Заплачено кровью

– Алексей Дмитриевич, - окликнул он комиссара полка Наумова, - а где те двое ребятишек, что нас на немцев навели?

– Эх, и я не подумал их отблагодарить, - расстроился Наумов.
– Где теперь их искать... Я и в лицо их не запомнил.

– Я тоже в темноте не разглядел и даже имен не спросил, - с огорчением сказал Шапошников.

Отдыхать долго не пришлось, на горизонте опять показались дымы от горящих деревень. С наступлением сумерек колонна управления полка, спецподразделения и обозы пошли на запад, догонять свои роты, связи с которыми не было почти сутки.

На следующий день в одной из отбитых у противника деревень в штаб к Шапошникову приехал майор Кустов. Шапошников не видел его с начала наступления, штаб дивизии шел на переход сзади. Если уж Кустов приехал к полк, то по важному делу, понял Шапошников.

– Мороз какой! Продрог, как собака! Нет ли чего погреться?
– обметывая валенки от снега, спросил Кустов.
– Как вы устроились!
– позавидовал он, осматривая избу.
– Тепло, даже стол есть. А мы и спим, бывает, прямо в санях. Жгут, сволочи, все подчистую.

– Неужели без охраны?
– Шапошников посмотрел в окно.

– Как же, на двух санях приехал, с пулеметом теперь не расстаюсь.

Шапошников знал, что Кустов под Ефремовом чуть не угодил в плен. Ехал на машине без охраны, только с адъютантом Гришина, и на окраине города въехал в колонну немецких автомашин. Каким-то чудом ему тогда удалось уйти. Выручил пистолет и быстрота реакции. А адъютант, лейтенант Серый, и шофер попали в плен. После этого случая майор Кустов в полки ездил только с охраной.

– Приказ командира дивизии привез. От этого места, - Кустов отчеркнул на листе бумаги карандашом, - зачитать личному составу.

"... Учесть, что перед фронтом дивизии действуют разбитые в боях 512-й и 63-й пехотные полки, поэтому только дерзкие с нашей стороны действия приведут к полному разгрому противника. При наступлении не выжимать и не отталкивать противника, а окружать и уничтожать его, не боясь за фланги".

"Мы так именно и делаем", - подумал Шапошников.

– Полковник Гришин просил передать всему личному составу благодарность, а на тебя и Гогичайшвили, скажу по секрету, наградной подготовили, на Красное Знамя. И шпалу вторую готовь, представление оформлено, - улыбнулся Кустов.

Шапошников по его глазам и загадочной улыбке понял, что Кустов хочет рассказать что-то интересное.

– А у нас-то вчера что было... Вечером заняли немецкие блиндажи. Впереди полки, никого не ждем, как вдруг кто-то из связистов докладывает: идет колонна с востока, и танк впереди. Гришину доложили, к бою приготовились. А было нас здесь всего человек тридцать. И ночь, мороз, ни зги не видно. Танк этот заехал на блиндаж, вылез из него немец, сняли его быстренько. А тут и колонна подошла, точно - немцы, человек пятьдесят, к бою не готовы. И какая, представь, ситуация: и бой не начнется, и не знаем, кто кому должен в плен сдаваться. Переводчик через Гришина кричит: "Сдавайтесь. Вы у нас в тылу!" А они в ответ: "Почему в тылу, когда справа еще наши, а тут должен быть штаб нашего полка". Ну, немцы подумали, посовещались и пошли все же сдаваться. Всей колонной. Половину штаба пришлось на охрану пленных ставить. Мало ли чего. Вдруг передумают.

Шапошников улыбнулся:

– Да, история... А если бы они решили прорываться?

– Воевали бы вы сейчас без штаба дивизии.

– Немец не тот пошел, - сказал Шапошников, - Не такой, как летом. Чувствуется, что устали они, намерзлись.

– Погоди. Вот дойдем до Зуши, там жди подготовленную оборону и свежие части. А эти арьергарды, конечно, измотаны. На Мценск мы выходим, а его немцы так просто не отдадут: прямая дорога на Орел!29

К концу декабря дивизия полковника Гришина, постепенно сужая фронт наступления, начала выходить на подступы к Мценску. В пяти стрелковых батальонах дивизии насчитывалось немногим более тысячи трехсот активных штыков, остальные - артиллеристы, связисты, медики, обозы. Дивизия накопила около пятисот лошадей, они с трудом пробивались по сугробам вслед за пехотой. А впереди стрелковых батальонов действовали разведгруппы, часто всего по пять-десять человек, но это были храбрецы, закаленные, отлично знающие свое дело бойцы.

Особенно в эти дни в разведке отличались фроленковцы. Как-то взвод автоматчиков старшего лейтенанта Прокуратова смелой атакой буквально разогнал целую роту немцев и без потерь занял деревню Чижиково.

Когда в 624-й полк из редакции дивизионной газеты приехали Васильев и Мазурин, то майор Фроленков приказал специально для них вызвать из разведвзвода сержанта Литвинова.

– Он у меня один целой роты стоит!
– с гордостью сказал Фроленков Васильеву, - В одном поиске уничтожил - один!
– больше двадцати гитлеровцев!

Сержант Литвинов оказался крепким парнем, но вовсе не богатырского вида, каким его представляли себе Васильев и Мазурин.

– Сразу видно, что кадровый, - вглядываясь в его фигуру, сказал Васильев.

– Угадали, товарищ старший политрук.
– просто и открыто улыбнулся сержант.

– А родом откуда?

– Из Горьковской области.

– Значит, в полку с первого дня?
– оживился Васильев.
– Расскажите, как это вам удалось в одном бою более двадцати гитлеровцев истребить?

– Как удалось...
– сержант Литвинов наморщил лоб, словно вспоминая что-то очень далекое, - В поиск пошел один, надо было разведать одну деревушку по маршруту движения полка. Слышу - гуляют в одной избе. Часового тихонько снял, в окно бросил гранату. Они повалили в дверь, кто жив остался, я из автомата...
– Литвинов немного помолчал, а потом добавил: - В доме семерых насчитал, у крыльца пятнадцать. Да три машины у крыльца стояли, то сжег. Вот и все дела, - улыбнулся сержант.

– Как же вы решились вступить в бой один?

– Почему один... У меня был автомат и три гранаты, - с удивлением ответил Литвинов.

– А раньше как вы воевали? Много фашистов на личном счету?
– спросил его Мазурин.

– Как воевал... В основном по окружениям. Не успеешь из одного выйти, как в другое попал. Какой там личный счет... Автомат этот у меня недавно, перед наступлением получил. А сколько из винтовки убил, не знаю, с пяток, не больше. Да и не видно, когда стреляешь из винтовки, попал или нет, потому что далеко.

– У нас недавно был случай с разведчиками... Страшная история, - сказал комиссар полка Михеев.

Васильев и Мазурин повернулись к нему, приготовились слушать.

– Пошли в разведку пятеро, - начал рассказывать Михеев.
– Попали в засаду. Отбивались, а когда кончились патроны, встали в полный рост и пошли с гранатами навстречу смерти. Одного из них, Фокина Николая, гитлеровцы притащили в деревню. Когда мы ее освободили, то жители рассказали нам, что немцы раздели его, истекавшего кровью, начали делить одежду и валенки, допрашивали, но он ничего не сказал. Тогда выволокли его на крыльцо и бросили в снег. А мороз стоял - градусов тридцать, как сейчас. Женщины его подобрали. Пять часов он еще жил, назвал адреса жены и матери, был он из Пензы, сказал "скоро наши придут" и умер.