Записки рецидивиста
Шрифт:
— Это мальчика, когда переносил его. Умрет, наверное. Жаль пацана, — сказал я.
Мы еще выпивали, а я сидел, думал и никак не мог понять: откуда у людей на воле столько жестокости. Ладно, наши тюремные волчьи законы оставляют желать лучшего, но здесь же свобода. Может, в моих искаженных мозгах свобода ассоциировалась с понятиями любви и доброты. На дороге люди умирают, просят помощи, а они проскакивают мимо. Да, может, через пять минут с ними еще хуже авария случится, от этого никто не застрахован. А им хоть бы…
Подъехали
— Пойдем на кухню, надо перед ней отчитаться, — сказал Василий, отдал жене деньги, что выручил за яблоки. — А это мой товарищ, будет работать у нас на винограднике. Надо бригадиру Ваське сказать, пусть возьмет на сезон.
Я познакомился с хозяйкой, звать Маша. Прибежала девочка Оля лет четырнадцати.
— Вот дочка моя растет, — сказал Василий, обнимая девочку. — Ты, Демьян, посиди здесь, а я сейчас схожу до бригадира.
Минут через пять Василий с бригадиром были уже в кухне.
— Знакомься, тезка, работника тебе привез.
Мы познакомились, бригадир спросил:
— Документы есть?
Я достал паспорт, он бегло посмотрел его и сказал:
— Пусть паспорт у меня будет. На днях поеду в Ивановку, в контору, они там тебя зачислят сезонным рабочим. А сейчас пойдем в общежитие, я дам тебе комнату.
Общежитие было рядом. Пошли туда втроем. Бригадир говорит:
— Один будешь жить в комнате. Вот ключи, открывай.
Я открыл комнату, включил свет. Чистенько, кровать заправлена, стол, тумбочка, табуретка. «Ну, класс, — подумал я. — Лучше не придумать. Где еще в горах такую берлогу сыщешь? Пока все складывается в масть. Надолго ли?»
— Сейчас и обмоем новоселье. Пойдем, Демьян, принесем из коляски что Бог послал, — сказал Василий.
Забрали бухалово, закуску, все принесли в мою комнату. Бригадир принес стаканы, кружку, кастрюлю, миску, ложку.
— Вот тебе хозяйство. Завтра возьмешь электроплитку.
Расселись кто куда: на кровать, тумбочку, табуретку и стали пить. Напились до основания. Когда оба Василия уползли, я сразу уснул. Меня утром разбудил Василий-бригадир, спрашивает:
— Как голова, не болит? Похмелиться не осталось?
— Да, вон навалом вина еще.
Мы выпили, после чего Василий сказал:
— Пойдешь виноград грузить. Из Симферополя с винзавода будут машины приходить, так ты бадьи будешь цеплять трактористу, он покажет как. А сейчас бабы будут идти на работу, и ты с ними иди. Понял?
— Усе уразумел, — ответил я.
Только вышел на улицу, Маша мне машет.
— Иди, Дима, борща поешь. А в обед на виноградник привезут.
Я поел вкусный домашний борщ со сметаной. Одно не понял, чего там было больше: борща или сметаны. Смотрю, бабы по улице идут, и я подвалил к ним сзади. Бабы все время оглядывались на меня и что-то говорили между собой. Пришли на виноградник, приехал тракторист Николай, показал, как бадьи цеплять.
— Пока машин нет, будем бабам
помогать, корзины с виноградом таскать и высыпать в бадьи. Иди, Дмитрий, Ленке помогай, она холостячка, но баба справная, — сказал Николай и показал на толстую женщину лет сорока.«Да она лет на пятнадцать старше меня, — подумал я. — Зато груди у нее что вымя у коровы, еле вмещаются в безразмерную кофту».
— О, Николай, такие женщины как раз в моем вкусе, — ответил я.
— Вот и займись ею, она сестра нашего бригадира Васьки. Может, еще родней станете.
Я подошел к Лене, она срывала кисти винограда и бросала их в корзину, сказал:
— Бог в помощь и два пулемета.
— Спасибо, откуда сам-то будешь?
— Из Львова я, сирота. Решил сезон на винограднике поработать. Очень нравится мне эта работа: простор, воздух свежий, красотища.
— Тогда, сирота, рви виноград и кидай в корзину, — сказала, улыбаясь, Лена, глядя на мою сиротскую «будку» (полное лицо).
Так начался мой первый трудовой день на свободе, временной, разумеется. Какая еще может быть свобода у беглого уголовника? Я знал, рано или поздно меня поймают. Ну да ладно, посмотрим, куда кривая вывезет.
Как только корзина наполнялась, мы с Леной брали ее за ручки, несли по ряду на дорогу и высыпали в бадью.
Подошли две девочки-близняшки лет по четырнадцать.
— Это мои дочки: Надя и Вера, — сказала Лена.
Девочки стали помогать рвать виноград. Солнце поднималось все выше и выше, стало совсем жарко. Лена сняла кофту, осталась в одном бюстгальтере. Когда нагибалась, груди почти вываливались из него. Мне делалось дурно и начинало трясти, как только гляну на такое изобилие «продукта». Тогда я уйду подальше от Лены, успокоюсь и возвращаюсь. Постепенно привык.
Привезли обед, все собрались, пообедали. Пришел бригадир, увидел меня, спросил:
— Ну как, студент, привыкаешь?
— Да, все нормально.
Девочки ушли домой, бабы попрятались под кусты отдохнуть немного после обеда, да и жара началась обалденная. Я притулился отдыхать возле Лены. За полдня я рассмотрел ее как следует: обыкновенная женщина, причем некрасивая. Одна сторона лица у нее была синяя. Я спросил:
— А что у тебя с лицом?
— Да после войны нашли мину, она взорвалась, три человека погибли, а меня опалило, изуродовало одну сторону. Дима, я че у тебя хочу спросить: ты траву можешь косить? Мне пайку дали, а косить некому.
— А коса есть? — спросил я.
— Все есть, я заплачу.
— А когда косить?
— Да вечерами после работы, а потом отпрашиваться будем.
— Хорошо, Лена. Сегодня тогда и начнем, — сказал я и, увидев подъезжающие машины, пошел грузить виноград.
Загрузили быстро, и машины ушли, а я нарвал в целлофановый пакет винограда и пошел к себе в общежитие. Васька Еценко, мой сосед по общежитию, его комната рядом с моей, уже приехал с работы, спросил: