Записки усталого романтика

– Вам для коллекции? – спросил официант.

– Какая коллекция? Мы выпить хотим. Давай, шевелись!

– Выпить?!! Но, но, но... – официант хотел что-то возразить, но, увидев взгляды наших, понял, что его объяснения бесперспективны.

Четыре официанта прикатили к столику заказчиков тележку с четырьмя бутылками коллекционных вин на сумму 120 тысяч евро. Все остальные официанты пришли в зал посмотреть на это чудо. Из-за дверей, ведущих на кухню, выглянули повара. Метрдотель лично подошел поздравить наших с таким героическим поступком. И наши не подкачали, не подвели Отчизну! За час они разобрались со 120 тысячами евро. При этом даже их жены с количеством украшений большим, чем на новогодней елке, пили эти вина, приговаривая: «Это потрясающе! Вот это я понимаю, настоящее бордо!» Официанты шептались, какие русские молодцы, пьют этот отстой, не морщась! Герои! Это же все равно что целоваться с египетской мумией.

Когда же с «лучшими» винами Франции было покончено и стала ощущаться у пацанов традиционная нехватка, когда наступило первое, обманчивое чувство опьянения, один из братанов предложил: «Пацаны, а не взять ли нам еще нашей русской водочки в баре?» Все с радостью согласились и отправились в бар лакировать «Бордо» «Русским стандартом».

Самый-самый!

Но был в моей жизни еще один Новый год. Пожалуй, самый-самый! С ним не сравнится ни один из вышеописанных. Ни даже тот, с привидениями, ни тем более парижский.

Мне было чуть больше двадцати лет. Я еще не был женат. Жил на съемной квартире в Москве. Один из моих лучших друзей рано женился. Перед самым Новым годом его жена легла в больницу на сохранение. Он ее очень любил и не представлял встречи Нового года, а значит, и нового счастья, а также здоровья и долгих лет жизни без нее. Однако это была советская больница. Пробраться в нее практически не представлялось возможным. У входа сидели вахтеры – пенсионеры КГБ, которые самонадеянно считали, что все еще служат Родине, и выполняли практически государственный долг – ловили врагов народа даже при входе в больницу.

Мы тоже были другие в ту пору. Юные романтики, что в советское время чаще всего приравнивалось к хулиганству. И все-таки мы решились! 31 декабря, где-то около 11.30, начали осторожно подниматься по пожарной лестнице на второй этаж. Пожарная лестница проходила мимо окошка женского туалета. При себе у нас было две бутылочки «Советского игристого полусладкого шампанского» и легкий сырковый закусон с ванильными сухариками. Как и договорились, жена друга встретила нас, радостно распахнув окошко женского туалета, и даже положила коврик на подоконник, чтобы мы вытерли ноги и не оставили следов. Словом, начиналось все по плану: радость встречи в романтическом месте, короткие вопросы о здоровье... Поскольку Новый год вот-вот должен был наступить, мы скоренько открыли шампанское! Вынули из карманов принесенные граненые «бокалы», и тут... в коридоре послышались шаги! Судя по вялому шарканью тапочек о линолеум, это явно были не вахтеры, не охрана, не отставные кагэбисты, а пациентки. Мы с другом еле-еле успели спрятаться в одну из кабинок. Жена друга выбежала из туалета в коридор, чтобы ее, не дай Бог, с нами не застукали. В советское время могли за такое не только выгнать из больницы, но еще и написать донос в комсомольскую организацию по месту работы. Шутка ли: комсомолка распивала шампанское с двумя мужиками в женском туалете! На работе бы ее заклеймили позором, и она стала бы невыездной даже по туристической путевке в Польшу.

Должен признаться, с испугу мы с другом совершили тогда непростительную ошибку. Нырнули почему-то не в крайнюю кабинку, а в среднюю. Всего их было три. Слава Богу, хоть успели поставить ноги на унитаз и упереться спинами в стенки, чтобы наших ног не было видно в зазор между дверью и полом. Такие зазоры всегда делали в советских туалетах. Это на Западе человек закрывался в кабинке, и на внешней стороне ручки двери появлялся красный цвет, мол, занято, не рвитесь, не дергайте, не вышибайте дверь! А у нас, чтобы узнать, занято или нет, вошедший должен был наклониться, заглянуть в зазор. Примета была такая: если ноги у унитаза есть, значит, кабинка занята, если нет, то нет. Вошедшие, судя по голосу, были среднего возраста. Но не старые. Естественно, если учесть, что они лежали в гинекологическом отделении, на сохранении. Они заглянули во все зазоры под дверями, удивились, что средняя кабинка закрыта, а ничьих ног не видно. Подергали нашу дверь. К счастью, дверь их напор выдержала. Одна из них сказала: «Наверное, ремонт!»

Нам полегчало, но ненадолго.

Они заняли свободные кабинки по обе стороны от нас. Далее довольно серьезные усилия потребовались нам, чтобы сдержаться. Одна из них, уже устроившись поудобнее, задала другой, в обычной ситуации банальный, а учитывая место, где мы все находились, я бы сказал, философский вопрос:

– А кто у тебя все-таки был первый?

– Первый, вообще? – переспросила вторая. – Или что ты имеешь в виду?

Я собрал все силы, чтобы не свалиться в унитаз. Тем более что они, не зная о нашем присутствии, стали обсуждать мужиков, перебрасываясь через нас вопросами-ответами, как волейбольным мячиком через сетку. Вот тут и наступил Новый год! Разве можно когда-нибудь забыть, как мы его встретили? Вдвоем, поджав ноги на унитазе, с открытыми бутылками шампанского в туалете женского гинекологического отделения, под разговор о мужиках двух, прямо скажем, не очень здоровых женщин.

Как встретишь Новый год – так его и проведешь

Словом, не так много было в моей жизни новогодних ночей, которые не стерлись в памяти кнопкой «время». Большинство слились в одно воспоминание, как один праздник с одинаковыми, никогда не сбывающимися тостами, бесчеловечной объедаловкой и недельным отходняком после выпитого «за здоровье».

Если компания большая, непременно найдется несостоявшийся поэт, который еще с утра подготовится к тосту, зарифмует его рифмами, древнее которых только египетский Сфинкс и Килиманджаро: «поздравляю – желаю, тогда – когда, туда – сюда, ты – цветы, да – года, здоровье – коровье...»

Или поднимется из-за стола какой-нибудь «Цицерон в таблетке», постучит ножом по бокалу, чтобы все притихли, и с загадочно-лукавым выражением лица Деда Мороза, готовящегося достать из мешка Останкинскую башню в натуральную величину, пожелает всем «того, чего они сами себе желают»! Посмотрит на всех свысока, мол: «Ну, как я сказал? Вы же такого никогда ни от кого не слышали!» Выждет паузу, чтобы каждый успел порыться в своих мечтах и понять, чего же он себе желает, и, поменяв загадочность Деда Мороза на невероятную значительность, добавит: «А также... – снова пауза для придания моменту кульминации – так у циркачей перед главным трюком смолкает даже барабанная дробь. – А также... желаю... всем... большого человеческого счастья!» Слово « человеческое » выделит интонационным курсивом, как учили еще в школьной самодеятельности, подчеркнув тем самым, что где-то есть и нечеловеческое счастье. Но он его великодушно никому не желает.

Самым оригинальным у таких инкубаторных остряков считается тост за женщин. Они и его пытаются зарифмовать. Получается что-то типа: «За наших дам сейчас поддам!» Главное, успеть его произнести, пока все мужчины могут приподняться из-за стола, а у женщин еще не развалились прически.

Женщины перед Новым годом и впрямь красавицы! Где-то до часу ночи. Весь день по парикмахерским, салонам красоты... У одних прически похожи на средневековые башни с виадуками, у других на торты с розочками, у третьих на гнезда диковинных африканских птиц... У всех маникюр, педикюр... Приклеенные ноготки, как у любовниц Дракулы. Но главное – глаза! Они, как маленькие фонарики, светятся в надежде, что в Новом году все будет по-другому, по-новому! А для того, чтобы эти надежды сбылись, осталось совсем немного – поесть и выпить за большое человеческое счастье! Поэтому тому, кто этот тост предложил, большое за него человеческое спасибо!

Только наши могут с таким детским простодушием вкладывать в празднование Нового года всю не израсходованную за свою несуразную жизнь энергию российской удали в надежде, что с 1 января его жизнь станет суразной. Шутка ли, пятнадцать дней перед Новым годом закупать продукты в магазинах, чтобы съесть их в одну ночь!

Знаете ли вы, что на Новый год богатые цыгане обычно заказывают коллектив русских частушечников?

Народная мудрость гласит: «Как встретишь Новый год – так его и проведешь!» Я часто с ужасом вспоминал эту мудрость, когда видел, сколько наши люди – и я в их числе – съедали в новогоднюю ночь.«Ну, за здоровье!»Этот тост, после того что съедено и выпито, так же абсурден, как пожелание черепахе успешного забега на 400 метров с барьерами среди кенийских бегунов.

Сначала, до двенадцати, проводы старого года: салаты, огурчики, помидорчики, грибочки, рыбка малосольная, лобио – это разминка! Да, чуть не забыл, мясное ассорти, пирожки с бульоном... Повторяю, это до двенадцати. В полночь – поздравление главы государства, куранты, шампанское... Шампанское с водочкой! Чтобы пробрало. Ну вот... А теперь, когда Новый год наступил, можно наконец и поесть! «Жена, давай, что там у тебя еще есть, чтобы нормально поесть? Картошечку, селедочку, курочку, все давай! Курочка не чихала? Нет? Да если и чихала, нестрашно – мы ее водочкой продезинфицируем».