получили бы двух сытых, довольных и отдувающихся учётчиков, и немного оставшейся еды, преимущественно требующей термической обработки. Всё пригодное они бы точно смолотили. Я бы на их месте и в их возрасте так же бы поступил.

Мы с парнями протопили печку, попутно проведя мастер-класс для сына, который запоминал все эти «архаичные» и «неактуальные», как он выразился, навыки крайне нехотя. Помог Петька, сумевший заинтересовать юное поколение, но в своем, корректном и деликатном ключе: «если бы нас сюда в зиму занесло, а никто бы не умел — сперва бы задницы до звона отморозили, а к утру угорели бы насмерть нахрен!». Эта сентенция враз прибавила актуальности умению топить печь без угрозы не проснуться.

По результатам инвентаризации выходило, что привезенных с собой харчей нам хватит на неделю, если не экономить. Найденных тут — чуть ли не на месяц, но обнаруженные мука, крупа и тревожного вида серые макаронные изделия оптимизма не вызывали. И у нас с собой были в основном консервы, концентраты и сухпай. Выходило хоть и сытно, но грустновато.

— Надо же было забуриться в такую пердь, чтоб давиться тут одними макаронами! — со свойственной возрасту экспрессией резюмировал Антоша, обидно проигнорировав наличествовавшие пока в достатке сыр, хлеб и прочие буженины, которые теперь бережно хранил для нас стильный холодильник «ЗиЛ — Москва». Я оглядел брата и сына внимательно. Да, с таким подходом к выживанию мы далеко не уедем. Видимо, пришла пора применять народную военную мудрость «чем бы воин не был занят — лишь бы воин утомился». Или рано?

— Ты, когда колбасой жареной завтракал, макаронами не сильно подавился? — уточнил я для начала. Но молодежи, уверенной в своей правоте и безнаказанности, можно было начинать тесать кол на голове, железобетонная аргументация уже не спасала.

— Оно всё закончится, и придётся жрать перловку?! — возмутился Антон заранее. Интересно, где он успел поесть перловки, чтобы так воспылать к ней ненавистью?

— Так. Выдыхаем. Мы на берегу озера. В дикой тайге. Вокруг ранняя осень. Назови мне три продукта, которые мы тут точно найдем всегда? — ну, постараться-то точно стоило.

Антон запыхтел, скосив глаза на мать в поисках поддержки. Надя обсуждала со свекровью рецепт каких-то пирогов, которые можно было испечь на плите, и участия в сыне не приняла. Я перевел взгляд на дочь, которая аж пританцовывала, подняв руку с зажатым в ней Лобо, и кивнул.

— Грибы и ягоды в лесу, а в озере — рыбка! — выпалила она.

— Со счётом «Три — ноль» победила молодость, — констатировал Петя голосом футбольного комментатора.

— А в лесу, кроме грибов и ягод, есть травы, корешки, орехи, мёд и мясо, — продолжил я. — А в озере — мука для хлеба.

Вся семья, даже занятые обменом данными женщины, вытаращилась на меня, как на циркового медведя, который выкатился было на арену на велосипеде, но вдруг слез, закурил и развернул газету. А я вспомнил чудесную книжку Николая Михайловича Верзилина «По следам Робинзона», откуда в своё время почерпнул массу интереснейших, но на тот момент решительно неприменимых в быту сведений. И втихаря, не теряя уверенного лица, понадеялся, что до муки из корней камыша мы тут всё-таки не дотянем.

— Пап, па-а-ап, а откуда в лесу мясо? Там рынок или магазин? — удивленно протянула дочь.