Записки нечаянного богача 3

— А мне сегодня ночью дядя приснился, у него настоящий щит был и большая сабля! — вдруг вспомнила она.

— Рыцарь? — спросил я, изобразив интерес.

— Нет, лыцари все в доспехах, а он просто в каком-то пальто был и в сапогах. А щит красивый — красный такой, с тремя полосочками. А сверху там волк, тоже красный. Я запомнила потому, что ты же говорил, что волки нам родня, правда?

— Правда, родня, — ответил я, кажется, лишь чудом не сбившись с шага и сохранив спокойный тон в голосе. То, что Ане приснился кто-то из Волков-Ланевских, мягко говоря, обеспокоило. — И чего говорил тот дядя во сне?

— Сказал, что я красивая и умная! — и я снова почувствовал, как она завозилась на плечах, принимая, видимо, ещё более горделивую позу. — И ещё что-то про солёную землю.

— Шляхта — соль земли? — предположил я.

— Точно, точно! Пап, а шляхта — это кто?

— Раньше люди делились на несколько групп, — начал я, заметив, что Второв с Машей на плечах чуть сбавил шаг и, кажется, внимательно прислушивался. — Кто-то торговал — они были торговцами, торговый люд. Кто-то выращивал на земле рожь, пшеницу, овощи и скотину всякую — они были крестьяне, простой люд. А были такие, кто решал — чем торговать, что сажать, где пасти. Путь определял. Путь — значит шлях. Шляхта — служилый люд, так в книжках пишут. Раньше говорили, что они служили только царям и императорам. Но ещё раньше, оказывается, в совсем давние времена, службой считали заботу о тех, кто шёл за ними по их пути, по их шляху. Они были людьми чести, добрыми к друзьям и справедливыми к врагам, наши предки.

— Значит, мы тоже шляхта? — уточнила Аня, свесившись с плеча так, чтобы заглянуть мне если не в оба глаза, то хотя бы в один.

— Да, но только до тех пор, пока живем честно, — кивнул я.

— Дядя тоже так сказал. Слушайся родителей и живи честно. А ещё просил тебе кланяться зачем-то, — дочь попробовала поклониться сидя и ткнулась острым подбородком мне в макушку.

— Спасибо, что передала. Ничего больше не говорил он?

— Благодарить ещё велел за какого-то мытого… сбитого… — а теперь она явно нахмурилась, вспоминая правильное имя.

— Змицера? — подсказал я.

— Да, да, точно! За Змицера нашего благодарю батюшку твоего, — дословно передала она послание. — В гости жду северного соседа. Так и сказал. А почему ты северный сосед? Потому что на север ездил, да?

— Наверное потому, что наши с тобой предки жили километров на двести ближе к северу, чем тот дядя, что тебе приснился, — задумчиво предположил я.

Тем временем мы дошагали по пляжу до шатра, и я опустил дочь на песок. Она ойкнула, потирая отсиженное место, но вскоре уже сорвалась вслед за Машей, и от столов послышались их весёлые визг и смех.

— Секретаря растишь? — спросил Второв с задумчивым лицом, глядя вслед девчонкам.

— Да не хотелось бы. Сам не знаю, почему до меня «не дозвонились» и дочке приветы передали. Может, что-то показать хотели. Или предупредить. Или намекнуть. Пёс их разберёт, — я помял загривок. Своя ноша, конечно, не тянет, но отсидеть может вполне.

— Лететь не боишься? Чего может сделать этот, с гербом? — Второв выглядел озадаченным.

— Чингисхан, кажется, сказал: «Боишься — не делай. Делаешь — не бойся», — ответил я. — А сделать может многое. Сейчас всё равно не догадаться.

— Там ещё окончание было, все обычно опускают его: «не сделаешь — погибнешь», — мощный старик смотрел на меня своим обсидиановым взором, от которого мне раньше становилось так неуютно.

— Ага. Тем более какой смысл тогда бояться? — продолжение фразы я тоже знал. И мне очень не хотелось, чтобы именно оно определяло будущий визит в братскую республику.

А потом мы набрали со столов всяких вкусняшек и уселись перед экраном. Показывали ролик про поиски и обретение клада с «Сантьяго». Хотя роликом называть это произведение было как-то совестно. Не знаю, кто готовил кардиналу эти видео презентации, но он явно знал толк в своём деле. Как бы не ВГИКом отзывались кадры, монтаж и прочие, неизвестные мне, приемы и технологии кинопроизводства.

Сперва был краткий экскурс в историю, с демонстрацией жадных испанцев, разорявших индейские поселения, не щадя ни святынь, ни могильников. Потом были картины трансатлантического вояжа с инфографикой и спецэффектами. Потом картина ночного шторма — и тут же рухнула, надавив на уши, тишина зеленого дна залива, обнявшая галеон на три с лишним столетия. Но вот мимо проплыла подводная лодка. Спустились лёгкие водолазы. Разметили участок дна. Картинка ускорилась: с поверхности спускались материалы, из них вырастали строительные леса и еще какие-то охватившие остов судна конструкции. Потянулись ленты конвейеров, по ним к разложенным на дне тралам поползли первые находки. Скорость снова успокоилась, и все увидели кадры с камеры морского дьявола Николая — когда он очистил кусок переборки в трюме, и на этом участке оказался православный крест. Да, явно мастер обрабатывал и монтировал видео, драматургия была на высоте — захлопали все, даже мы с кардиналом. И уже в финале, кратенько, дали общий план находок, разложенных частью штабелями, а частью просто рядами на полу какого-то ярко освещенного ангара. И — да, золота в кадре было немного, и в глаза оно не бросалось огромными кучами, как тогда, на дне, когда разобрали обрушенные части трюма.

Кино понравилось всем. Как и в прошлый раз, на «Нерее», всем досталось по конверту с золотой монетой. Раскрасневшийся и заметно довольный Михаил Иванович рассказывал Антону с Ваней, что это были не пиастры, как предположили те, а колониальные испанские монеты достоинством в 8 реалов, ставшие прообразом и прототипом серебряного доллара, появившегося позднее. Такой валюты — пиастры — на самом деле вообще никогда не существовало.

В шатре играла музыка, разлетаясь над тёмным побережьем. Звёзды над океаном светили ярко, как в морозную ночь, когда небо чистое, глубокое, завораживающе-пугающее необъятной и непостижимой чернотой. Мы с Надей стояли на берегу, она впереди, я позади, обнимая и прикрывая своими руками её голые плечи от ветра с воды. Вдруг за спиной заиграла песня, которую я до сих пор никогда не слышал. Как много, оказывается, я упустил ещё и в современной эстраде. Парень с девушкой пели про тёплые волны цвета индиго*. И это был страйк, как говорят в боулинге. Сочеталось всё: голоса исполнителей, какой-то средиземно-латинский ритм, слова, образы и картинка вокруг. Надя обернулась ко мне и начала плавно двигаться в ритме музыки, которая манила и влекла за собой. С удивлением я заметил, что и сам стал покачиваться и переступать ногами в такт. Потом песня закончилась. Началась следующая. А мы стояли обнявшись, не отводя глаз друг от друга, словно летя над границей между пляжем и тёмной водой Атлантики.

— Прилетай скорее! — просительно протянула дочка, подкравшаяся так тихо, что жена вздрогнула от неожиданности. Я же слышал тихий шелест песчинок под лёгкими босыми ногами, поэтому вздрагивать не стал.

— Хорошо, солнышко.

— Живым и здоровым! — в голосе жены просьбы не было. Было требование. И мольба.

— Да, родная. Обещаю, — кивнул я.

Полёт снова прошёл штатно, и сообщил об этом тот же самый командир воздушного судна, или капитан, как там у них, летучих, правильно-то? Оказалось, что при наличии определённых факторов, как то персональный самолёт, наработанные связи и опыт, и, разумеется, богатства несчитанные, серый кардинал легко мог организовать мне прямой перелёт по маршруту «Кадис — Могилёв». По которому до меня, пожалуй, даже птицы не летали.

В воздухе я изучал отчёты Лорда, который вчера поведал мне в ответ на историю Змицера старинное семейное предание Ланевских. То есть, конечно же, Волков-Ланевских.

В незапамятные стародавние времена юноша из их рода полюбил девушку из рода Ворон. Чёрные как смоль волосы, ярко-синие глаза, тонкий стан и жар ланит — всё как полагается в древних легендах. Отец девушки был против союза с родовитым, красивым, но не шибко богатым Волчонком, поэтому выдал три испытания для проверки юношеских чувств и поправки личного финансового положения. По разным версиям, нужно было привести живого зубра, пригнать корабль и добыть у старого колдуна заветный сундук с сокровищами. По законам жанра, с зубром и судном всё прошло гладко, а при краже богатств ущемились интересы их владельца. Тот был, как гласило предание, из древнего, чуть ли не библейского рода Мордухаев, осевшего каким-то причудливым извивом истории под Могилёвым. Старый колдун пообещал помощь и поддержку молодому Волку, но взамен попросил изумруд чистой воды размером с его сердце. Ну, или с кулак, если кто менее романтично измерять привык. Юноша отправился в дальние страны в поисках камня, а генетически хитрый старик подкатил на шестёрке вороных свататься к отцу невесты. Молодая Ворона вылетела из замка — а дальше в точности, как говорил мне Змицер. Безлунная ночь — лодка — берег — тёмная вода — илистое дно. Потом Вороны долго воевали с Мордухаями, но проиграли, а молодого Волка никто так никогда больше и не видел. Финал сказки внутренний фаталист встретил предсказуемо-равнодушной фразой из известного фильма: «В общем, все умерли».

Отчеты Лорда были ничуть не менее интересными, чем семейное предание, только заканчивались исключительно на мажорных нотах. Кто бы мог подумать, что за пару недель в дальнем слабо обжитом уголке Родины один неуёмной энергии бывший банкир развернёт производство фигурок и скульптур из бивней мамонта? Да так, что за ними выстроится очередь из самых требовательных и дотошных коллекционеров. И рядом — ещё одна, в разы длиннее, из менее притязательных, но гораздо более многочисленных жителей Китайской народной республики. Открытие аэропорта значительно упростило логистику, и каждый рейс в Харбин, Шанхай или Пекин, оказывается, приносили ощутимую пользу посёлку и выгоду лично мне. А летали они трижды в неделю.