Запомни, ты моя

«Как малыш? Отец отвез тебя в больницу?».

Я зажмуриваюсь от счастья. Даже если это элементарная вежливость. Не важно. Завтра он будет здесь, и я скажу. Теперь нет смысла укрывать правду и юлить. Не на родах же он в самом деле узнает.

«Сначала заедем к твоей матери, потом сразу на осмотр».

«А можно снять на камеру, как тебя будет осматривать гинеколог? И это обязательно должна быть женщина».

«Молодая и привлекательная?», — отвечаю я и посылаю ему кучу смайликов с ухмылками.

Наверное, только сейчас, впервые за эти несколько месяцев, даже с чужого телефона, мне комфортно общаться с Никитой по мессенджеру. Раньше мне все время казалось, что всю нашу переписку обязательно прочитает его жена и использует против меня.

Поэтому я никогда не отвечала.

«Я очень скучаю, шоколадка».

«Я тоже очень…», — хочу я написать, но чувствую, как напрягается рядом Юрий, поднимаю взгляд и раскрываю глаза от ужаса.

Рядом с небольшим особняком, где мы тормозим, несколько полицейских машин, которые своими мигалками окрасили все в сине-красные тона. Юрий буквально вырывает у меня телефон и, забыв про все на свете, выбегает из машины. Несется к дому.

Я выхожу следом и тяжелой поступью приближаюсь ко входу. Все внутренние радары кричат о беде, но думать о плохом не хочется. Хотя и в голову лезут самые разные образы. Откуда столько машин? Что случилось?

Крик Лиссы буквально оглушает меня, и я инстинктивно накрываю живот руками.

— Это ты виноват! Они видели, как мы ругались, они сбежали, где мне теперь их искать?!

Я мало что понимаю из бессвязной речи Лиссы, лицо которой поддернуто пеленой отчаяния. Она поднимает на меня взгляд и буквально впечатывается, крепко прижимая к себе.

— Алена! Девочка! Они ушли, они сбежали, потому что… Потому что…

Дети сбегают по самым разным причинам на самом деле. Я очень часто сбегала, чтобы избежать насилия. Но некоторые могут уходить, потому что максимализм бурлит, и они не понимают, что ссора родителей к ним не относится. Судя по всему, ребята увидели какую-то неприятную сцену и решили, что они виноваты. Ане девять и если вспомнить ее характер довольно капризной особы, то это неудивительно. А вот Сереже всего семь, и я ни разу с ним не встречалась, совершенно не знаю, какой у него нрав. Но если вспомнить рассказы Лиссы, а о своих детях она могла говорить бесконечно, он очень ведомый. Значит, все увидела Аня и забрала брата с собой.

— Мелисса. А что именно Аня увидела.

— Откуда ты…

— Просто рассуждаю, — глажу я ее по голове. Удивительно, но я очень соскучилась по этой женщине. Она как никто меня понимала, но счастье сына ей всегда было дороже, что не удивительно. Именно она попросила меня остаться с Никитой после того, как я узнала о его будущей свадьбе с Надей. Не сбегать. Не делать глупостей.

— Мы… — она покрывается краской стыда, а Юра выходит разговаривать с полисменами и кому-то звонить. Я мало могу представить, что сейчас у него в душе. — Дрались. В нашей комнате, но дверь закрыть забыли. Это я виновата. Я хотела, чтобы дети увидели, какой он жестокий, хотела довести его, чтобы он первый меня ударил, чтобы перестали на него молиться. Где они, Алена? Я не переживу, если с ними что-то…

Как часто в погоне за собственной ревностью и местью мы рушим чужие жизни.

— Юра найдет их. Я даже не сомневаюсь. Мелисса. Слезы сейчас не помогут.

Я не знаю, помогали слезы хоть когда-нибудь. Хоть кому-нибудь. Чаще они лишь усугубляли положение. Но Мелиссу понять можно, теперь, в ожидании малыша, особенно.

Поход в больницу опять откладывается, и меня осматривает домашний врач, седой мужчина с мягкими руками. Даже приносит с собой прибор, чтобы прослушать сердце малыша. Спрашивает о последней сдаче анализов, и я все рассказываю. Предупреждает, что нагрузки на таком сроке могут привести к преждевременным родам, и я снова киваю. Как болванчик. Сейчас меня мало заботит мое здоровье. Ругань Юры и Мелиссы раздается по всему дому, пока они оба не убегают искать детей, громко хлопнув дверью.

Я остаюсь одна с домработницей, которая меня кормит и оставляет одну. Просто сидеть и плевать в потолок не получается, а телефона, чтобы связаться с Никитой, нет. Поэтому я ухожу бродить по дому. Поднимаюсь на второй этаж, рассматриваю картины и резные перила. Натыкаюсь на единорога, который подмигивает мне с одной из дверей и понимаю, что нашла комнату Ани.

Повсюду разбросаны вещи, видно, что она собиралась в спешке. Наверное, боялась передумать. Я прохожу внутрь, ругая Аню за беспечность. Мне бы в ее годы такую комнату, такую маму, семью в конце концов. Я бы точно не стала думать о побеге. Наверное… Но детям с улицы никогда не понять тех, кто живет в коконе родительской заботы. Так же, как бродячим псам никогда не понять, зачем домашние виляют хвостами в ожидании хозяев.

Дохожу до стола, где раскиданы учебники, и поднимаю взгляд на настенную карту, где несколько отметок. И одна очень яркая, обведена красным маркером. Русскими буквами выведено: «Любимый дом».

И отметка эта на территории Москвы.

Дом там, где мама всегда улыбалась, а папа никогда не бил маму. Именно так бы я и подумала, будь у меня такое место.

Я выбегаю из спальни, чтобы сказать, что дети скорее всего будут пытаться добраться до России. Аэропорт им вряд ли доступен, а вот сесть тайком на паром можно. И я сама по дурости своей рассказывала Ане о том, как это можно сделать.

Пытаюсь найти Мелиссу, но вспоминаю, что они с Юрой давно ушли. Нахожу домработницу и прошу позвонить хозяевам, сказать, куда я отправилась. Ну а сама, не теряя времени, хватаю сыр, яблоко, хлеб и свой рюкзак. Без денег я вряд ли смогу попасть хоть куда-то. Так что ловлю такси и еду искать детей.

Глава 46. Никита

Я не знал, что и думать. С одной стороны, отец не отрицал свою причастность к продаже детей, когда Алена его раскрыла. Даже в порыве чувств пытался ее ударить. Но информация, полученная от Рустама, делает все неоднозначным. Я в какой-то момент чувствую себя одноглазым, что не позволяет видеть ситуацию под разными углами. И правду может рассказать только он. И фамилия эта — Ломоносов. Очень знакомая. Я точно где-то ее слышал, но где, не могу вспомнить. Но это только часть мыслей, занимавших тяжелую голову после бессонной ночи. Еще была Надя, которая после суток, строчившая гневные сообщения, затихла. И я бы рад знать, что этот самый Рустам усмирил ее, но не был уверен, что она оставит все как есть. Тем более, когда, по сути, вынудила Максима отправить Алену на одной из фур. Узнал я об этом ровно в тот момент, когда меня окружили головорезы, которых наняла Надя. И им очень повезло, что я не убил их, хотя очень хотелось вспороть брюхо каждого.

Но было самое главное. Алена не ответила на сообщение о любви. Как и на последующие сообщения и звонки. Это напрягало настолько, что я порезался, когда брился, а встретил Камиля на пороге гостиничного номера в рубашке шиворот-навыворот.

— У-у, брат. Дела плохи.

— Надо до Англии добраться. Срочно.

— Так, вроде самолет с утра, — закрывает Камиль двери и наблюдает за моей паникой. — Да, в чем дело? Юра же забрал ее.

— Забрал. Но они снова вне зоны сети. Отец постоянно висит на телефоне, не дозвониться. А у нее телефона нет. Мама тоже как назло не отвечает.

Камиль смотрит в экран своего смартфона и через минуту выдает.

— Есть рейс в Амстердам. Через час. Если ты перестанешь жевать сопли, то успеем.

— А ты куда? — надеваю черную водолазку и застегиваю джинсы. Сейчас не до рубашек с брюками.

— То есть ты собираешься в приключение, а я буду сидеть? Нет уж, брат. А как же наша команда мушкетеров?

— Несколько поредела, тебе не кажется.

— Артур еще придет извиняться. Вот увидишь, — подхватывает Камиль свою сумку, и мы вместе покидаем отель, где я жил последние недели.