Записки незнакомца
Шрифт:
Я был крайне поражен таким объяснением, и мое желание увидеть Зиманова стало еще сильнее. Однако тот не появлялся, комната его пустовала, и это волновало Шиллера.
– Ну зачем ему эта комната!
– восклицал он.- Зиманов, даже когда в лабораторию заявляется, не всегда в нее заходит. А я же все-таки замдиректора.
Но Ильин наотрез отказывался отдавать эту комнату Шиллеру или кому-либо еще.
На верхних этажах было царство программистов и большой ЭВМ. Здесь я бывал реже, поскольку наши отношения с Гришей Флирентовым стали весьма натянутыми после той бури в кабинете Ильина. В здании, естественно, имелись еще подвальные
В первый же день он собрал нас всех в конференц-зале и ошеломил сногсшибательной новостью:
– Работы по старой машине решено прекратить, как бесперспективные и вдвойне опасные. Все комнаты со старыми машинами в правом крыле здания законсервировать, в том числе комнату, где исчез Ковалев. Окна в них зарешетить, комнаты закрыть на ключ, время от времени смазывая замок. В левом крыле здания комнаты будут переоборудованы под новые машины. Весь коллектив теперь переключается на новую программу, связанную с броском в будущее на миллион лет вперед.
По залу прокатился восхищенный гул.
– Именно такая задача объявляется стратегически важной.
Для этой цели Зиманов предложил создать новую машину - иновременной рефлектирующийся изотропно наводимый агрегат, или сокращенно - ИРИНА. Поскольку через миллион лет от здания вряд ли что останется, то при нашей лаборатории организуется отдел двигателистов, которые будут разрабатывать систему зависания машины над земной или какой-либо еще поверхностью. Они вместе со своим хозяйством разместятся в подвальных помещениях.
Под конец скажу еще вот что. Конструктивно старая и новая машины близки друг к другу, так что создание новой машины должно занять немного времени. Поэтому только от соблюдения строжайшей дисциплины зависит то, как скоро будет создан новый агрегат. А как я слышал, вы тут основательно разболтались.
Он строго посмотрел в зал.
– Ну а теперь за работу.
И все разошлись по своим рабочим местам. Каждый получил задание, лишь я и сотрудники Антоняна оказались без дела. Основная часть разработки новой машины была поручена нашему отделу, и все, за исключением, разумеется, меня, быстро разобрались в ее принципиальной основе. Я честно пытался постигнуть причину повзросления "Ирки", то есть понять, что такое "изотропно наводимый".
– Изотропно - это значит: по всем направлениям,- объяснил мне Куприянов.
– Ага,- как будто понял я,- следовательно, прежняя система гироскопов действовала в одном направлении.
– При чем здесь система!
– возмутился Куприянов.- Можно всегда сделать так, чтобы вращение во всех направлениях было одинаковым. Все дело в изотропном вращении.
– А каким оно еще бывает?
– ухватился я за последнюю фразу.
– Оно всегда анизотропно!
– взорвался Куприянов.- И что там Доктор думает? Зачем его только к нам прикрепил!
– Куприянов прав,- мягко вмешался в разговор Арвид.
– Вращение всегда происходит вокруг какой-либо оси, то есть заведомо имеется выделенное направление. Однако в системе гироскопов вращение создается одновременно в нескольких направлениях. Причем вращение в каждом направлении как-то возмущает вращение, действующее в другом направлении. Оказалось, можно подобрать вращение
– Так,- я хотел все-таки хоть что-то понять,- значит, отсутствие возмущений в новой машине облегчает ей задачу?
– Какую задачу?
– встрял вновь в разговор Куприянов.-Здесь же топология возникает особая.
– Все гораздо сложнее и тем не менее проще,- спокойно пояснял Арвид.При такой системе гироскопов происходит качественный скачок, и машина практически мгновенно замыкает линии времени. Миллион лет далеко не предел для такой машины, она способна на гораздо большее.
– Ну ты даешь!
– удивился Куприянов.- Тебе бы первоклашкам машину объяснять, пожалуй, даже он теперь понял.
– Но если все так понятно и просто, то почему раньше до этого никто не додумался?
– удивился, в свою очередь, я.
От моего вопроса Куприянов аж позеленел, но ребята посмотрели на меня с восхищением.
– Вот Полиграф дает,- сказал кто-то,- ишь как Куприянова уел.
С этого дня мое уважение к новой машине неимоверно возросло.
Да и все относились к зарождающейся машине с явным почтением.
Никто и не пытался называть ее просто "Ириной" или там "Иринкой", а торжественно величали "Ириной Евгеньевной". Это поскольку Зиманова звали Евгением Дмитриевичем. Надо сказать, что сам Зиманов в лаборатории так и не появлялся, как будто судьба "Ирины Евгеньевны" его не волновала.
Вскоре первый агрегат был готов, и весь отдел Петруниса приступил к последним доводкам узлов, а заодно и к тренировкам с управлением машины. Участвовал в тренировках и я, хотя Куприянов еще в начале их заметил:
– А ему-то зачем? Вы видели, каким он тогда вернулся?
Однако Арвид не возражал и даже сам помогал мне освоиться с новой машиной.
Ильина видели теперь редко, он почти не выходил из своего кабинета. Правда, время от времени он вызывал кого-нибудь и делал очередную взбучку за нерадивость в работе. Однажды вызвали и меня. "Вот и все,- подумал я.Наверняка Куприянов накапал, и теперь Ильин разуверился в том, что я еще здесь нужен".
Как и в тот раз, в кабинете были Арвид, Арташес Гевондович и Флирентов. А кроме того, присутствовал еще и Машков, глава подвального царства.
– Вот что, голубчик,- обратился ко мне по-старому Ильин,я решил учесть твое пожелание. Первым на машине отправишься ты.
По лицам присутствующих я понял, что решение Ильина было для них сюрпризом, даже Арвид выглядел удивленным.
– Но почему же Полиграф?
– Флирентов поперхнулся.- Я хотел сказать Прибылов. По всем статьям более подходит Петрунис. Он у них самый уравновешенный, да и знаний у него больше всех.
– На данном этапе,- ответил Ильин,- знания не столь уж важны.- Он улыбнулся: - Главное сейчас для нас - контакт, а Прибылов, как известно, специалист по контактам. Тдлько ему удалось повстречаться с людьми через тысячу лет.
– Это же произошло случайно,- не унимался Флирентов.
– Ну уж совсем точно этого утверждать нельзя. Кто знает,загадочно произнес Ильин.- И потом. Бросок в будущее теперь будет происходить иначе, и здесь становятся важными ощущения, которые у художника тоньше и многообразнее. Наконец, на кандидатуре Прибылова настаивает Евгений Дмитриевич.