Записки о капитане Виноградове (сборник)
Шрифт:
– Зато ты наша гордость! – поднял стопку Михаил Анатольевич.
Именинник засмеялся и нетвердо продекламировал:
– Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!
– Ага. И забрали тебя, пьяницу, по двести восемнадцатой, за ношение холодного оружия?
Виноградов вдруг сообразил, где он видел молчаливого соседа справа.
Подполковник Лобов участвовал в штурме захваченного бандой Овечкиных самолета, получил пулю в руку и Красную Звезду на грудь. Второй орден он заслужил за подавление кровавого бунта в Сухумском следственном изоляторе… Теплым летним вечером девяносто второго вышел в собственный двор. Шестилетний сын копался
Лобова судили. Дали срок. При конвоировании в Кресты он бежал. Естественно, числился в розыске: органы делали вид, что ищут его по всей стране, а он делал вид, что живет в подполье. Виноградов догадывался: те, кто помог Лобову уйти из-под стражи, обеспечивали профессионалу и фронт работ. Фамилию подполковника в некоторых кругах связывали с сербскими событиями, недавней «плутониевой» акцией в Прибалтике, с нашумевшими вооруженными разборками за сферы влияния банков.
Это был человек-легенда, потенциальный покойник и совершенно не нужный Виноградову сосед.
– Смотри, Саныч, что мне бандиты подарили! – хозяин наклонился, с трудом извлек откуда-то из шкафа заключенный в раму прямоугольник и водрузил его над телевизором: – Во!
Сначала капитан не сообразил: на картине белело нечто округлое, символизирующее необъятное женское лоно, рассеченное узкой стреловидной аркой с черным кружевом, разорванные прутья решетки. На переднем плане – торжествующе оскаленный, зубастый и безглазый головастик с нахальным тоненьким хвостиком. Капли крови.
– Называется «Проект памятника прорвавшемуся сперматозоиду». Художник Александров. Холст, масло.
Петрович был горд и наслаждался произведенным эффектом.
– М-да… Ну-ну! И это здесь будет висеть?
– Жалкие и ничтожные люди! Менты! Что вы понимаете в высоком искусстве?
– Что там свистит на кухне? Чайник?
– Ох, черт! – Именинник сплюнул и выбежал в коридор. – Забыл.
– Михаил Анатольевич… Я, пожалуй, на минутку. Пойду скоро. – Минаев включил дисковый проигрыватель, поэтому Виноградову пришлось наклониться почти к самому уху генерала.
– Я тоже уже собираюсь. Чем порадуешь?
– Замкнул плюс на минус, – пожал плечами капитан, – пусть сами с собой функционируют. В целом – как и планировалось.
– А относительно тебя?
– Должны, вроде, отвязаться. Хотелось бы верить.
– Ладно. Сиди тихо, ни во что не влезай. Про меня забудь – придет время, найдем. Понадобишься.
– Вам лично? Или…
– Володя, давай раз и навсегда – чтоб без обид! Если была бы возможность взять тебя в игру, поверь… А так – слишком опасно. И для тебя, и для нас.
– А я не рвусь, – искренне пожал плечами Виноградов. – Ей-Богу! Обидно только, что в это никто не верит.
– Уехать бы тебе на время в командировочку.
Появился Петрович с шипящим чайником:
– Мать вашу! Горячо же. Саня, чашки доставай! Из шкафа.
– Помочь? – перебираясь через Михаила
Анатольевича, спросил Виноградов.– Пойдем. Торт свой сам порежешь. Да, кто поближе? Усатый, достань коньяк! Прямо за тобой, настоящий армянский. Кол-лек-ционный. Не то что Володькино пойло!
– Спасибо, что пришел, Саныч. Узнал? Усатого? – В тесной кухне было не развернуться, если стряпней занимались двое, один непременно мешал другому. Поэтому именинник выжидал, когда Виноградов покончит с дележкой кондитерской продукции.
– Считай, что нет. Мне так легче будет, да и тебе тоже.
– Что же, верно. Хотя по фигу: я в конторе не служу, если пару раз в месяц кому-то у меня в берлоге захотелось встретиться, поговорить…
– Тормознись! Это меня не касается, понял?
– Понял, молчу! Только чужие, Саныч, здесь не ходят.
В прихожей заверещал элекгросоловей.
– Звонок!
– Ждешь кого?
– Нет, вроде.
Виноградов пропустил вперед себя хозяина и вслед за ним вышел из кухни.
– Что? – на пороге комнаты обозначился силуэт Лобова.
– Сейчас посмотрим.
Петрович прильнул к глазку:
– Мужик в майке. С ведром… Кто там?
– Это я, Сергей. Из шестнадцатой, – донеслось снаружи. – Пары сигарет не будет?
– Знаешь его?
– Да, собственно, не знаю.
– Не открывай!
– Да ла-дно… – Хозяин уже щелкнул замком. – Неудоб…
В следующий момент его вынесло вместе с дверью, отбросив и распластав вдоль стены: что-то огромное, черное, пронзающее воздух впереди себя вороненым стволом автомата возникло в проеме.
– Лежать! Не двигаться!
Прежде чем отпрянуть с линии огня, Виноградов увидел «стечкин» в руке Лобова, два выстрела в незащищенные ноги. Черный великан рухнул на пол, но на его месте тотчас же возникла другая фигура, поменьше, полоснула наискось очередью.
– Руки! Милиция!
Вновь загремели выстрелы со стороны лестничной площадки – сначала схватился за горло и сполз вниз репортер, а на него – получивший, очевидно, пулю в спину боец группы захвата.
Пятясь все дальше назад, в кухню, Виноградов отчаянно щупал пустую подмышку: пистолет с учетом намечавшейся пьянки был дисциплинированно оставлен в сейфе. Как положено…
В комнате со звоном осыпалось стекло, на долю секунды опередив хлопок газовой гранаты.
– Ложись, сука!
Увидев направленное на него дуло, капитан поднял руки и тут же получил удар прикладом – его вполне хватило, чтобы лишить Виноградова сознания, и остальных пинков он уже почти не ощущал…
– Ну? И что делать будем? – Голос Михаила Анатольевича то слышался ясно, как наяву, то затухал, удаляясь. Это было очень похоже на Би-Би-Си по старенькому приемнику времен застоя.
– Не знаю… – Капитан с удивлением уловил знакомый баритон и, выплывая обратно в реальность, попытался вспомнить его обладателя. Ассоциации были, но смутные и неприятные. – Не знаю.
– Убит популярнейший журналист, безоружный, даже не пытавшийся оказать сопротивления. Погиб капитан Тарасевич, еще один парень из группы захвата ранен. Неизвестного гражданина застрелили.
– Это Лобов! Вы…
– Может быть. Может быть, этот гражданин – действительно опасный преступник, находящийся в розыске! Но так бездарно организовать операцию по его задержанию… Кстати, он-то стрелял по ногам, хотя мог и насмерть! Своего пожалел: бывший же мент…