Записки солдата

— Только пространство! — согласился кот.

— Значит, пространство существовало до того, как ваш бог начал создавать мир?

Мой оппонент молчал.

— Ну говорите, что же вы молчите?

— Существовало.

— Всегда существовало?

— Всегда.

— Вот это и есть вечно! — засмеялся я. — Понятно, что такое вечно?

— Понятно! Понятно! — закричали все, в том числе и котята.

— Выходит, пространство могло существовать вечно, а остальную вселенную надо было кому-то создавать? Где же логика? — Я ждал ответа, но, разумеется, не дождался. — Нет, дорогой коллега, бог тут ни при чем. Бог тут лишний. Вселенная существовала вечно. Бог — это выдумка. Бог — это ваша темнота, ваша необразованность.

Перелом в настроении присутствующих был несомненный. Даже Нечипор смотрел на меня с уважением, а старая кошка недоуменно разводила лапами. Если я и не сделал ее атеисткой, то веру в бога пошатнул не на шутку!

Все заметно устали от непривычного умственного напряжения, и я решил не читать второй лекции, а обратиться с призывом следить за Пуголовицей. Коротко рассказав суть дела, я предложил такую резолюцию:

— «Всем котам, кошкам и котятам объединиться на борьбу против браконьеров. Обратить особое внимание на Пуголовицу-Петренко, установив за ним неослабное наблюдение».

— У меня небольшая поправка! — поднял лапу кот-подхалим. — Я предлагаю первую фразу резолюции дать в следующем виде: «Отмечая заслуги лично товарища Лапченко, всем котам…» — и далее, как было предложено.

— Правильно! Правильно! — загудели все.

Мгновение я переживал внутреннюю борьбу. Лесть сливками вливалась в душу, но я устоял.

— Нет, — сказал я твердо. — Не личная слава, а дело мне дороже всего! Я против такого дополнения к резолюции.

Невозможно описать, что произошло с аудиторией: все мяукали, кричали, аплодировали с таким восторгом, что я чуть не заплакал. Но величайшую радость подарил мне Нечипор. Он подошел и подал лапу:

— Друг мой Лапченко! Прости. Я был не прав.

Потом он быстро обернулся и всем телом насел на кота-подхалима. В воздух полетела шерсть, а на землю закапала кровь. Когда кот-двурушник, вырвавшись из когтей Нечипора, помчался прочь, кто-то крикнул ему вслед:

— Не забудь помолиться богу!

Эта реплика была заглушена хохотом.

Когда гам утих, я объявил обо окончании лекции. Кое-кто побежал домой, другие пошли ловить мышей, а часть публики осталась. Завязался разговор на литературные темы. Котик, созывавший на лекцию (его звали Серенький), подсел ко мне.

— Почему вы так мало останавливались на современной литературе? — спросил он и, не ожидая ответа, сделал сжатый обзор художественных произведений для дошкольников, где главным героем был кот.

— Откуда вы так прекрасно знаете литературу? — удивился я. — Уж не собираетесь ли защищать кандидатскую диссертацию на эту тему?

— Нет. Просто я работаю в детском саду, — скромно ответил Серенький, покраснев от моей похвалы.

— А еще что вы читали? — поинтересовался я.

— Хотел прочитать «И один в поле воин», но эта книжка всегда на руках. Сегодня ее наконец дочитала мадам Рабурденко, и нынче же начну я. Кстати, я ее называю мадам потому, что она, наверное, родственница «Наследников Рабурденко»?

Я засмеялся:

— Наследники не Рабурденко, а Рабурдена. А кто такая эта мадам?

— Наша лаборантка.

— Хорошо бы организовать за нею наблюдение.

Серенький послушно ответил:

— Будет сделано.

Вечерело, и профессор, возможно, беспокоился, что меня так долго нет. Я попрощался и пошел домой.

Как получить лишних десять тысяч кило рыбы?

Вечером, сидя с профессором и директором хозяйства за чаем, я узнал любопытную вещь. Оказывается, можно вызвать нерест карпов почти на целый месяц раньше обычного. Сперва я не придал этому никакого значения. Ну, на месяц раньше, что ж из этого?

Но нет. Если карп мечет икру на месяц раньше, его потомство растет до начала зимы не пять, а шесть месяцев. Если молодняк подкармливать, каждый малек за этот месяц прибавит в весе сто, а то и больше граммов! А ведь он не один. Посчитайте-ка, сколько будет прибавки хотя бы на миллион?

Десять тысяч килограммов прибавки! Десять тысяч килограммов рыбы!

— Организуем ранний нерест! — воскликнул я, но профессор, как обычно, не понял моего восклицания.

— Соблазнительно, однако… — тянул он.

— Наше хозяйство выращивает мальков не только для Днепровского моря. Оно имеет задание выращивать рыбу и на продажу! — доказывал директор.

— Да, да, — снова тянул профессор.

— Так в чем же дело? — опять не выдержал я.

Оказывается, ранний нерест происходит тогда, когда в пруду содержат карпов вместе с карпихами. Нерест происходит в неблагоприятных условиях, много икры гибнет, установить какой-либо контроль невозможно.

— Боже! — мяукнул я. — Одна самка мечет в среднем четыреста пятьдесят тысяч икринок! У нас в хозяйстве больше тысячи взрослых карпов, или, как вы говорите, маточного поголовья рыбы. Пустите пятьдесят самок и сто самцов в один пруд, а нерест остальных контролируйте, пятьдесят карпих дадут двадцать три с половиной миллиона икринок. Если из этой массы выживет только двадцатая часть, мы получим больше миллиона рыбок, которые будут весить на десять тысяч килограммов больше, чем потомство позднего нереста.

Надо отдать справедливость людям: они долго болтают, зато приходят к правильным выводам. После часовой беседы Костя произвел те же расчеты, что и я.

— У нас план — сорок тысяч килограммов товарной рыбы. Чтобы его выполнить, мы запланировали поставить на откорм миллион мальков. А мы дадим не сорок, а пятьдесят тысяч килограммов рыбы! Перевыполним план! Завтра же посадим полторы сотни карпов — вместе и самцов, и самок — в один из прудов.

Давно уже наступила ночь, снаружи похолодало, накрапывал дождь. В комнате было уютно и тепло. Профессор и Костя допили чай и вели свою неторопливую беседу. Леночка спала, жена Кости что-то кроила, а я сидел и мучился. Сейчас Пуголовица «сторожит» пруды и, быть может, уславливается с Ракшей воровать рыбу, а я греюсь в тепле, вместо того чтобы быть там, куда меня зовет гражданский долг.

«Надо идти!» — говорил я себе, но тянул. Наконец решил: как только дома все лягут спать, помчусь на свой пост. Теперь можно было спокойно подремать, не мучая себя ежеминутно укорами совести. Но не прошло и получаса, как профессор зевнул.

— Ложитесь, пожалуйста, отдыхайте, — обратился к нему Костя. — А я проедусь по прудам: погода такая, что охрана сидит в шалашах, а браконьеры шляются.

— Чудесно! Какой ты милый! — крикнул я и выбежал за Костей во двор.

Мы сели с ним в «Москвич» и поехали, как здесь говорят, на объекты. Сторожа и в самом деле сидели в будке, за исключением Пуголовицы. Директор накричал на них, и они поплелись дежурить.

Мы ехали вдоль канала и только возле крайнего пруда наткнулись на Пуголовицу.

— Поджидаешь сообщника, вор? — проговорил я и горько улыбнулся: директор хвалил Пуголовицу за преданность делу.

Приходил ли Ракша? Я выскользнул из машины и, преодолевая отвращение к мокрой почве, прошелся вдоль пруда, принюхиваясь к воздуху. Нет, Ракши не было.

Вскоре Костя поехал домой, а я отправился обследовать местность дальше. Сырость мешала мне, но я все же улавливал следы в воздухе. Отойдя метров на сто от пруда, я вдруг поймал знакомый запах.