Записки сыщика
Шрифт:
Выходя из храма, сыщик поклонился этому неизвестному и сказал:
– Если не ошибаюсь, то вы приехали из Нижнего Новгорода?
– Нет, извините, - как-то робко ответил ему незнакомец, - я, точно, приезжий, но из другого города.
– Тогда извините, я ошибся. Принял вас за нижегородского купца, у которого с одним моим знакомым общее дело. Да я и видел-то его только раз, и то на скорую руку.
– А вы сами нижегородский житель?
– спросил неизвестный у сыщика.
– Нет, я здешний житель, занимаюсь стряпческими делами у многих лиц, а потому не имею возможности отлучаться из Москвы.
– Вы где-нибудь служите?
– Совершенно
– Мне весьма приятно будет с вами познакомиться, потому что я, собственно, приехал сюда по делам моего господина*. Очень рад, что нечаянная встреча доставила мне случай найти полезного человека, тем более что я здесь никого не знаю и в Москву приехал первый раз.
– С величайшим удовольствием готов быть вам полезным, и потому позвольте узнать, где вы остановились.
– Пойдемте-ка попьем чайку в трактире, там и потолкуем. Не зная здешних мест, я не могу вам объяснить, где я остановился, знаю только, что в городе - на каком-то подворье.
Сидя в трактире, они разговаривали о разных торговых и промышленных делах. Сыщик заметил некоторую сбивчивость в словах незнакомца, когда он рассказывал о семействе своего господина, а в особенности о собственной жизни.
Напившись чаю, незнакомец пригласил сыщика к себе в номер. Но тот только проводил его до ворот и дал слово увидеться с ним на другой день утром.
Когда на следующий день сыщик пришел в номер незнакомца, то увидел его лежащим в спальном халате на диване с заплаканными глазами.
Увидев гостя, незнакомец вскочил и, извиняясь за то, что он не одет, предложил садиться на стул.
Сыщик уселся, закурил папиросу и предложил управляющему (будем его покуда называть управляющим) отправиться в трактир почайничать.
Предложение было охотно принято. Управляющий поспешно оделся, и они отправились в трактир. На улице он сказал сыщику:
– Как сегодня хорошо, светло и тепло! Приятно было бы в такое время побывать на здешнем загородном гулянье.
– Это весьма нетрудно - стоит только взять извозчика. Загородных гуляний здесь очень много.
– Давайте попьем чайку да позавтракаем, а потом, если вы мне не откажете, куда-нибудь с вами отправимся. Вы не поверите, как мне здесь грустно в разлуке с моим семейством - редкий день я не плачу.
– Очень верю и знаю, как тяжело и больно не видеться долго с близкими сердцу людьми.
В глазах управляющего показались слезы.
– Виноват, - сказал сыщик, - я своим неуместным разговором оскорбил ваше чувство.
– Помилуйте! Я виноват, - отвечал управляющий.
– Просто при в оспоминании о жене и детях я не могу удержаться от слез. Что же мне прикажете делать? Будучи крепостным человеком, я не волен располагать собой. Куда пошлют, туда и ступай.
– А велико ли ваше семейство?
– Жена, двое сыновей и три дочери.
– Вы, вероятно, получаете от них письма?
– Да, получаю, - вздохнул управляющий.
– Так зачем же вы скучаете и убиваете себя? Вы же приехали сюда не навсегда, а на короткое время?
– Так-то так, да ведь Бог знает, что может быть впоследствии. Нынче я хорош, а завтра? Нередко думаю: сделайся я нездоров, кто обо мне на чужой стороне позаботится? Умрешь - кто меня схоронит здесь? И что тогда будет с моим семейством? Ни жена, ни дети не будут знать моей могилы.
– Позвольте узнать, в каких присутственных местах дела вашего господина и в чем они заключаются?
– спросил сыщик.
– Пению время, а молитве час, милостивейший мой государь, - сказал, засмеявшись, управляющий.
–
– Он вынул из бумажника кредитный билет в 5 рублей и отдал его служителю.
Выйдя из трактира, они наняли извозчика и отправились в Останкино. Там побродили около часу по саду, соскучились и переместились в Марьину рощу, где, усевшись близ трактира, приказали подать чаю и бутылку рому.
– Я должен вам непременно объяснить об этом повседневном гулянье, сказал, улыбнувшись, сыщик управляющему.
– Здесь вы можете встретить всякого рода удовольствия, например музыку, играющую во всех 24-х тонах, цыганок, отчаянно поющих "Настасью", хор отживших уже свой век песельников; здесь вы можете встретить ремесленника, гуляющего нараспашку, в одном исподнем; здесь нередко нечаянно разбогатевшая красавица, забывая приличия, бессовестно кутит, как у себя дома. Я уверен, что в вашем городе такого разнообразного гулянья не встретишь. Думаю, если вы почаще будете посещать эту рощу, обязательно забудете о вашей скуке.
– Да, пожалуй, сегодня, познакомившись вот с этим благодетельным напитком, - он показал на ром, - я и забуду, но не думаю, чтобы назавтра скука снова не была моим товарищем.
Сыщик напрягся и попытался вызвать управляющего на откровенное объяснение:
– Григорий Григорьевич, позвольте мне попросить вас рассказать о вашей душевной тревоге. Мне кажется, что не разлука ваша с семейством заставля ет вас скучать, а что-то другое. Потому желал бы поделиться с вами моей мыслью - быть может, она возвратила бы вам спокойствие. Смотря на вас, нельзя не почувствовать страдания к подобному себе человеку. На вашем лице ясно отражается отпечаток не смею сказать преступления, но какого-либо величайшего несчастья.
– Это вы немножко угадываете, - вздохнул управляющий.
– Но должен вам объяснить, что в моем несчастье или, даже можно сказать, преступлении советы добрых людей бессильны. С моим несчастьем разъединит меня только могила! Извините, но больше ничего сказать вам не могу.
– Послушайте, Григорий Григорьевич, - сказал опять сыщик, - я теперь ясно вижу, что вы благородный и добрый человек и никто меня в этом не разуверит.
– Это правда, что я добрый и благородный человек по чувству своему, а не по действию. Я должен в настоящую минуту именовать себя не тем и не другим, а должен называться каторжником.
– Он вдруг схватил сыщика за руку и, поцеловав его в щеку, сказал: - Давайте лучше пить, а не говорить о горе. Я знаю одну песню: "Всего горя не проплачешь, всего не протужишь, выпьешь чарку - и забудешь всю тоску-кручину". Авось милосердие Божие сохранит семейство мое от несчастья, а о себе говорить не буду.
Они взяли стаканы с пуншем, чокнулись и выпили их залпом.
Сыщик велел музыкантам сыграть песню: "Волга-реченька глубока" и начал ее потихоньку подпевать, всматриваясь между тем в сконфузившегося управляющего, у которого на глазах появились слезы. Он сказал:
– Эта песня напоминает мне о родине, поэтому я плачу.
Выпив еще стакан пунша, он предложил сыщику пройтись по роще. По дороге он говорил, что ему хочется побывать в Петербурге, но он не смеет рассчитывать на это, потому что ожидает писем от своего господина, в которых, верно, будет много поручений по тяжебным делам.