Записки партизана
Шрифт:
— Я русская, господин лейтенант, — негромко ответила учительница. — Даже за горы золота я не пошлю на смерть невинного человека… Я не знаю этого хлопца!
— Посмотрим! — вскипел лейтенант. — Давайте сюда щенков!
Два немецких солдата втолкнули в канцелярию сыновей учительницы. Они бросились к матери.
— Мама! Что случилось? — испуганно спросил младший.
Екатерина Ивановна вскрикнула, обняла сыновей.
— Вы знаете арестованного? — спросил немец, обращаясь к мальчикам.
Не думая, не отдавая себе отчета, учительница невольно подалась
И вдруг она почувствовала, как Арсений сильно сжал ей руку выше локтя.
— Я спрашиваю: вы знаете арестованного? — закричал лейтенант.
— Нет, — ответил Арсений. И младший брат тотчас повторил:
— Нет…
Екатерина Ивановна на мгновение закрыла глаза, гордая за своих сыновей.
— К стенке его! — услышала она голос лейтенанта. Немецкие солдаты схватили Арсения и поставили его лицом к стене. Подошел лейтенант и ткнул дулом револьвера в затылок мальчика.
Дарья вскрикнула и выбежала из комнаты…
— Считаю до трех, — сказал лейтенант. — Или ты сознаешься, или… Раз… Два… Два… — повторил лейтенант.
Гриша шагнул вперед. Его разбитые губы что-то шептали. «Сейчас он выдаст себя, чтобы спасти Арсения», — пронеслось в голове Екатерины Ивановны.
— Нет! — опережая Гришу, крикнула она. — Я не знаю его! Мы не знаем его!..
Раздался выстрел. Арсений дернулся, качнулся, повалился навзничь.
Мать со стоном бросилась к нему. Она прижала его окровавленную голову к груди, смотрела в его мертвые глаза, гладила его волосы. Потом вдруг поднялась, выпрямилась…
Она смотрела прямо в глаза лейтенанту, и тот невольно попятился под ее взглядом.
— Ты убил моего сына, моего первенца… Ни слова не услышишь от меня, подлец!
Лейтенант торопливо вынул платок и обтер им вспотевшее лицо и руки.
— Второго к стенке! — хрипло крикнул он.
Екатерина Ивановна молча, не двигаясь с места, смотрела, как поставили к стене Афанасия. Лейтенант торопливо сосчитал до трех. Прогремел выстрел, и младший упал рядом с братом….
Несколько мгновений в комнате было тихо. И вдруг случилось то, чего никто не ждал: Екатерина Ивановна вырвала автомат из рук немецкого солдата, и длинная очередь прострочила тишину.
Первым упал лейтенант. За ним — атаман и двое солдат. Остальные, давя друг друга, бросились к двери. Екатерина Ивановна стреляла им вдогонку. Послышались стоны, крики…
Учительница захлопнула дверь и заперла ее на тяжелый засов. Развязала веревки, которыми были связаны у Гриши руки.
— Ты видел?.. Клянись, что не забудешь и отомстишь. Клянись!
— Клянусь!..
— Теперь беги! — Екатерина Ивановна распахнула оконную раму. — Ночь… Тебя не увидят. Беги направо, через огороды в степь!
Гриша выпрыгнул в окно и скрылся в темноте. Екатерина Ивановна подошла к сыновьям, уложила их рядом, накрыла скатертью со стола и поцеловала, как целовала обычно по вечерам, когда они лежали в постели. После этого она собрала брошенное оружие, диски. Погасила лампу и снова взяла автомат…
Немцы стреляли в окно. Со звоном вылетели
стекла, пули свистели в комнате.Около получаса оборонялась учительница.
Отчаявшись захватить ее живой, немцы подожгли дом. Но и из горящего дома гремели выстрелы…
Прошло несколько дней. Как-то раз ночью, почти перед самым рассветом, в станице началась перестрелка.
Какие-то всадники ворвались в станицу. Первым загорелся дом квартального старосты. Потом занялся дом атамана и хата Дарьи, выдавшей Гришу. Противотанковая граната разорвалась в школе, где жили жандармы.
И снова все стихло. Только пылали подожженные дома да перепуганные немцы метались по улице, без толку паля в степь. Утром станичники нашли тела трех расстрелянных старост. Труп Дарьи качался на перекладине ворот. На груди у нее был приколот лист бумаги с надписью:
«Казнена степными партизанами за измену Родине».
В станице многие видели нападавших. Ими командовал пожилой мужчина, высокий, плечистый, с окладистой черной бородой…
… — Не помню, как я вырвался из станицы, — рассказывал мне впоследствии Гриша, когда он связным пришел к нам в партизанский лагерь, на гору Стрепет. — За спиной гремели выстрелы. Стреляли немцы, отстреливалась Екатерина Ивановна… Видел зарево пожара… Я бежал по степной дороге. Потом споткнулся, упал — и потерял сознание…
Пришел в себя — ничего не могу понять. Небольшая чистая комната. Лежу на кровати. В углу теплится лампада перед иконой. А у кровати сидит священник: длинные седые волосы, поношенная ряса.
Мне показалось, что я брежу. Протер глаза. Священник сидит, улыбается.
— Проснулись? Ну вот и хорошо. Я сейчас вам теплого молока принесу.
Священник заметил мой удивленный взгляд и ласково сказал:
— Не волнуйтесь, молодой человек. Когда поправитесь, я все расскажу. А пока знайте одно: в этом доме никто вас не обидит…
Только на другой день узнал Гриша, как он очутился у священника.
Фамилия священника — Бессонов. Он служил в церкви небольшой станицы под самым Краснодаром. В тот день, когда погибла Екатерина Ивановна, его вызвали к умирающей старухе-казачке. Под утро он возвращался домой в своем шарабанчике. Неожиданно лошадь шарахнулась в сторону. И старик увидел: на дороге лежит человек. Это был Гриша. Бессонов подобрал его и привез к себе.
О том, кто такой Гриша и почему он очутился в степи, священник не расспрашивал.
Как-то вечером он сидел у кровати Гриши. Говорили о войне, о немцах, о партизанах. Гриша увлекся, сболтнул было лишнее, оборвал разговор.
— Давайте договоримся, Гриша, — сказал священник. — Мне бы не хотелось вводить вас в заблуждение. Я знаю, кто вы. В бреду вы говорили о Екатерине Ивановне, о пожаре, о смерти ее сыновей. Вспоминали о старосте с рыжей бородой. Я ведь всех их хорошо знаю… Немцы, Гриша, считают вас мертвым, они думают, что вы погибли в огне вместе с Екатериной Ивановной. Поэтому живите пока у меня спокойно. А когда поправитесь, делайте, что ваша совесть вам велит…