Записки уголовного барда

— Мустафа, так у тебя вообще ни одного читающего не останется, хе-хе, — рассмеялся я.

— Это было бы идеально. Для меня идеально — это чтоб в списках были, а сюда вообще не ходили. Никакой головной боли. И книги не покоцаны, и время свободно.

Мои первые впечатления о его библиотекарских качествах полностью подтвердились: чтобы люди перестали читать, не надо прекращать выпускать книги. Надо поставить таких, как Мустафа.

— Ну, а мне-то можно?

— Если хохлов в роду нет, хе-хе...

Он набрал в банку воды и вытащил большой полиэтиленовый мешок с чаем.

— Вообще говоря, книги здесь всякие. Вся классика. Поэзии хватает. Замполит говорит, что у него даже дома таких нет. А эти пидоры, — кивнул он на дверь, — берут почитать, а сами то портачки рисуют, то на самокрутки страницы выдирают. Или вообще теряют. А мне перед Филаретовым отчитываться потом. До меня тут был один мудак библиотекарем, назаписывал кого попало. Когда я заступил, триста с лишним человек числилось. Ну, куда на хуй? Я ревизию провел, посчитал, сколько книг на руках, сколько на полках. Потом, когда стали обратно сдавать, аж ужаснулся — не книги, а дранки какие-то. И самые драные, как ты думаешь, кто сдает? Конечно, хохлы!

— А татары есть? Татарам-то должна быть лафа?

— Не-е. Татары молодцы. Татары вообще не читают! Ха-ха!..

Вода в банке вскипела. Он засыпал чай и вытряхнул из мешка на стол шоколадные конфеты.

— Давай чайку попьем лучше. А то сейчас придет этот... как его... Тищенко, испортит все настроение.

— А сколько человек на сегодня осталось? — в заключение все-таки спросил я.

— Хохлов? Человек сорок... Может, пятьдесят. — Он развернул конфету, откусил и добавил: — Надо их всех актировать. В списках для штаба пусть числятся, а так — на хуй нужны. Список я для себя веду. Филаретов если узнает, что у меня в библиотеке всего двадцать человек, — обомлеет. Заставят ходить по отрядам, агитировать, загонять. А так все ништяк. По списку — триста. А приходят двадцать. Милейшее дело.

В дверь постучали.

— Да-а! Кто там? Входи!

— Марат, звал?

На пороге стоял человек в застегнутой на все пуговицы телогрейке. На нагрудной бирке было написано: «Васильев В.».

— Звал. Как фамилия?

— Тищенко.

— А-а-а! Тищенко! — обрадовался Мустафа. — Вот и Тищенко! А я тут думаю, где потерялся? Значит, Тищенко?

— Так точно.

— А почему на бирке — «Васильев»?

— Та шоб по дороге не чекернули... Завхоз выходить с отряду не дает. Не верит, шо до клуба.

— Хохол?

— Так точно.

— В библиотеке записан?

— Так точно.

— В СПП состоишь?

— Так точно.

— Ты что заладил — «так точно... так точно...»? Отвечай: хохол ты или не хохол?!

— Хохол.

— А я так думаю, что ты не хохол... А чистый пидор!

Мустафа вскочил из-за стола, схватил его, как и предыдущего, за грудки и начал бить по бокам, приговаривая на каждый удар: «Так точно!» Тищенко обмяк и повис на кулаке Мустафы.

— Не-е... не пидор... не пидор...

— Повторяй, гидра, быстро за мной: «Все хохлы, которые не сдали книги, — пидарасы... Так точно! Все хохлы, которые покопали книги, — пидарасы!.. Так точно!» Повторяй, козлопетух!

На каждое «так точно!» Мустафа бил его наотмашь пятерней по темени.

Потом загнал в угол, поднес к самому носу кулак и, выкатив глаза, прорычал:

— Ну что, будешь дальше ходить в библиотеку?!

— Нет... не буду... никогда не буду.

— Книгу принес?! Ну-ка, давай сюда.

Тищенко запустил руку под телогрейку и извлек ее из- за пояса.

— Та-а-к... Сейчас все страницы пролистаю, если, не дай бог, есть хоть одна портачка — будешь повторять сто раз то же самое на одной ноге, вот здесь, прямо в углу! Понял?!

Мустафа начал листать.

— Так... смотрим прямо с первой страницы... Ага!.. Вот на десятой пятно от чифиря! — изо всей силы треснул он Тищенко по башке. — А вот на пятнадцатой!.. А вот, на двадцатой!.. А вот, блядь, вся книга покоцана! Вот! вот! вот! — продолжал бить его по темени Мустафа. — Я тебя научу, суку, книги читать! Вот! вот! вот!

Очередной читатель выломился так же, как и первый. Его нагнал такой же увесистый пинок.

— Ну вот, видишь, Александр, приходится из-за таких козлов нервы портить.

Он сел за стол, придвинул список.

— Та-а-к... Тищенко... Выписался добровольно... Книгу сдал. Какое сегодня число?

— Девятое апреля, кажется.

— Так и запишем. Девятое апреля, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Кто у нас там следующий по списку?

В коридоре послышались шаги и голос, напевающий что-то.

— Файзулла пришел. Наверняка чего-нибудь пожрать с биржи притащил, — сказал Мустафа и стал собирать бумаги со стола.

Отворилась дверь, в проеме выросла фигура Файзуллы с карикатурно выпяченным вперед животом и втянутой шеей, всем видом изображающая Дюжева:

— «Всем оставаться на местах!.. Приготовить к добровольной выдаче запрещенные предметы!.. Члены СПП от шмона освобождаются!.. Мустафин — в изолятор!»

Файзулла довольно улыбался и кривлялся.

— Я же говорю, жратву принес, — сказал Мустафа.

Потом повернулся к двери и куражно отчеканил:

— «Осужденный Файзулленко! Вы хотите записаться в библиотеку? Только что освободилось два места. Вам надо срочно заполнить анкету!»

Файзулла достал из-за спины сверток и, врашая им над головой, дразня и кривляясь, стал припевать фразу из известного фильма на башкирский манер.

— Я вам денежки принес... за квартиру за январь... Я вам денежки принес...

Мустафа картинно схватил его за шиворот, будто повторяя на бис два только что исполненных номера, и начал, гримасничая, задавать вопросы, сам же на них отвечая:

— Фамилия? — Файзулленко! Национальность? — Хохол! В СПП состоишь? — Еще с воли! На Дюжева работаешь? — Еще как! Читателем хочешь стать? — О-о-чень!

Он вывернул из рук Файзуллы сверток и, выпихнув его за дверь, крикнул вслед:

— На сегодня — свободен! За книгами будешь приходить с салом!

— У-у-у, крыса ненасытная... — прогудел из-за двери Файзулла. — Пошли ко мне, Александр.

В разгар нашего застолья в дверь резко постучали. Через несколько секунд стук повторился с утроенной силой, и голос из-за двери прокричал: