Записки ретро-разведчика (Из варяг в греки)

Вежливые, но унылые шведы.

Жара.

Витрины магазинов, меж которых идешь, как листаешь рекламный буклет. Сидит манекен в витрине и болтает ногами - рекламирует брюки. На брюках ценник. И в будни болтает, и в выходные болтает. До чего надоел этот болтун со своими протезными ногами и сдержанной улыбкой!

В обеденный перерыв мы спустились с Катькой к пляжу и искупались. Съели по мороженому. Скамеечки на зеленых холмах, тень деревьев, мостки с лодками, чистая холодная вода.

Сколько написано о золотистом пушке в ложбинке на женской шее, о тонких лодыжках... Есть о чем писать.

Людей - полон пляж. Но тихо. Даже дети не вопят, играя в мячик. Листочки едва колыхнутся от ветра - слышно. Это тебе не Чертово озеро под Зеленогорском, где компания, приехавшая на джипе, слышна на другом берегу.

Если бы Катька не строила гримассы, изображая неприятных ей людей, она бы тянула в моем мужском понимании на крепкую четверку. Может, она только со мной, старым пеньком, такая непосредственная? А с ровесниками - сдержанная леди?

И вопрос, как палкой по лбу:

– А жена у тебя хорошая? Не изменяет тебе?
– И, не дождавшись ответа: А ты ей?

Я, после некоторого замешательства:

– Армянское радио на глупые вопросы не отвечает...

– Ну, скажи!
– Она лежит на животе и с усмешливой мордочкой пытается заглядывать мне в глаза.
– Скажи!

Сколько ей лет? Даже не знаю. Двадцать-двадцать пять? Эксперт в таких вопросах из меня никудышный. Мне сорок четыре. Одним словом, дочка. Лезть к папаше с такими вопросами - нехорошо. О чем я и говорю ей.

– Все писатели и артисты - бабники, я знаю...

Она дразнит. Я не поддаюсь. Закуриваю неторопливо. Солнце припекает спину.

– Ты только что курил!

– Я волнуюсь.

– Никогда бы не вышла замуж за артиста, какой бы красивый он не был. А почему ты разволновался?

– В три - студенты. В четыре - Димитриус.

Я и правда волнуюсь.

– О чем мне с этими студентами-славистами говорить? И на каком языке?

– Они с преподавателем придут. По-русски понимать должны. Не поймут переведу. По-английски можешь говорить. Только не зэкай, когда произносишь определенный артикль. Не зэ , а глухое дэ. Дэ...

– Тоже мне - англичанка! С этим зэ меня все, кому не лень, достают. А если меня так в школе научили? Я английский язык в студеном городе Кандалакша изучать начал. На берегу Белого моря. Слышала про такое? Я там четыре года прожил, и английский язык преподавала учительница немецкого. Другой иностранки в школе не было.

– Зэ тэйбл!
– хихикает Катька.
– Зэ кар! А почему ты в Кандалакше жил?

– Отец себе пенсию северную зарабатывал, - говорю.
– Газету редактировал. Я же не смеюсь, когда ты вместо дурак говоришь турак, а вместо хороший бар - кароший пар... Оставь мой английский в покое. Старую собаку не научишь новым фокусам.

Хвать меня кулаком по спине!

Я же говорил: все эстонки - сущие ангелы. Она, наверное, собаку на свой счет отнесла. Может, она по-русски вообще через слово понимает.

Я сказал, что не усматриваю причин панибратства с мужчиной, который вдвое старше этой рыжей, хоть и симпатичной - тут я через плечо оглядел ее от макушки до лодыжек - свиристелки.

– А что такое свиристелки?

– Это которые все время сю-сю-сю, и все им по фигу, - пояснил я.

– Не серьезные такие девочки.
– И стал одеваться.

– Ага! Я - рыжая сю-сю-сю! Ты у меня еще получишь!

– Я сказал: рыжая симпатичная... А не просто сю-сю-сю.

Слышала бы жена эти разговоры.

Встреча со студентами началась комкано. Их было шесть человек вместе с препода-вательницей: все худые, скрюченые; железные очки, светлые волосики. Катька организовала стулья, и мы сели полукругом. Блокнотики, авторучки. Преподавательницу звали Мика. Это я быстро запомнил - у нас в гараже была рыжая собака Мики, дежурила со мной по ночам.

Рыжая Мика включила диктофон и задала первый вопрос: Сколько книг вы имеете, которые написал?

Я начал свежо и оригинально - с того, что любой писатель всю жизнь пишет одну книгу. Сколько бы, дескать, наименований книг не числилось в активе писателя, книга всегда одна - она слепок, калька с его жизни. Бумага, как известно, прозрачна, и мысли автора о добре и зле, жизни и смерти, любви и ненависти, верности и предательстве - всегда просвечивают сквозь листы его книг. Автор может прятаться за масками своих героев, но свои взгляды на жизнь он не может спрятать от читателя. Свежо, оригинально, ничего не скажешь.

– Возьмем Трех мушкетеров Александра Дюма... Я, надеюсь, все читали эту книгу?

Ожидаемых кивков не последовало. Катька стояла за прилавком и делала мне страшные глаза.

– Быстро говорю?
– прервался я.

– Нет-нет, хорошо, - кивнула Мика.
– Продолжай. Все правильно. В Швеция бумага очень тонкая, у нас плохо издают классику...

Верзила-студент чпокнул жестяной крыжечкой пепси и отхлебнул из банки. На него осуждающе покосились. Он виновато втянул голову в плечи и улыбнулся мне - жарко!

Я взял с прилавка несколько своих книг и раздал шведам. С этого и надо было начинать, болван. Студенты радостно закивали, зашелестели свежие тугие страницы... Катька сделала еще более страшные глаза и, извинившись, подошла ко мне с искусственной улыбкой. Прошептала на ухо:

– Скажи, что книги они могут купить в магазине, а ты их надпишешь. Они думают, ты даришь.

– Может, ты скажешь? Они меня понимают?

– Хорошо, скажу. Говори проще, расскажи о себе.

Катька, продолжая улыбаться, вернулась к прилавку и что-то сказала по-шведски. Две книги легли обратно на стойку. Я почувствовал себя неловко. Будто я навязывал студентам покупки.

Я попытался рассказать о себе. Мика понимающе кивала. Катрин переводила. Студенты листали книги, рассматривали смешные иллюстрации Сереги Лемехова и хихикали.

Катька гордо улыбалась и одобрительно подмигивала мне. Книгу мою - я уверен - она не читала. Несколько раз звякал дверной колокольчик, и в магазин осторожно заходили новые покупатели. Катька жестом приглашала их к нашему кружку и шепотом поясняла, что происходит. Студенты и Мика на правах старожилов задавали мне вопросы. Одна девица, наиболее заморенная учебой, заглядывая в блокнотик, спросила, страдал ли я от цензуры и Ка-гэ-бэ. Спросила по-русски, но Катрин перевела, чтобы всем было понятно.