Записки сержанта

На что Стрельцов отвечал:

– Не бойтесь, товарищи. Электрика еще можно найти, планериста –потрудней.

Ивану уже было за сорок. Крупный мужчина. Мелонхолик. Начальник цеха знал о пристрастии Стрельцова, к работе на себя, но не делал замечаний. Все в цехе крутилось, вертелось. Как электрик, Иван справлялся со своими обязанностями. С Садовским были проблемы: хороший токарь, но – выпить любил. Позавчера опять напился. Валентин Петрович говорил уже с ним, ругался. Не понимает, а ведь уже не молодой. Мастер следил, чтобы к Садовскому никто не ходил, никаких левых заказов. Но Виктор встречался с нужными людьми за цехом. Заказов было много: кому втулку выточить, шпильку. Виктор никому не отказывал. За работу брал, в основном, спиртным – бутылку.

На последнем собрании Бобров вдруг во всеуслышание заявил, что человеком движут личные интересы, человек работает на себя. Валентин Петрович никак не мог с этим согласиться. А общество? Человек – общественный продукт. Между людьми должно быть согласие, взаимовыручка. Один за всех, и все – за одного. А если каждый будет за себя, что получится? Нет, один в поле не воин.

2

«Ну и совесть у людей. Я бы так не мог. У нас работа, план. Сварщик в смене один».

Сидел Чебыкин за столом в конторке, выбивал ногами чечетку, нервничал. За окном было темно. Пять минут одиннадцатого. До конца смены еще два часа. Вот уж час Лаптев варил Гончарову, механику с горгаза, «Жигули». Леонид Иванович был должник: вчера Наталья, жена Гончарова, по знакомству принесла две банки тушенки, джем. В свободной продаже тушенки не было. Услуга за услугу. Гудел расточной станок. Скрипел у Бушмакина резец. Чебыкин давал себе слово больше никому ничего не делать и каждый раз нарушал.

В пятницу, на прошлой неделе, пришла медсестра с медпункта, попросила свальцевать трубу в баню, старая проржавела. Муж – инвалид. Как откажешь? Пришлось отдавать в работу.

Где-то пол-одиннадцатого Гончаров ушел, сунув Лаптеву за работу пятерку. Больших ремонтов на заводе не было. В цехе дефицит слесарной работы. Плотников сидел за вальцами, курил, хитрил: растягивал, оставлял работу на завтра, чтобы не слоняться по цеху без дела, не привлекать внимания, не заниматься по хозяйству. Через три месяца на пенсию. Лучшие годы отданы работе. Работа, работа и работа! По вечерам сильно болели руки, не было сна. Старость. Алексей не боялся смерти. Все естественно. Ничего вечного нет. Одно состояние переходит в другое. Воспроизводство. Где-то в книге Алексей читал, что после смерти человек перевоплощается в животное или вырастают крылья как у птицы.

– Перекур! – закончив сверлить «штанги», объявил Пашков. – Дмитрий, давай покурим.

Уже стало правилом компанией собираться на перекур. И мастер не так придирался, когда все вместе, общий перекур. Пашков сел на трубу, рядом с Плотниковым. Сапунов устроился на швеллере, чуть в стороне. Не хватало Лаптева. Он был в токарном отделении.

– Алексей, куришь, а нас не зовешь. Нехорошо, – делал замечание Пашков. – Не по-товарищески.

– …интересно, вот так летишь… Паришь.

Плотников широко раскинул руки, точно крылья: большой рот его с железными фиксами расплылся в довольной улыбке.

– Рожденный ползать летать не умеет! – сказал, как отрезал, Пашков.

– Да, кто-то ползает, а кто-то-ходит, – философски заметил Алексей.

– Алексей, а если бы мы опять перешли на сдельщину, я думаю, хуже бы не стало, – возвращался Пашков к вчерашнему разговору.

Вчера в конце смены стихийно возник разговор, что лучше сдельщина или бригадный подряд. Бобров с Ефимовым были за сдельщину, но за такую сдельщину, чтобы сразу были расценки на работу. Чтобы человек знал, за что работал, мог сориентироваться. Тогда будет толк. Появится заинтересованность сделать больше.

– Как ты, Алексей, считаешь, сдельщина будет лучше?

Пашков не работал сдельно, не знал, что за сдельщина, о которой так много разговоров.

– Лучше не будет, – не сразу ответил Плотников. – Все равно заработок будет выводиться в конце смены. Ничего не получится. Токарям еще можно работать сдельно. У них – определенная работа. У слесарей работа разная. Как тут сразу расценишь?

– Конечно, у слесарей работа разная, – пропал у Пашкова всякий интерес к сдельщине.

– Чего расселись?! Работать надо! Не скажешь, так всю смену просидят!– вскочил Плотников, заметив Чебыкина.

Это была шутка, но шутка нехорошая. Леонид Иванович прошел мимо, ничего не сказал.

– Ух ты, еврей! – кинулся было Пашков на Плотникова, но быстро остыл. – Как сядешь – так и появляется. Чутье у него, что ли, на перекур?

Если бы пришлось выбирать между сдельщиной и КТУ, Дмитрий предпочел бы второе. Проще. Не надо упираться, как при сдельщине. Фонд заработной платы постоянный. Заработок в двести пятьдесят рублей обеспечен.

Дмитрий работал ровно из смены в смену, не утруждал себя.

Пятнадцать минут пятого Пашков принялся за уборку, нарываясь на неприятности. Вчера только Чебыкин на разнарядке предупредил, чтобы рано не заканчивать работу. Пашков не мог без дела. Неуемная натура.

3

Чебыкин с Ефимовым опять выясняли отношения. Сошлись у доски «Будни цеха» за столом.

– Леонид Иванович, объясни, как ты выводишь КТУ?

– Как?

– Как? – зло усмехнулся Антон.

– Я тебе уже говорил, как я вывожу КТУ и добавить мне нечего. У тебя была черновая обработка. Почему, Антон, я тебе должен платить больше, чем другим? У тебя КТУ не меньше, чем у Боброва, Бушмакина…

– Давай, заливай! – побледнел Антон.

– Я тебе, Антон, прямо скажу, ты – рвач. Для тебя главное – деньги. Я давно это понял.

– Дальше…

– Я вывожу КТУ по работе, как человек работает. Если человек старается и качество хорошее, значит и КТУ у него высокое. Я так считаю.

– Я знаю, как ты считаешь! Что ты дураком прикидываешься? – кажется, готов был Антон пустить в ход кулаки.

– Сам ты дурак! – угрожающе задергал плечами Чебыкин.

Неизвестно, до чего доспорили бы Ефимов с Чебыкиным, если бы Бобров не вмешался:

– Антон, странный ты человек. Почему у тебя КТУ должен быть выше? Что ты, лучше других? Качество работы у тебя низкое. Помнишь, на прошлой неделе я из-за твоего вала потерял полтора часа? Тебе надо было срочно зацентровать заготовку, хотя у тебя была другая работа. Все равно вал у тебя остался на завтра. А мне пришлось перестраиваться. Лишняя работа. Ты, Антон, попридержи свои амбиции.

– Зачем? Почему лучше других, – запутался Антон. – Но так, как мы работаем, работать нельзя! Нет заинтересованности, значит, нет роста производительности труда. Мы топчемся на одном месте, как бараны. Надо менять систему.

– Так меняй! Кто тебе не дает? – всегда спокойная, Мария Павловна вдруг разволновалась, на щеках заиграл легкий румянец. – Все, Антон, не по тебе. Если тебе добавить КТУ, значит у кого-то надо взять. Фонд оплаты у нас постоянный.

– За автомат надо браться, – нисколько не шутил Антон. – В магазинах пусто! Жрать нечего!

Ефимов много хотел сказать, но не хватало грамоты. Разговор не получился. Но Антон не унывал, намеревался разобраться с КТУ, открыть людям глаза на собрании, чтобы все было официально, как полагается. Совету смены Антон не доверял: считал, что все решал мастер, за ним последнее слово.