Заплачено кровью

Гришин взял конверт, в глазах его потеплело, но сразу читать письмо он не стал, положил в нагрудный карман гимнастерки.

– Как там в тылу?

– Народ у нас трудится, ждем от вас победы.

– Вот победы пока нет...

– Настроение, вижу, у бойцов хорошее, рвутся в бой.

– Да, настроение есть.

– Собрались на скорую руку, но кое-что привезли. Своим ходом добрались, за неделю. А это от товарища Родионова подарок, - показал Рогожин на легковую машину.

– Спасибо, передайте ему от меня привет и благодарность.

– Передовую бы нам посмотреть, Иван Тихонович, с людьми поговорить. Мы писем много привезли. Как только узнали, что дивизия вышла из окружения, так жен в обком - целые делегации.

– Давайте сначала позавтракаем.

Весть о том, что приехали шефы из родного города, быстро разнеслась по дивизии. Читали письма от родных, и многие мысленно были в это время дома.

Полковник Гришин просмотрел областную газету.
– "Чувствуется, что глубокий тыл: даже фильмы в кинотеатрах идут, соревнования по французской борьбе... Странно, не верится", - думал он.

Гостям показали передовую, майор Малых стрелял по немцам из новых орудий. Он, кажется, подаркам рад был больше всех.

Гости побывали в полку Шапошникова, осмотрели оборону, сфотографировались.

– Снимки отдадим вашим женам, чтобы увидели документально, что вы живы, - сказал Рогожин, - и надо бы подготовить материал для статьи в газету, чтобы у нас там все знали, как вы воюете.

– А давайте прямо сейчас сядем и напишем, - предложил Канцедал, - я только Яманова позову.

– Прежде всего, надо написать благодарность землякам за подарки, предложил полковник Яманов, когда командование дивизии и делегаты собрались в блиндаже, чтобы написать письмо землякам, - и обязательно написать, что гордимся их успешной работой.

– Надо побольше отметить героев первых боев, - сказал Рогожин.
– На их примерах нам пополнение воспитывать.

– Напиши о Фроленкове, что лично водил своих бойцов в атаку, его полк уничтожил передовые части гитлеровцев в первых боях, - сказал Гришин.

– О Нагопетьяне надо бы написать, - предложил Канцедал.

– Обязательно, только все названия населенных пунктов должны быть зашифрованы. А цифры можно давать, - сказал Яманов.
– О Наумове напишите, дома его многие знают. Лично в одном бою убил семь гитлеровцев, чем обеспечил успех боя.

– О Братушевском можно подробно написать, - сказал полковник Кузьмин, начальник артиллерии дивизии.
– Все же одиннадцать танков под Милославичами да тринадцать под Суражем. О лейтенанте Лебедеве надо бы написать: три танка подбил на Варшавском шоссе, в решающий момент боя. У Шапошникова в полку сколько героев: Терещенко, Похлебаев, Ленский, Чайко...

– Он и наградных листов написал больше всех: пятьдесят два, - сказал Яманов с гордостью.
– Можно добавить, что несмотря на общую неблагоприятную обстановку на фронте, дивизия добилась серьезных успехов. За два месяца боев выведено из строя до девяти тысяч гитлеровцев, более восьмидесяти танков, десятки орудий, минометов, автомашин.

В тот вечер много было воспоминаний, разговоров, всем казалось, что война идет долго, а прошло всего три месяца...

Утром 27 сентября делегация горьковчан уехала на родину.

– Товарищу Родионову передайте, - сказал на прощанье Гришин Рогожину, что дивизия к новым боям готова, люди настроены воевать до победы.

– Скажите, что резко возрос поток заявлений в партию, - добавил Канцедал, - особенно от старых бойцов.

– Все передам, все расскажу, - пожимал им руки Рогожин, - будем готовить вам еще помощь. До свиданья, товарищи, берегите себя.

Они прощались, и одним из них суждено было воевать в этих лесах и остаться здесь навсегда, а другим - работать и работать, сутками, месяцами, годами, чтобы на фронте было все необходимое для победы. Делегация уехала, но если бы она задержалась еще хотя бы на три дня, ей пришлось бы разделить с дивизией и ее судьбу, по крайней мере, на ближайший месяц.

Кончался сентябрь, на фронте стояла тишина, но все понимали, что это ненадолго, впереди будут новые и еще более тяжелые, решающие бои.

Почти каждый день из дивизии Гришина в поиск уходили две-три группы, но языка взять не удавалось целую неделю.

Поздно вечером в блиндаж к Шапошникову заглянул старший лейтенант Бакиновский:

– Вернулся у меня один агент из глубинной разведки, товарищ капитан. Семь дней ходил, прошел вглубь до шестнадцати километров. Сведения, правда, общего характера и уже несвежие, но кое-что есть. Вот отметил по карте его данные, где и что у немцев стоит, да и то примерно - орудия, линии окопов.

– А второй не вернулся?

– Нет. Теперь уж не стоит и ждать, все сроки прошли. А этого немцы два раза брали, но отпускали. Группу лейтенанта Барского полчаса назад проводил в поиск...

– Хорошо. Давно собираюсь тебя спросить... Ты ведь в нашем разведбате еще до войны начал служить? Что там у вас случилось на Соже? Куда пропал батальон? Что произошло с Соломиным на самом деле?

– Да-а, такая сила была в батальоне... Пятьсот человек, бронемашины, двадцать мотоциклов, "амфибии". Столько готовились к войне и все пошло прахом за неделю. На фронт мы выехали первые. Два выхода за Днепр сделали в первую неделю, а потом болтались в своих же тылах. Связи с Зайцевым у нас не было, оказались разные радиостанции. Да и комбат Соломин стремился не лезть на глаза начальству. А тогда на шоссе... Вышли мы к нему на сутки раньше всех, Соломин приказал технику уничтожить, прорывались налегке. Я вывел человек сто, а Соломин так там и остался. Говорит, командир должен оставаться там, где его матчасть, тем более, мол, он ранен. Технику, конечно, можно было вывезти... А Соломина, мне потом рассказывали, партизаны расстреляли.

– А что он был за человек?

– Холеный. Кавалерист. В технике не разбирался. Коня своего напинает сначала, прежде чем сесть. А сядет - обязательно с фасоном. Конечно, его вина большая, что батальон всю матчасть потерял, поэтому нас и расформировали. Я первое время в штабе дивизии на подхвате был, потом к вам направили. Соломин же незадолго до войны вышел из заключения. А сидел за то, что жена у него полька. Может быть, из-за этого и была у него обида на советскую власть...

Шапошников задумался: "Сколько потеряли по своей же глупости, расхлябанности, оттого, что не знали толком людей...".

Вечером Шапошникову доложили, что группа лейтенанта Барского блокирована в скотных дворах за деревней Михновкой. Всю ночь оттуда раздавались выстрелы. Никто из группы не вернулся.

– Очевидно, все погибли, товарищ капитан. Можно не ждать, - с горечью сказал Бакиновский Шапошникову.
– Эх, Барский, Барский... Не сумел, видимо, проскочить незаметно. Лейтенанта Абрамова готовить? Это моя последняя группа, если не считать Шажка.

– Подождем, - ответил Шапошников, - готовьтесь лучше. Успех поиска должен быть гарантированным. Подумайте, как это сделать.