Записки репортера

Итак, с чувством глубокого, исключительно литературного удовлетворения начну сейчас вслух вспоминать о трагикомизме македонского вопроса в свете НАТО.

Шел 1999 год, это было как будто вчера, в те дни, когда Пугачева отмечала свое пятидесятилетие. Я полетел в Македонию сочинять заметку. Готовилась же наземная операция, вход в Косово, ну и надо было освещать. Я кинулся за билетом до Скопье (это, если кто забыл, столица этого осколка Югославии). А нету билетов! По той простой причине, что НАТО отменило полеты самолетов Аэрофлота над Македонией. А что международные договоры, соглашения, что бизнес наконец? Ничего. Ни извинений тогда, ни компенсаций, ни переговоров. Этому как-то не придали тогда значения, а я добирался на перекладных от Софии, куда наши аэропланы тогда летали (а сейчас не знаю, летают ли: бывшие братушки болгары в НАТО уже – на кой им русские рейсы).

Я написал тогда: «Очень тонкое впечатление: в пасхальное утро разбудили меня не колокола, как можно было ожидать в праздник в православной стране, но тарахтение моторов. Я вышел на балкон и без большой радости принялся рассматривать пару черных натовских вертолетов, облетающих город. Нашли время, а?» Ну это пустая лирика, как и дешевый разводняк со словом «братушки», которые, эти братушки, нынче взасос целуются с турками – братьями по оружию. Я тогда как-то расстроился, но и встречные македонцы делали скорбные лица и клялись в любви к России. Я специально набрал маек с недвусмысленными русскими надписями, чтоб светиться и вызывать восторги русофильства на себя. Теперь, после всего, мы отчетливо видим, что эти любовные клятвы, как это чаще всего с ними и бывает, насквозь лживы и холодны. Но тогда! Сколько я выслушал просьб о помощи! Они там через одного просили меня как-то посодействовать объявлению Третьей мировой войны, они буквально умоляли меня организовать ракетно-ядерный удар по Штатам. Или, на худой конец, наладить поставки зенитных ракет – ну что мне, трудно, что ли? Для этого им было ничего не жалко, они готовы были налить мне рюмку или даже три, нет, пять рюмок ракии! (Хотя я и на свои мог выпить, и выпивал там немало, а за их счет пил исключительно из вежливости, чтоб вроде как не обижать людей.)

Как только не клеймили македонцы своих теперешних натовских братьев, с которыми готовы бок о бок умереть за правое дело! Bastards – это было даже нежно. А то, бывало, и вовсе в их адрес высказывались однозначно: «Пичка их матер педерска!» Они сравнивали натовцев с фашистами – и те и те, типа, бомбили Белград.

Ну бомбили… Фашистам македонцы не успели поднесть боеприпасов, а натовцам – пожалуйста, будут и бомбы цеплять к самолетам за милую душу, Белград так Белград по новой. И поедут в Косово строить там бок о бок с албанскими братьями военные базы, новые, в дополнение к замечательным старым.

А мы за них впрягались! Переживали! Некоторые даже ездили туда на войну, причем не простодушно, репортерами, а всерьез, с АКМ в руках. Подставляли башку… Как-то неловко теперь за прошлое. Я уж не говорю про Первую мировую, которая с Балкан и пошла, когда русским устроили очередную разводку.

В свете вышесказанного автором русской идеи надо признать Шнура, который провозгласил: никого не жалко, никого. В песне. Про братву. Которая, может, единственная полностью русская – по духу – прослойка нашего общества. Ну и еще разве что прапорщики и попы. А чекисты – нет, те более глобалистичны, вон их сколько на Западе прижилось, перебежчиков. Экскурсии там водят по местам боевой славы…

А разительных деталей этой картине подкидывают пензенские подземные сектанты. Именно они придали натовской встрече в Бухаресте мощный и окончательный смысл. Мы как-то в полушутку по своим телеканалам гоним эти сюжеты – ну а что, типа, ну залезли в землянки с детьми, подумаешь! Рядовой черный юмор как бы. Но как это видят белые люди? Вылезших из-под земли русских ни в дурдом не тащат, ни в суд за издевательство над детьми – нет! Им просто дарят корову. Что, это серьезно, это они реально так живут, у них такие законы и такие правила жизни? – спрашивают западники. Мы в ответ хихикаем. А у них, боюсь, мороз идет по коже при мысли о том, что земляки и родня точно таких же пензенских дежурят в ракетных шахтах. И тоже, может, ожидают некоего неизвестного знака свыше… Чтоб вылезти. Или, наоборот, притащить туда детей. И ждать конца света. Или устроить его. Что, кто-то у нас удивится такому повороту? Я также боюсь, что им там, в Бухаресте, хочется как-то чем-то заслониться от нас, чтоб не думать о плохом. Расширить НАТО хотя бы, даже понимая, что в случае чего это не спасет. Но, когда все на нервах, хватаются и за соломинку.

Хорошо еще хоть мы не обращаемся к ним с репликами типа «Не бойтесь нас, мы хорошие!». А то у них просто нервы могут не выдержать. Вот правильно мы тут молчим. Верное прочтение ситуации. Какое у нас бывает нечасто…

Но ведь бывает же!

Видите, сколько вокруг позитива.

Часть 2. ЭССЕ

Современное искусство: от хорька до Микеланджело

Современное искусство круче нефтянки – там больше процент прибыли. Сейчас, когда арт на подъеме, можно все, что угодно, продать, причем дорого. К тому ж это и почетно – считаться художником или арт-критиком, а то и вовсе коллекционером. Про это шла речь на слете деятелей искусства и тех, кто около. Слет прошел в пионерском лагере «Веретьево», приватизированном его бывшим пионером Андреем Гнатюком.

Я был на этом мероприятии не репортером, но основным докладчиком. И это придает репортажу, который все-таки был написан, особый привкус и новую достоверность.

Одним прекрасным снежным ранним утром мы с Андреем Бильжо тронулись в путь. Сели в машину и, значит, вперед по Дмитровке. Через два часа езды, в девять утра, мы въехали в ворота объекта «Веретьево», где на улице под навесом, под модными стоячими газовыми обогревателями, уже был сервирован завтрак: пшенная каша, яичница, салаты, чай… Бильжо по старой врачебной привычке снял пробу с еды, а после, увидев хранившиеся тут же на улице запасы водки, предложил выпить по 50. Объяснив, что для здоровья это даже полезно.

– Ну если доктор прописал, то что ж нам остается, – резонно заметил я.

Мы выпили. И закусили.

Мало что может сравниться с этим тонким удовольствием – в субботу с утра в пионерском лагере выпить водки и закусить соленым огурцом и порцией горячей яичницы – на морозце-то. От чего еще можно получить такое чувство свободы? Такую красивую иллюзию?

Скоро выпили по второй. Молодой блондин в эсэсовской черной форме, которую, как известно, шили по лекалам Хьюго Босса, принес нам по порции салата «Оливье». И черного хлеба – под кусками которого была видна роспись на тарелке: портрет Штирлица и надпись «Спецлагерь “Веретьево”». После дама в штатском выдала нам валенки, вязаные носки и варежки – и тельняшки.

После третьей я пошел осматривать территорию.

В центре лагеря стоял здоровенный двухэтажный сруб, а по лесу тут и там раскиданы более скромные избы. Я заглянул в одну и обнаружил там натопленную печку, стоящую в ногах кровати, и, как ни странно, совмещенный городской санузел.

Прохаживаясь по территории, я обнаружил действующую пивную палатку советских времен. И кучу смешных плакатов той же эпохи. Все это было забавно… Давно уж я писал про необходимость построить «СССР» – парк аттракционов, чтоб там было все как тогда: газировка за три копейки, менты в старой форме, райком, набитый бессовестными мудаками, такси «Волга» с шашечками… Говорят, немцы уже строят парк «ГДР». У нас, насколько мне известно, дело не пошло дальше вывешивания в одном пафосном ресторане старинного меню, слепой копии с машинки, где все было очень коротко и ясно: «вино сух., водка, салат овощной, шницель мясной, рыба жареная, вода, пиво, чай». Ресторатор при этом рассказывает вздыхая – вот, типа, откуда мы вышли. Имея в виду, что теперь ого-го! На самом деле на кой ляд человеку навал разносолов, когда он все равно в итоге съест салат и второе? Как если бы он сготовил дома или сходил бы в гости запросто…

Короче, в «Веретьево» я поехал в довольно для меня неудобном режиме (подъем в шесть утра в субботу и проч. в таком духе) – бросив все. Я должен был увидеть этот объект. Про который много слышал. Когда-то тут был настоящий пионерский лагерь. То и дело на отдых сюда засылался родителями реальный пионер – в советском смысле этого слова – Андрей Гнатюк. Прошли годы. Мальчик вырос, заработал денег, тратил их туда-сюда на разное, мотаясь, в частности, по планете, а после взял да купил тот свой детский пионерлагерь. И привел его в божеский вид, проведя глубокую перестройку. Вот ведь серьезная операция! Это как бы макет машины времени, шутливая попытка восстановить связь времен, сувенир на пленэре, авангардный – или, скорее, арьергардный – ландшафтный дизайн. В любом случае забавная игрушка. Во многих людях живет что-то такое, зреют удивительные желания! Так, один знакомый журналист в перестройку нанял шофера, и тот за отдельную плату называл своего седока барином. Другой мой знакомый, которому обломились деньги, тут же нанял телохранителя, и тот за ним ходит по магазинам, кабакам и в баню. Больше они никуда не ходят… Третий купил деревню вдали от Москвы и играет там в крепостное право – сечет мужиков на конюшне и покрывает всех девок, какие глянутся; все по согласию и по утвержденным тарифам, само собой.

И вот теперь – «Веретьево».

Которое в тот день функционировало не просто в режиме дачи (пьянство на свежем воздухе) – но было местом проведения чтений по проблемам современного искусства. Туда съехались десятки людей – современные художники, арт-дилеры, галеристы и коллекционеры.

Я был назначен первым докладчиком.

Как это ни странно.

В искусствоведы я попал вообще против своей воли. Случайно. Арт-критиком меня назначил Бильжо – на правах маститого художника, признанного светила. Он с умным видом рассказывал мне, что сидение голого Кулика в клетке с собаками не пустая блажь или там глупость, но самый натуральный акт современного искусства. Я, разумеется, спорил – ну как же не спорить? До драки не доходило, дискуссию мы вели корректно, каждому были интересны доводы противной стороны. А такое редко, редко бывает…