Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
— Помните анекдот о демократии? Встретились американец и русский, еще во времена Клинтона, заспорили, у кого страна демократичней. Американец говорит: «Да я свободно могу подойти к Белому дому и кричать: «Билл Клинтон - свинья!» И ничего мне не сделают - имею право».
– «Подумаешь, - отвечает русский.
– Я тоже могу подойти к Кремлю и кричать: «Билл Клинтон - свинья!»
Анекдот был с бородой, но Илья Ильич засмеялся. Он был отходчив.
— Николай Владимирович, разговоры о «третьей силе» надо прекратить. Прикиньте - как, посоветуйтесь с Германом Довлатовичем. А что касается КОП… Вам не кажется опасным то обстоятельство,
— Во-первых, все они перед операцией получают исчерпывающую информацию по объекту, во-вторых, им платят не только за работу, но и за молчание, и платят не меньше, чем министрам. Есть и «в-третьих». Вы никогда не задумывались, почему солдаты в команде расстрела не спрашивают, в кого и за что они стреляют? Почему повинуются без колебаний, сомнений и нервных срывов?
— Не задумывался, - озадаченно проговорил президент, которому подобное в голову не могло прийти.
— А я как-то проанализировал и нашел ответ: они являются господами положения, властителями последних мгновений жизни казненных!
— Ну и что?
— Профессионалы КОП чувствуют то же самое, только возможностей у них больше. Когда они вместе и составляют управляемую боевую единицу, они действительно - сила!
— Вы меня не убедили, - после недолгого размышления сказал Илья Ильич.
– А откуда вы знаете, о расстрельной команде?
— Службу я начинал с нее, - ответил Коржанов.
Обедал Рыков в клубе «Экипаж» в Спиридоньевском переулке, где изредка бывали и высокие официальные лица - вице-премьеры, министры, депутаты. Поэтому Герман Довлатович не удивился, когда в ресторан клуба заглянул начальник информобеспечения президента ХейноЯанович Носовой. Подошел, поздоровался учтиво и сел рядом.
Рыков заказал блины с черной икрой, севрюгу с хреном, салат крабовый, седло барашка под чесночно-сметанным соусом, стразопретти «Лингвини» с ветчиной и розовой семгой и на десерт клубнику со взбитыми сливками. Алкогольные напитки он не употреблял.
Носовой попросил принести классический коктейль «Singapore sling», красную икру, стерлядь в шампанском, лангусты и бараньи ребрышки.
— Слушаю вас, Хейно Яанович, - сказал Рыков, перейдя от салата к закускам.
Со стороны они смотрелись как обычные завсегдатаи ресторана, собравшиеся откушать чем Бог послал и побеседовать о приятном, на самом деле контакт Посвященных, двух из Девяти Неизвестных, замахнувшихся на кресло координатора Союза Девяти, был полон внутреннего драматизма и напряжения.
— Необходимо разграничить сферы влияния, - сказал Хейно Яанович, не заходя издалека.
– И договориться о границах.
— Сферы влияния может разграничить только сход Девяти, - ответил простодушно Рыков.
– К тому же я не вижу причин столь серьезного шага.
— Ваши люди начали активную охоту за моими исполнителями.
— Прости, Хейно, однако ваши люди начали раньше. Мои ответили. Теперь мы квиты.
Носовой потрогал свой крошечный носик, будто сомневаясь, на месте ли он.
— Чего ты хочешь, Герман?
— По-моему, этот вопрос должен задать я.
– Рыков доел салат, промокнул губы салфеткой.
– Ты просил встретиться, я пришел.
— Хорошо, будем говорить прямо.
В планах «ККК» появились новые цели, причем большинство из них - мои люди.— Люди «СС», - уточнил Герман Довлатович.
– Судьи «ККК» обеспокоены некоторыми тенденциями, возникшими в государственной системе власти после появления там ваших.., э-э.., людей. Государство снова начинает вставать над обществом, над личностью, сваливаться к тоталитарному режиму. А правительство продолжает действовать по остаточному принципу: сначала - себе, что останется - народу…
— Передергиваешь, Герман, - поморщился Носовой.
– Популистские заявления в устах Посвященного смешны. Чего ты хочешь добиться?
Рыков неторопливо принялся за седло барашка. Хейно Яанович подождал немного, потом подвинул к себе блюдо с бараньими ребрышками. Напряжения защитных пси-оболочек обоих Неизвестных сгустились, хотя по-прежнему со стороны они казались мирными собеседниками, занятыми хорошей едой. Наконец Герман Довлатович покончил с мясом и взялся за клубнику. Сказал закончившему трапезу Носовому:
— Хейно, я вижу на троне Союза другую кандидатуру.
— Я знаю, но Мурашов не созрел для…
— Не Мурашова.
— А кого же?
– озадаченно глянул на собеседника Носовой.
— Себя, - невозмутимо ответил Рыков. Наступило минутное молчание. Герман Довлатович доел клубнику, попросил у подскочившего официанта чашечку капуччино.
— Вряд ли это известие изменит наши отношения, - изрек наконец Носовой.
– У меня насчет трона свои замыслы.
— Разве ты стараешься не для себя?
Хейно Яанович выдержал огненно-алчный высверк взгляда собеседника, покачал головой, помедлил.
— Какая разница, Герман? Я считаю, ты не фигура для координатора. И я не одинок в своем мнении.
Рыков погасил взгляд, способный остановить сердце обыкновенного человека.
— Оставим эту бесплодную дискуссию. Говорят, твои церберы навещали Соболева… Что он им ответил?
Носовой усмехнулся.
— А ты пошли к нему своих - узнаешь.
— Пошлю, - спокойно проговорил Рыков.
– Хотя не уверен, знает ли он хотя бы один незаблокированный МИР.
— Даже если знает - не скажет.
— Скажет.
– От тихого голоса Рыкова повеяло могильным холодом.
– Или исчезнет.
— Но даже если Соболев скажет, тебе не удастся в одиночку проникнуть в МИР и овладеть «Иглой».
Рыков вздохнул - незаметный, маленький человечек, с виду клерк или бухгалтер, мягкий, уступчивый, всего и всех боящийся, не претендующий на роль лидера, но способный на все.
— Хейно, переходи в мою команду, пока не поздно. Когда придет Монарх, утебя не будет шансов остаться.., в живых.
– Рыков поднялся.
Носовой с любопытством глянул на него снизу вверх.
— Ты считаешь, он.., придет? Зачем? Как это ему удастся? Кто его вызовет?
— Всего хорошего.
– Герман Довлатович поклонился и просеменил к выходу из ресторана. Хейно Яанович задумчиво смотрел ему вслед, отмечая внутренним зрением, как засуетилась на улице команда телохранителей Рыкова, ведомая Темиром Жанболатовым, хотя Герман в ней не особенно-то и нуждался.
Их разговор не мог подслушать никто, даже другие Посвященные, оба заблаговременно приняли защитные меры, однако у Носового осталось в душе тягостное впечатление, что в беседе незримо присутствовал кто-то третий.