Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
Матвей вспомнил о своей идее проведать родителя Стаса, когда мальчишка не пришел ночевать. Кристина уехала в Рязань, по ее словам, навестить родных, чему Матвей был даже рад, собираясь провести кое-какие эксперименты с «черным файлом», а вот отсутствие Стаса огорчило. Парнишка чем-то напоминал самого Соболева в детстве, увлеченностью и упорством скорее всего, и наблюдать, с какой жадностью он занимается физкультурой, торопится наверстать упущенное, было чрезвычайно интересно. К тому же Матвей в душе считал его чуть ли не своим
К бабушке Стаса, Марии Денисовне, проживающей в доме по улице Ольховской, недалеко от Казанского вокзала, Матвей заявился пораньше, в начале восьмого утра. Старушка уже встала и хлопотала на кухне, когда в квартиру зашел «друг отца Стаса». Она так и не поняла причин, по которым Матвей выдал себя за «друга» и стал помогать ей и мальчишке. В глубине души она подумывала о «замаливании грехов», совершенных «раскаявшимся» Соболевым, однако никогда ни о чем его не спрашивала и встречала всегда с радостью. Однако сегодня Мария Денисовна была явно не в духе, куталась в платок и норовила отвернуться, пока Матвей не разглядел на лбу ее лиловые пятна, а на щеке свежую царапину. Задержал старушку, мягко дотронулся до щеки, кивнул на дверь спальни.
— Он?
— Да это я упала, запнулась о половик, ноги-то уже не ходят совсем… — начала Мария Денисовна и заплакала, закрывая лицо ладошками.
— Стас спит?
— В зале, на диване. Побил Сергей его вчера крепко, не пустил никуда. Вы уж не серчайте на него, пьет ведь кажен день…
Матвей шагнул к двери спальни, и старушка ухватила его за рукав.
— Матвей Фомич, ради Бога, вы уж с ним… помягче. Когда трезвый — вроде и неплохой человек, а когда пьяный…
— Не беспокойтесь, Мария Денисовна, — усмехнулся Матвей. — Человек я мирный, драться не люблю.
В спальне воняло перегаром, немытым телом и носками, вещи отца Стаса валялись разбросанные по всей комнате, у кровати стояли пустые бутылки из-под пива и водки. Сам постоялец лежал поперек кровати в трусах, упрятав голову под подушку. Матвей смог теперь рассмотреть его во всех деталях.
Был тридцатипятилетний «гроза бабушки и сына» хил, тщедушен, рыж, носил бороду и усы — Матвей снял с лица подушку, чтобы разглядеть его — и не мылся, наверное, с месяц. На тыльной стороне ладони правой руки были выколоты имя Сергей и кинжал, на левом плече — русалка и еще один кинжал.
Покачав головой, преодолевая брезгливость, Матвей взял его на руки, отнес в ванную и пустил воду. Вымыл с мылом, затем пустил ледяную воду и сунул голову Сергея под струю. Тот задергался, замычал, пытаясь освободиться, стал ругаться, хрипеть и кашлять, перепугав Марию Денисовну, которая прибежала в ванную спасать зятя. Матвей выпроводил ее и продолжил приводить пьяного в порядок. Через десять минут ему удалось это сделать, а так как Сергей сам идти не мог, пришлось нести его в спальню завернутым в простыню. На пути встретился проснувшийся Стас с синяками на лице, на плечах и худеньких руках. Несмело глянул на Соболева снизу вверх.
— Лечить будешь?
— Буду, — усмехнулся Матвей. — Потом тебя.
— Меня не надо, на мне все заживает как на кошке.
— Разберемся.
Матвей
распахнул дверь в спальню, свалил запеленутого Сергея на кровать и закрыл дверь. Сел напротив, настраиваясь на воздействие и сдерживаясь, чтобы не дать алкоголику по морде.— Кто ты такой? — просипел Сергей, синий от холода и алкогольной абстиненции. — Опохмелиться дашь? Помру ведь.
— Не помрешь, — сказал Матвей. — Сядь!
— Чего?
— Сядь! — Слово прозвучало, как щелчок кнутом.
Сергей вздрогнул, широко раскрывая еще мутноватые глаза, повозившись, сел, и в этот момент Матвей обрушил на него свой раппорт мыслевнушения.
Бывший зэк, отсидевший за кражу и разбой пять лет в Самарской колонии, прошедший огни и воды, не допускавший мысли, что калечит своим поведением душу сына, получил вдруг сильнейший шок, который лишил его способности говорить и думать. У него даже сердце остановилось на несколько секунд, пока Матвей не заставил его заработать снова.
— Теперь слушай и запоминай, — негромко, но твердо сказал Матвей. — С этого момента ты перестаешь пить! Повтори!
— Перестаю… пить… — механически повторил Сергей.
— Устраиваешься на работу!
— Устраиваюсь… на… работу…
— Никогда больше никого не тронешь пальцем!
— Никого… не трону…
— Каждый раз, когда тебе захочется сделать что-нибудь во вред людям, а тем более близким, ты будешь чувствовать себя плохо! Понял?
— Буду чувствовать…
Матвей подумал немного, что-то ему вдруг не понравилось в поведении Сергея, и он жестко добавил:
— Ударишь Стаса — умрешь! А теперь спи полчаса.
Рыжебородый родитель мальчишки рухнул на кровать и закрыл глаза.
В комнату заглянул Стас, кинул взгляд на отца, потом на Матвея.
— Он… живой?
Матвей нахмурился. Вопрос был ему неприятен.
— Живой, живой. Давай я тебя посмотрю.
— Не надо, само заживет. Ты ему сказал, что я буду у тебя жить?
— Не сказал, но он больше не будет драться и пить.
— Правда?!
— Правда.
— Тогда я сегодня приду, можно?
— Приходи. — Матвей взъерошил волосы мальчишки и вышел, едва не столкнувшись с Марией Денисовной. Старая женщина смотрела на него ясными слезящимися глазами, в которых тихо светились вопрос и надежда.
— Все будет хорошо, — улыбнулся он, чувствуя, как под этим взглядом внутри его зашевелился холодный ком мрака и потянул щупальца к языку. — Он скоро встанет и будет трезвый как стеклышко. И будет вести себя тише воды ниже травы. — Щупальце мрака достигло языка, и Матвей добавил со смешком: — А не будет — заставим!
— Спасибо, Матвей Фомич, — поклонилась бабушка Стаса, прижимая к себе голову обнявшего ее внука.
Мрак заставлял Матвея и дальше говорить в том же духе, однако он пересилил себя. Выйдя из дома, он нашел работающий телефон-автомат и позвонил Дикому:
— Что нового, Валентин Анатольевич?
— Ничего хорошего, капитан, — ответил начальник «Смерша». — Ельшин получил санкцию директора на задержание всех участников операции «Перехват». А так как трое из них уже мертвы, можете представить, какая участь ожидает остальных. — Генерал помолчал. — Среди них ведь есть и ваш приятель, Балуев?