Записки психиатра. История моей болезни

Область перкуссионного тупого звука сердца увеличена по направлению кверху и влево; нижнюю границу этой области нельзя определить вследствие значительного увеличения левой доли печени. Толчок сердца не особенно усилен, но захватывает большее пространство, чем обыкновенно; притом он несколько смещен вниз. Первый тон у верхушки сердца чист, явственно усилен; второй тон усилен еще более и притом ненормально резок и звонок. Первый тон над аортою глух, нечист; второй тон аорты необыкновенно громок, резок, металличен. Второй тон легочной артерии усилен сравнительно незначительно.

Плечевые артерии прощупываются в виде твердого шнурка, даже в то время, когда они не растянуты волною крови. Височные артерии извилисты, жестки наощупь, неровны с поверхности; их стенки сильно склерозированы.

Печень значительно увеличена, в особенности левою своею долею, притом плотнее обыкновенного и несколько чувствительна к давлению. Селезенка тоже увеличена, впрочем не в высокой степени. Признаков брюшной водянки нет.

Желудочно-кишечный канал в полной исправности.

Таким образом, физическое исследование открыло в испытуемом три независимых одна от другой хронических болезни, а именно: сифилис во вторичной его форме (syphilis secundaria), цирроз печени в первой eго стадии (hepatitis interstitialis potatorum) и высокую степень атероматозного поражения артериальной системы (endarteriitis chronica deformans) с последовательным поражением сердца (hypertrophia ventriculi sinistri cordis).

b) Психическое состояние. – Относительно психического состояния К., как в настоящее время, так и в момент преступного деяния, для нижеподписавшегося, частью из сообщений самого испытуемого, частью из актов предварительного следствия, выяснилось следующее. К. с давнего времени постоянно пьянствовал и в последние годы не имел никаких определенных занятий. Состояв в течение нескольких лет в любовной связи с крестьянкою Варварой Богдановой, он в последнее время сильно ревновал ее, в особенности же с тех пор, как она (с 28 июля 1881 года) перестала жить на одной с ним квартире. В продолжение августа К. от ревности и горечи разлуки с Богдановой «пил мертвую чашу», причем ежедневно истребляя водку в количестве около 30 кабацких стаканчиков; скоро он дошел до того, что почти совершенно перестал как есть, так и спать.

В вечер 6-го сентября 1881 года К., как видно из показаний свидетелей, не был сильно пьяным, но был лишь «немного выпивши». Увидев, что Богданова села на колени к маляру В. (к которому испытуемый, по-видимому, имел основание ревновать ее), он, К., вдруг почувствовал, как кровь ударила ему в голову, и в этот самый момент «ткнул» Богданову бывшим у него в кармане ножом, не разбирая, в какое место он колет. Лишь после самого происшествия от других лиц он узнал, что нанес Варваре три раны в руку. Сравнительно хорошо К. может припомнить свои ощущения лишь до того момента, как от первого нанесенного им удара из тела Богдановой показалась кровь.

С этого момента вплоть до вытрезвления в участке он плохо понимал происходившее (л. 5 об.), и соответственно сему его воспоминания за этот промежуток времени неполны, отрывочны и смутны. Будучи приведен в участок, К. продолжал находиться в возбужденном состоянии и «стучал рукою по столу»; в заключение он лег на диван и захрапел (л. 16 об.).

В течение всего времени заключения К. под стражею расстройство умственных способностей обнаружено не было; обвиняемый был рассудителен, относился к производимому над ним следствию вполне сознательно, неоднократно обращался к г. судебному следователю как со словесными, так и с письменными заявлениями относительно необходимости допросить тех или других лиц, показания которых, по его мнению, могли бы для него быть важными; вместе с сим он деятельно старался о направлении следствия в порядке, указанном 353 ст. УУС.

Во время пребывания испытуемого в больнице св. Николая Чудотворца настроение духа его значительных уклонений от нормы не представляло. Злобы против Богдановой у К. в настоящее время нет; но у него также нет и особенного сожаления о содеянном. Хотя испытуемый вел себя в больнице тихо и сдержанно, тем не менее внимательное наблюдение показало, что устойчивого равновесия в душевном состоянии К. не существует. Так, К. сравнительно легко раздражается, в особенности же, когда ему покажется, что окружающие относятся к нему без достаточного уважения, подобающего ему, как «бывшему офицеру, получившему увечья от сражений и горных походов». Не подлежит никакому сомнению, что, являясь тихим и сдержанным в то время, когда его ничто живо не затрагивает, К. легко может потерять самообладание при каком-нибудь раздражающем обстоятельстве, из числа тех, которые часто встречаются в жизни вне больничных стен.

Нравственное чувство и энергия воли испытуемого заметно ослаблены. Это доказывается как отношением К. к совершенному им делу, так и той жизнью, которую вел в последние 3–4 года этот человек, получивший приличное воспитание и прежде имевший достаточные средства к существованию: он с утра до вечера скитался по портерным и беспрерывно пьянствовал, вел нищенскую жизнь, постоянно обращаясь к братьям за денежным вспомоществованием.

Память у испытуемого сохранилась удовлетворительно. Собственно интеллектуальная сторона психической деятельности его, напротив, представляет значительные уклонения от нормы, заметные, впрочем, лишь при ближайшем знакомстве с К. К числу этих уклонений должно отнести крайнюю недальновидность и недостаточную сообразительность К., равно как и его наивную хвастливость. Так, относительно обстоятельств своей прежней жизни испытуемый делает сообщения, частью прямо неверные, частью такие, верность которых подлежит большому сомнению. Прибыв в больницу, К. сперва назвался «отставным подполковником», но, узнавши, что настоящий его чин ординатору известен, объяснил, что он, К., «в первый раз вышел в отставку» с чином подполковника (что опять неверно), затем снова вступил в службу, но в скором времени, после столкновения с князем N, был разжалован и в 1854 году вышел в отставку прапорщиком. Историю дальнейшей своей жизни К. дает в следующих чертах. После смерти матери он будто бы получил в наследство 1500 душ крестьян с соответственным количеством земли, но, живя разгульно, все свое имение быстро «прожил». В 1859 году женился на дочери ярославского купца П. («обещали дать 30 000, но надули») и переехал в Москву, где открыл «справочную контору» и стал заниматься «исполнением частных поручений». Дело его будто бы пошло настолько хорошо, что он стал получать чистого барыша до 25 000 рублей в год. В 1864 году разошелся с женою, после чего стал вести еще более разгульную жизнь, имея несколько дорогих содержанок. В 1875 году получил на Нижегородской ярмарке от одной из банкирских контор Англии заказ – заготовить в России 1 500 000 шпал. Имея в виду получить при этом за комиссию сразу 150 000 рублей, К. (по его словам) передал свою контору другому лицу и, заказав шпалы, переехал в январе 1876 года в Петербург, причем привез в кармане 6000–7000 рублей. В марте того же 1876 года познакомился с Богдановой, которая будто бы тогда же и поселилась в его квартире. Дело со шпалами не состоялось по случаю войны. В Петербурге К. тоже искал частных поручений, но выручка уменьшалась с каждым годом, а привезенные в Петербург деньги были быстро прожиты. Сначала он, вместе с Богдановой, помещался в приличных квартирах; когда же обстоятельства их сделались стеснительными, Богданова стала думать о месте и, наконец, поступила в услужение в портерную Орлова. В последний год К., вследствие пьянства, отстал от всяких занятий и жил лишь временным пособием со стороны братьев, квартируя по так называемым «углам».

Основываясь на том, что К. решается вступать в резкое противоречие со своим послужным списком, я полагаю, что в сообщениях испытуемого о прежнем его благосостоянии много преувеличенного или, может быть, даже прямо неверного.

Каких бы то ни было болезненных, ложных или упорных представлений, т. е. бреда в тесном смысле слова, у К. не имеется.

Прежде чем перейти к выводам из результатов исследования, необходимо остановиться на тех побочных медицинских вопросах, которые были возбуждены на предварительном следствии и при освидетельствовании К. в порядке, указанном 355 ст. УУС.

а) контузия в голову, полученная К. в 1843 году, для суждения о состоянии умственных способностей испытуемого не имеет никакого значения, так как она произвела лишь небольшую рану в мягких покровах головы, не повредив кости.

б) Если покойный отец К. страдал не мрачным помешательством, которым была одержима сестра К., а какою-нибудь иною формой умственного расстройства, то одно это обстоятельство еще не дает права сомневаться в существовании у К. наследственного предрасположения к психическому заболеванию. Только в редких случаях передается из одного поколения в последующие одна и та же психическая болезнь; обыкновенно же передается лишь «предрасположение» к заболеванию умственным расстройством. Таким образом, наследственною бывает не сама форма психической болезни, а лишь та невропатическая или психопатическая конституция организма, на почве которой, под влиянием различных случайных причин, с большою легкостью может развиться та или другая клиническая форма умственного расстройства. Это положение известно в науке под именем «закона полиморфизма или трансмутации наследственных психических страданий». Кроме того, по совместному действию случайных причин и закона «атавизма», едва ли может быть какой-нибудь определенный порядок при переходе умственного расстройства (хотя бы в различных формах) через несколько поколений.

Конец ознакомительного фрагмента.