Записки 'важняка'

– Один, два, три, четыре...
– А когда ему еще пришлось громко произнести "пять" и "шесть", неожиданно буквально зашелся смехом человека, которому выпала необыкновенная удача.

И его можно было понять. В противном случае, за провал ни с кем не согласованного выхода на сторону врага, его ожидала бы незавидная участь. Переживали за него Свиридов и Папиташвили, готовые разделить с ним ответственность. Ведь они были единой боевой семьей.

Пока я в блиндаже комбата сбрасывал с себя мокрую солдатскую одежду, пропитавшуюся болотным запахом, там собрались все его постоянные обитатели: Кононов, Свиридов и Папиташвили, радостно-возбужденные от успеха. Кроме них, там появился и Безруков - уполномоченный Смерша, держащийся особняком. Он подошел ко мне вплотную и произнес, как бы подчеркивая скрытое значение своих слов:

– Ну ты и даешь!

– Ты это о чем?
– не понял я.

– Приехал в полк и сюда с делом и по делу, а вот теперь, надо понимать, от того дела не оставил и следа. Я прав?

– Как прикажешь тебя понять? Кого это не устраивает?

– Лично я имею в виду одно. Не слишком ли быстро сделан такой вывод? Что, если этот Глебов все же перекинулся к немцам, да просчитался и они ему не поверили? Сам же и попал в ловушку.

– Значит, ты допускаешь и другое: что Королькова убил Глебов? удивился я.

– Считаю, что и это не исключено, - убежденно заявил Безруков.

– Какие же убедительные доводы ты способен привести?

– В отличие от тебя, исхожу из сохранившейся общей ситуации, - туманно пробурчал Безруков.

– Чушь собачья! Если бы Глебов добровольно перешел к немцам, да еще с оружием в руках, они отнеслись бы к нему не враждебно. Всякому это совершенно ясно.

– Если вы, товарищ уполномоченный, хотите знать, то и все мы полностью это разделяем, - вставил Свиридов и добавил: - Незачем людям приписывать грехи, которых в природе не было. Мы ведь и так в этом уже достаточно преуспели.

– Вы это о чем заспорили?
– вступил в разговор Папиташвили.

Ответа не последовало. Тогда Папиташвили, обращаясь ко мне, поинтересовался:

– Товарищ военный следователь, какие ваши дальнейшие планы? Я больше вам не понадоблюсь?

– Разве только для того, чтобы побыстрее меня отсюда выпроводить!

– Сделаем!
– с готовностью произнес Папиташвили.
– Вы только забыли об одном. Уже настало утро и всем нам не мешает сначала позавтракать.

Пришлось подчиниться. Тем более что насчет общего завтрака уже соответствующие распоряжения были даны.

Солдаты, не мешкая, расставили на столе тарелки, ножи и вилки. Потом притащили в блиндаж пузатый бачок с дымящимся отварным картофелем и мясом, а затем, с не меньшим проворством, разлили по кружкам сладкий чай из трофейного термоса. И все дружно подсели к столу.

Когда все насытились, Кононов, обращаясь ко мне и к Безрукову, проговорил:

– Скажу честно. Я раньше никогда не жаждал встречи с вашим братом. Да и что тут скрывать, это всегда связано с неприятностью: предугадать, с какого бока тебя ударят, - невозможно. Только теперь вижу, что ошибался. Потому во всеуслышание хочу выразить нашу общую благодарность присутствующему здесь капитану юстиции, военному следователю, за проявленные им объективность и настойчивость.

Сказав это, Кононов через стол крепко пожал мою руку. За ним, с видимым удовольствием, сделали то же самое Свиридов и Папиташвили. Свиридов добавил, обращаясь ко мне:

– Удивительное дело! Вы смогли зародить в нас такие сомнения, какие нам самостоятельно в голову и не приходили.

Все разошлись так же быстро, как и собрались. Кононов и Свиридов отправились по ротам. Куда-то исчез и Безруков, а Папиташвили вывел меня по внутренним ходам к дороге, что вела в Серебрянку, с которой по подсказке Фролова, не дойдя до ее конца, мы тогда свернули на заминированное поле.

В том месте, куда Папиташвили меня привел, уже поджидал мотоциклист с коляской, специально посланный за мной из штаба полка. Он мигом меня усадил в коляску, и мы укатили, обменявшись с Папиташвили прощальным взглядом.

Нечего и говорить, что знакомая мне дорога от батальона к штабу полка на этот раз промелькнула быстро. А в самом этом штабе первым, кого я увидел, был полковник Шахназаров. Безо всяких предисловий, он с улыбкой спросил:

– Надеюсь, что ты результатами своей поездки не огорчен?

– С чего мне было бы огорчаться?

– Да хотя бы с того, что все вышло далеко не так, как это нам представилось!

– Я только этому рад.

– Правду говоришь?

– Ну за кого вы меня считаете?
– слегка обиженным тоном произнес я. Ведь за каждого разоблаченного дезертира или изменника никто гонорара мне платить не станет. Потрудился без всякой выгоды и по-настоящему доволен, что все получилось иначе, чем это казалось.

– Не серчай!
– дружески потрепал меня по плечу Шахназаров.
– К сожалению, мне уже приходилось сталкиваться с другим подходом к такого рода ЧП. Есть и такие, кому всего проще кого-то обвинить во всех смертных грехах и кого-то построже наказать.

Этот разговор у нас состоялся в большой штабной комнате, где, кроме нас, присутствовал полковник Зыков. Обращаясь ко мне, он одобрительно произнес:

– Здорово у вас все получилось. Да и языка притащили ценного: хорошо обо всем осведомлен, разговорчив, не врет. Мы его уже направили в дивизию. Там ждут с нетерпением.

– То заслуга не моя, а комвзвода лейтенанта Петрова и его людей! посчитал необходимым подчеркнуть я.
– К слову, за немца и вызволенного из беды нашего солдата Глебова, по моему мнению, всех их надо представить к награде.

– На этот счет не беспокойтесь! Все, что надо, сделаем. Ну а с Глебовым поговорить успели?

– К сожалению, не успел! Он был плох и бредил.

– Когда его сюда доставили, я тоже попытался что-либо выяснить. Да только и у меня ничего не получилось.

Тогда же решили, что и дальше, в дивизию, меня доставит тот же мотоциклист. Я только позвонил в прокуратуру и предупредил о своем приезде.

В это время в штабе полка объявился капитан Алексеев. Завидев меня, он несколько торжественно произнес:

– Привет герою нашего времени! Поздравляю с умопомрачительным успехом.

– Не дури, - оборвал его я.

Но Алексеев в том же нарочито торжественном тоне продолжил:

– Просто уму непостижимо, сколько всего разного ты успел за эти несколько дней натворить! Мы теперь все у тебя в долгу, как в шелку! Так и знай.

– Что ты, право, мелешь?
– оборвал его я.

– Моими устами глаголет истина, - не унимался Алексеев. Но потом, уже посерьезнев и понизив голос, спросил: - Признайся, тебе отправиться на ту сторону было страшно?