Записки солдата

С такими мыслями я сидел на профессорской куртке и внимательно следил за незнакомцем. Наконец он поймал взгляд Петровича и, подмигнув ему, пошел прочь. Петрович не мог сразу отлучиться и только косился в ту сторону, куда ушел незнакомец. От волнения мне не сиделось на месте. Зачем незнакомец звал Петровича? Что скрывает в своей черной душе (а я был уверен, что душа у него черная) Петрович?

— Что с ним? — обеспокоилась жена директора, увидев, что глаза у меня позеленели, а хвост заметался.

Переполненный тревожными предчувствиями, я забыл о вежливости, о том, как эта женщина гостеприимно принимала нас с профессором у себя дома, и так зашипел на нее, так встопорщился, что она испуганно отпрыгнула.

— Он взбесился! — крикнул Петрович. — Убить его надо сейчас же!

«Ха-ха-ха! — внутренне расхохотался я и на всякий случай отбежал подальше от мерзавца. — Прежде чем ты меня убьешь, я разоблачу тебя, негодяя и преступника!» Я ведь был уверен, что он скрывает преступление, — такие люди, как он, совершив доброе дело, кричали бы об этом на весь свет!

Я перестал нервничать и потихоньку пошел по следу, оставленному в воздухе незнакомцем. Когда пруд, который разгружали, остался далеко позади и рыбаков не стало слышно, я увидел его. Он сидел за бугорком и курил. Я притаился в прошлогоднем бурьяне и стал ждать.

Минуты текли невероятно медленно.

Но вот послышались шаги, показался Петрович. У меня сладко забилось сердце. Сейчас я все узнаю!

— Выходит, ты воскрес? — насмешливо спросил незнакомец.

— Прости меня… — глухо проговорил Петрович и опустил голову.

— Простить?! А за что прощать тебя, дорогой мой? — едко улыбнулся тот. — Разве ты в чем-нибудь виноват передо мной, дорогой мой Пуголовица?

Петрович вдруг испуганно замахал руками.

— Тише! Умоляю тебя, тише! У меня теперь… Я теперь того… Фамилия моя теперь Петренко.

Я стал весь внимание. «Пуголовица! Что же ты сделал, Пуголовица, из-за чего пришлось менять фамилию?»

— Умоляю тебя, товарищ Ракша, не выдавай!

— А, теперь уже «товарищ Ракша»? Теперь «умоляю»! А помнишь свое «предсмертное» письмо в угрозыск?

— Совесть загрызла…

— Совесть! — выпучил глаза Ракша. — Кому ты врешь? Ежели тебя совесть загрызла, так я сейчас пойду и скажу, кто ты есть.

— Не буду! Не буду! — вскрикнул Пуголовица. — Я сам не знаю, что со мной тогда случилось. Должно, в мозгах перепуталось.

— Ох и стервец же ты! — покачал головой Ракша. — «Перепуталось»! Когда же это у тебя перепуталось? Я тебе все напомню… Когда мы вдвоем отвезли машину мануфактуры налево, у тебя еще ничего в голове не перепуталось? Молчишь? Ты получил сто тысяч рублей и сказал, что отдашь мне мою часть, как вернемся на базу. Помнишь?

— Помню…

«Мерзавец! — едва не вскрикнул я. — Вот кого пригрели мы с профессором! Ну, погоди!»

— На базе ты вышел из кабины и обещал сейчас же вернуться… Тут-то у тебя и перепуталось… Потому что не вернулся… Помнишь?

— Не издевайся надо мной, товарищ Ракша. Так нехорошо…

— Нехорошо! Заговорил, подлюка, про честность! — крикнул Ракша. — А мне было хорошо, когда на следующий день меня арестовали? И завбазы арестовали, и бухгалтера, и кладовщика, и того директора магазина, которому мы «сдали продукцию». А почему нас арестовали? Молчишь? Так я напомню тебе. Ты написал в угрозыск письмо, будто не можешь жить с таким преступлением на совести и решил утопиться, а сообщников отправить в тюрьму… Только и тут в голове у тебя все перепуталось, и деньги ты сдать позабыл… — Ракша захохотал и ждал ответа Пуголовицы.

— У меня деньги украли, — выдавил из себя тот. — Украли все деньги, и я боялся, что вы мне не поверите, убьете…

— Украли! У тебя украдешь!..

— Да разве я работал бы уборщиком, будь у меня те деньги?

Мне показалось, что в словах мерзавца есть логика. В самом деле, зачем ему заниматься такой черной работой, имея сто тысяч? Но Ракша не отступал.

— Ты думал, нас за такую огромную кражу расстреляют, а ты спокойно заживешь без свидетелей своего преступления? Угадал? Не вышло! Всех не расстреляли. Но десять лет я отсидел. И своей доли денег лишился, и десять лет отсидел! А ты? Ты не сидел и дня да еще получил все денежки! Так как же теперь? Отсидишь вдвое больше?

— Прости меня… — прошептал Пуголовица, чуть не плача. — Я за свой грех все для тебя сделаю… — И он всхлипнул.

— Только не ной! — брезгливо отмахнулся Ракша. — Пока что будешь платить мне рыбой. Сегодня ночью я подъеду сюда на машине и наберу центнеров десять карпов.

Я думал, Пуголовица испугается, но он просиял:

— Вот это дело! Знаешь, можно большие деньги взять. Только как же ты наберешь? Пруды ночью охраняются.

— Пустяки! Сейчас страда, рабочие, служащие, сторожа — все на разгрузке прудов. Наработаются за день, а ночью на вахте спят.

— А я чем же помогу? Я ведь хочу, чтоб и мне с рыбы процент шел.

«Эх ты, процент! — злорадствовал я. — Погоди, получишь за свои преступления все сто процентов!»

— Процент?! — опять рассвирепел Ракша. — Тебе процент?! Заграбастал сто тысяч, а теперь процент тебе подавай?

— Тише, ради бога, тише! Какие сто тысяч? У меня же тогда отняли все деньги! Разве я посмел бы взять твою долю?

— А то не посмел?

— Вот люди! — скорбно проговорил Пуголовица. — У меня за душой ни гроша нет! Не веришь? Как вышел я тогда из кабины, на меня накинулись двое, руки скрутили, в рот — рукавицу, я и пикнуть не успел. Забрали деньги и — ходу… Должно, кто-нибудь из нашей компании… Не директор ли магазина…

— Ну, черт с тобой, бери двадцать процентов, хоть я мог бы и ничего тебе не платить. Но я не такой, как ты… — покосился на него Ракша. — Ишь, еще про совесть поминает…

— Да будет тебе о том! Давай о деле! — уже добродушно отмахнулся Пуголовица. — Говори, что мне делать.

— Станешь на ночную вахту. Скажи: хочу быть передовиком. — Ракша не удержался и захохотал. — Зарекомендуй себя трудягой!

— Во! Это ты правильно посоветовал! — согласился Пуголовица, но сразу же испуганно добавил: — А если узнают, что рыбу взяли?

— Напишешь на меня донос и утопишься, — жестко хмыкнул Ракша и добавил: — Кто узнает? Откуда известно, сколько рыбы перезимовало? На краснуху спишут…

Дицо Пуголовицы оставалось озабоченным.

— Я же не один буду дежурить. Они же еще кого-нибудь пошлют.

Ракша засмеялся.

— Ей-богу, не узнаю тебя, Хома…

«Хома? Стало быть, и имя переменил? А профессор зовет его Сидором Петровичем!»

— Неужто тебя надо учить, как обезвредить сторожей?

— Задавить? — так, словно речь шла не о человеке, а о клопе, спросил Пуголовица.