Записки рецидивиста

— Какой разговор.

— Только тебе долго ждать меня, в одиннадцать меняюсь. Так что успеешь еще в кино сходить тут рядом. Как звать-то?

— Дима. А тебя?

— Шура.

— Сашенька! Годится вариант. И чего я раньше тебя не знал? В общем, к одиннадцати подрулю.

— Ладно уж, племянничек, сделай милость.

— Кстати, возьми поужинать чего и выпить, — сказал я и протянул Шуре «рваную» (пятидесятирублевую купюру).

Прошел в зал ожидания, осмотрелся. «Впал в распятие», не веря еще такой легкой удаче. Шура уже не казалась мне такой непривлекательной, как с первого взгляда. А может, у женщины просто хорошее настроение, как после затяжной менопаузы, которая наконец-то кончилась. Да, этих женщин сам черт не поймет. Может, я ей приглянулся, и «прикид» на мне отменный был: шляпа, лучший костюм моего покойного друга Вафо Самаркандского. Может, женщина по-своему несчастна была. Море бухалова и жеванины под рукой еще не есть критерий радости и счастья…

Вокруг сновала вокзальная публика, одни приезжали, другие уезжали. Рядом на скамейке какая-то женщина утихомиривала двух пацанов. Подошел прилично одетый мужчина лет сорока с чемоданом, спросил: «Свободно?» — я кивнул. Он поставил чемодан и сел справа от меня, вытащил газету, стал читать. Я сидел, никуда не хотелось идти, ничего не хотелось делать. По залу прокатился гомон, публика оживилась.

— Кассу, наверное, открыли. Пойду за билетом. А вы тут будете сидеть? — спросил у меня мужчина, я кивнул. — Посмотрите, пожалуйста, за моим чемоданом.

Мужчина ушел, а я чуть не рассмеялся. Что это? На ловца и зверь бежит. Очередной подарок мне за сегодняшний день. Мне даже крикнуть захотелось: «Эй, мужик, адрес еще оставь и ключи от квартиры, где деньги лежат». Увести «угол» не стоило труда. Но я подумал: «Не стоит лезть на рога. Не пробил час, рано еще из берлоги выходить. Еще неизвестно, что в чемодане. Может, барахло там разное, а мне — прощай ночлег у Шуры, да и картошку кто завтра продавать будет. Нет, не стоит рисковать». В памяти всплыл Хабаровский «бан», чемодан, из-за которого я «спалился» и мотал последний срок, да так и не домотал. На «кичмане» постоянно к сроку пайку «отламывали», пришлось самому «объявить себе амнистию».

Подошел мужчина с зажатым в руке билетом.

— Слава Богу, достал билет. Ну что, землячок, пойдем отметим это дело, время есть еще до отправления поезда.

Мы поднялись в буфет, людей толпилось много.

— Повезет в одном, не повезет в другом. По сто пятьдесят и то не выпьешь, — с досадой произнес мужчина, глядя на длинную очередь.

— Сейчас сделаем по-быстрому. Буфетчица знакомая. Что взять? — спросил я.

— Бутылку коньяку, лимонаду да закусить чего-нибудь, — сказал мужчина и протянул мне деньги.

Я подошел сбоку стойки, Шура заметила меня, улыбнулась.

— Шурочка, радость моя, дай-ка бутылочку со звездочками, лимонад и пару котлет. С товарищем выпьем немного, и время быстрей проскочит до счастливого момента, — сказал я.

Бросив возмутившуюся очередь и отвесив ей пару «ласковых» слов, Шура обслужила нас. Мы стали за стойку, выпили по его, познакомились, разговорились. Мужчину звали Алексей, сам он из Таганрога, отдыхал в санатории по путевке. Объявили прибытие поезда.

— Вот и мой прибыл, — сказал Алексей. — Ладно, Дима, ты тут сам управляйся, я побежал, а то поезд стоит всего десять минут.

Остался я и бутылка «с погонами». Глянул на часы, было около десяти. Потихоньку я пил коньяк, наблюдал за снующей публикой и думал за жизнь. Из задумчивости меня вывел хрипловатый голос Шуры:

— Все, граждане, заканчивайте, пересмена у нас на полчаса.

Потом с Шурой мы шли по ночному городу. Живет она недалеко от вокзала в небольшом домике. Сейчас одна, дочка с мужем уехала на Север. От своего мужа у Шуры осталось одно воспоминание еще лет пятнадцать тому назад. Жила она скромно, никакой особой роскоши в хате я не заметил. Мы долго с ней пили, чередуя выпивку с еще более приятным занятием. Шура оказалась на удивление податливой и страстной женщиной. Уснули под утро. Поспал я часа два, вскочил, оделся, разбудил Шуру:

— Шура, мне надо идти картошку продавать. Приходи до обеда на базар, картошки возьмешь.

— Ладно, Дима, будешь в Ялте когда, приходи ко мне, я всегда буду тебе рада.

Идя на базар, я думал: «Ну, до чего везуха мне прет постоянно. Но надо быть осторожным. И на старуху бывает проруха». Я еще не знал, какой подарок ждет меня дома.

Базар гудел полным ходом. За рубль я взял весы и начал продавать картошку. Торговля шла бегом. Люди продавали по шестьдесят-семьдесят копеек, я погнал по пятьдесят. Пришел старичок сторож, спросил:

— Как торговля идет?

— Отлично, отец. Давай сюда твою кошелку, картошки насыплю за твою помощь вчера.

Насыпал старику полведра картошки, он долго благодарил.

К одиннадцати часам у меня от десяти мешков осталось два. Пришла Шура, насыпал ей ведро. Сначала она возмущалась, не хотела брать.

— Куда мне столько одной, да и не дотащу я.

— Дотащишь, дотащишь. Женщина ты сильная, я в этом убедился ночью на себе и в буфете видел, как ты ящики с бормотухой швыряешь.

8

После обеда я уже сидел в троллейбусе, автобус не стал ждать. Думаю, доеду до Заречья, а там пройду через танковый полигон — и я дома.

Слез в Заречье. Рядом с остановкой возле трассы был магазин, зашел в него, взял три бутылки вина, кусок сыру, сложил в сумку и пошел по дороге. Меня догнал мотоцикл, парень из нашего села Толик ехал домой. Жена у него учительница и тоже старше его лет на пятнадцать. На его морду без смеха невозможно смотреть было — точная копия артиста Вани Курского. Тарахтел он на стареньком «ижаке», крикнул мне:

— Привет, Дима! Домой путь держишь? Садись, подвезу.

Проезжая ставок, я сказал:

— Останови, Толик. Давай выпьем.

Сели на травку, выпили бутылку из горлышка, закусили сыром.

— Что нового в селе? А то я два дня в Ялте был, — спросил я.

— Все по-старому. Только участковый вчера приезжал, проводил со мной воспитательную работу. Я же нигде не работаю, числюсь только уборщицей в школе, а там бабка работает, и жинка ей зарплату мою отдает. Участковый сказал, чтобы я немедля устроился на работу в совхоз, а то обещал «красивую жизнь» мне сделать. Видел, как он до твоей Ленки заходил. Об чем гутарили, не знаю, но Ленка потом понурая по двору шастала.

— Слушай, Толик, сейчас мы к тебе поедем, а ты «по-рыхлому» (быстро) слетаешь за Ленкой, привезешь, мне с ней поговорить надо. Это важно, хочу узнать, что менты мне готовят.

Выпили еще по бутылке «дурмана» и погнали в «Дружное». Приехали на хату к Толику, его «прищепки» (жены) дома не было. Толик мотанул за Ленкой, привез. Только она вошла в хату и увидела меня, сразу в слезы. Я спрашиваю:

— В чем дело?

— Два милиционера приезжали, спрашивали тебя. Ваську Еценко увезли. Сказали, как приедет, пусть никуда не уезжает, они снова приедут.